– Ничуть, – огрызаюсь я. – Даже не хотелось сегодня приезжать.
– Я этого боялся.
– То, что вчера произошло, противоречит всему, чего я пытаюсь достичь. Я не хочу лгать вашей жене. Я не хочу, чтобы она меня ненавидела. Я не хочу ничего разрушать. Цель того, чем мы занимаемся, – сделать ей подарок, а не устроить кошмар с подозрениями. По идее, я невидимка, а не причина проблем.
– Обещаю, Холли, больше такого не повторится. Если что, я скажу ей правду.
– Если не скажете вы, скажу я, – твердо говорю я.
– Договорились.
Я перевожу дух.
– Ладно, давайте приступим.
«Инициативе “P. S. Я люблю тебя”», как я теперь выражаюсь в официальной переписке, удалось прийти к соглашению с Донард-каслом, замком, который с XV века принадлежал одной семье, пятьдесят лет назад перешел в общественную собственность и теперь стал популярным местом проведения мероприятий. Сегодня тут свадебный прием, и пока новобрачные произносят свои клятвы в соседней часовне, у нас с Полом есть разрешение воспользоваться нарядным залом, чтобы снять там очередное его послание дочери.
Это отцовская речь на свадьбе Евы.
Когда некоторое время назад он поделился со мной этой идеей, она показалась мне трогательной, но сегодня мы имитируем свадьбу Евы, и я встревожена. Щедро рассыпая вчера перлы мудрости, Джиника спросила меня про письма Джерри, и этот вопрос занозой сидит у меня в памяти. Все ли письма попали в цель? Не было ли какого промаха? Звучит тревожная музыка. Да, и что до меня – все ли я делаю правильно? Суть ведь не только в том, чтобы держать камеру и снимать фильм; я попала в клуб «P. S. Я люблю тебя» только благодаря тому, что у меня есть опыт, которого больше ни у кого нет. Я способна предложить Полу больше, но он мне такой возможности не дает.
Когда человек болен, особенно так, как Пол, у него не так уж часто случаются светлые дни, и меньше всего мне хочется их портить. Я не вмешиваюсь в его планы, потому что боюсь разрушить его мечту. И все-таки тем, что молчу, я ущемляю интересы его близких. Точно так же, как и своих собственных. Смотрю на часы. Наверное, уже сели за стол. Не знаю, чем заняты Гэбриел с Авой. Возможно, тоже обедают и, не исключено, еще с Кейт и Финбаром, и мысль о том, что без меня они играют в счастливую объединенную семью, не доставляет мне радости.
– Ну, как я вам? – спрашивает Пол, демонстрируя мне свой черный смокинг, и имитирует Бонда: – Меня зовут Пол. Пол Мерфи.
Улыбаюсь и поправляю ему бабочку.
– Вы самый молодой отец невесты из всех, кого я видела в жизни.
С довольным видом он оглядывает зал.
– Холли, вы превзошли себя!
Для сегодняшних новобрачных зал украшен в розовых с серебром тонах, розовые пионы в центре каждого из десяти круглых столов. Скатерти белые, и стулья в белых чехлах, через один, – то с розовым, то с серебряным бантом. Накрыт для банкета, лицом к залу, и длинный стол для почетных гостей, а за ним возвышается сцена. Музыканты у нас на глазах закончили проверку аппаратуры и ушли, оставив нас вдвоем на оговоренные тридцать минут. Больше времени бесплатно мне не дал бы никто.
– Вы готовы? – спрашиваю я Пола, выводя его из транса, в котором он взирает на зал, воображая, как пройдет здесь когда-нибудь свадьба дочери. Вкладывая свою фантазию и добавляя ее к собственным воспоминаниям, как будто это уже случилось, и он там был.
– Э, да, – говорит он, несколько удивленный моим деловым тоном.
– Главный стол здесь.
Он идет за мной вдоль длинного стола, читает имена на карточках, может быть, представляя тех, кто будет за этим столом на свадьбе Евы.
– Здесь место отца, – прерываю я его мысли. – Я принесла бутылку шампанского. Безалкогольного. Понятно ведь, что обычное вам нельзя. – Вынимаю бутылку из сумки. Открываю ее, наполняю предусмотрительно прихваченный бокал – все всерьез – и подаю ему.
Он молча за мной наблюдает.
– Все в порядке, Холли? Вы как-то слегка…
– Что?
– Ничего, – отступает он. – Если это из-за вчерашнего, я еще раз прошу прощения.
– Забудьте. У нас всего двадцать минут, прежде чем появятся новобрачные.
– Хорошо. Начали.
Он становится на место отца невесты.
– Как мне снимать стол? – спрашиваю я. – Снять ваше лицо крупным планом можно где угодно, нарядный зал тут не нужен. Но если делать общий план, то тогда видно, что вы здесь один.
Он моргает в растерянности.
Решение принимаю я.
– Я могу снять цветы, вот так… Раз, два… – подаю ему знак кивком.
Он поднимает бокал и широко улыбается.
– Привет, Обезьянка! Моя дорогая Ева. Для меня честь быть здесь с тобой в такой важный для тебя день. Ты такая красивая! И этот парень рядом с тобой… – Наверное, я поморщилась, потому что он перебивает себя: – Я сказал что-то не то?
Я перестаю снимать.
– Нет. Почему?
– Вы поморщились.
Я пожимаю плечами:
– Не обращайте внимания на мое лицо. Сосредоточьтесь на речи. Давайте сначала.
– Дорогая моя Обезьянка! Ева! Для меня честь…
– Стоп. – Очевидно, я опять скорчила рожу, потому что то же самое выражение задело меня во второй раз. Я опускаю телефон. – Сейчас Еве один год. Это понятно, что вы дразните ее Обезьянкой, но уверены ли вы, что стоит обращаться к ней так в день ее свадьбы?
Он это обдумывает.
– Но ведь это смешно?
– Она может не вспомнить, что вы так ее называли. Ведь пройдет не меньше двадцати лет.
– Хорошо. – Он откашливается. – Моя дорогая Ева. Я так рад быть здесь в твой особый день. Ты такая красивая в этом платье…
– А что, если она будет не в платье?
– Все невесты всегда в платьях.
– Да, так было в 1952-м.
Он совсем сбит с толку.
– Она может быть в бикини на пляже или в костюме Элвиса в Вегасе. Вы представления не имеете, что ей вздумается надеть. Вы, скорее всего, появитесь на экране. Люди будут шокированы. Растроганы. Смущены. Представьте, каково будет Еве. Достаточно того, что вы делитесь своими чувствами. Лучше не входите в детали, потому что, если дать сбой в мелочах, утратится ощущение подлинности.
– Да. Хорошо. Это вы по делу.
Он начинает снова:
– Здравствуй, моя дорогая Ева. Я в восторге, что могу быть с тобой в этот день, который так много значит, и хотя лично я присутствовать не могу, с этого самого лучшего в зале места я поднимаю свой бокал за тебя. Хочется поздравить и жениха. Надеюсь, он понимает, как ему повезло… – Улыбка его вянет. Он злится. – Что опять?
Я снова перестаю снимать.
– А что, если она выйдет не за мужчину?
Он выкатывает глаза.
– А вы подумайте. Ей сейчас год, и она кажется вам воплощением гетеросексуальности, – пытаюсь шутить я, – но она вырастет и, кто знает, может быть, все переменится. И если вдруг она свяжет свою судьбу с женщиной, то ваши слова испортят всю свадьбу.
Видно, что я его злю, но Пол собирается с силами, начинает еще раз, и все идет хорошо, пока он не произносит: «Как отец новобрачной, от своего имени и от имени Клер…»
Я прекращаю запись.
– Пол, – тихо говорю я.
– Что? – рявкает он.
Я иду к нему. Время наше кончается. Пора мне высказаться начистоту.
– Пожалуйста, позвольте мне говорить без обиняков.
– Господи, а что вы делали раньше? Скоро здесь будут люди, а мы ничего не сделали! Надо было нам сначала порепетировать. – На верхней губе и на лбу у него капельки пота.
– Я предлагала, но ведь вы отказались. Вы хотели все сделать по-своему. Теперь, пожалуйста, выслушайте меня.
Он затихает.
– Я не была с вами честна. Все это время я велась на ваш энтузиазм, была увлечена вашей миссией, но я сослужу плохую службу, если не остановлю это.
Укол в сердце, и он готовит себя к следующему.
– То, что вы сделали, – замечательно. Ваши идеи захватывают. Трогают. Исполнены любви. Но нацелены они в основном на вас. – Останавливаюсь посмотреть, как он это принял, вижу, что неважно. – Они для того, чтобы вы чувствовали себя включенным в их жизнь. И для того, чтобы родные чувствовали, что вы рядом, но ведь в любом случае в памятные моменты вы будете в их мыслях. Так что вы не исчезнете, даже если не реализуете каждую из своих идей.
Он смотрит себе под ноги, по скулам ходят желваки.
– Что, если Каспер не захочет водить машину? Или захочет, и Клер научит его? Что, если Ева не выйдет замуж? Или выйдет, но речь на свадьбе решит произнести Клер? Вы не можете планировать их будущее за них.
– Я вас понял, – неверным голосом отзывается он. – Но я не хочу, чтобы они жили с ощущением, что им чего-то недодали. Чтобы росли с ощущением пустоты, как будто там, где они находятся, всегда зияет сквозная дыра. Пустота за столом в том месте, где должен сидеть отец.
Думаю, сказать или не сказать. Даже Джерри предвидел то, что Полу не пришло в голову. Последнее письмо Джерри торит путь тому, кто займет его место.
– Я этого боялся.
– То, что вчера произошло, противоречит всему, чего я пытаюсь достичь. Я не хочу лгать вашей жене. Я не хочу, чтобы она меня ненавидела. Я не хочу ничего разрушать. Цель того, чем мы занимаемся, – сделать ей подарок, а не устроить кошмар с подозрениями. По идее, я невидимка, а не причина проблем.
– Обещаю, Холли, больше такого не повторится. Если что, я скажу ей правду.
– Если не скажете вы, скажу я, – твердо говорю я.
– Договорились.
Я перевожу дух.
– Ладно, давайте приступим.
«Инициативе “P. S. Я люблю тебя”», как я теперь выражаюсь в официальной переписке, удалось прийти к соглашению с Донард-каслом, замком, который с XV века принадлежал одной семье, пятьдесят лет назад перешел в общественную собственность и теперь стал популярным местом проведения мероприятий. Сегодня тут свадебный прием, и пока новобрачные произносят свои клятвы в соседней часовне, у нас с Полом есть разрешение воспользоваться нарядным залом, чтобы снять там очередное его послание дочери.
Это отцовская речь на свадьбе Евы.
Когда некоторое время назад он поделился со мной этой идеей, она показалась мне трогательной, но сегодня мы имитируем свадьбу Евы, и я встревожена. Щедро рассыпая вчера перлы мудрости, Джиника спросила меня про письма Джерри, и этот вопрос занозой сидит у меня в памяти. Все ли письма попали в цель? Не было ли какого промаха? Звучит тревожная музыка. Да, и что до меня – все ли я делаю правильно? Суть ведь не только в том, чтобы держать камеру и снимать фильм; я попала в клуб «P. S. Я люблю тебя» только благодаря тому, что у меня есть опыт, которого больше ни у кого нет. Я способна предложить Полу больше, но он мне такой возможности не дает.
Когда человек болен, особенно так, как Пол, у него не так уж часто случаются светлые дни, и меньше всего мне хочется их портить. Я не вмешиваюсь в его планы, потому что боюсь разрушить его мечту. И все-таки тем, что молчу, я ущемляю интересы его близких. Точно так же, как и своих собственных. Смотрю на часы. Наверное, уже сели за стол. Не знаю, чем заняты Гэбриел с Авой. Возможно, тоже обедают и, не исключено, еще с Кейт и Финбаром, и мысль о том, что без меня они играют в счастливую объединенную семью, не доставляет мне радости.
– Ну, как я вам? – спрашивает Пол, демонстрируя мне свой черный смокинг, и имитирует Бонда: – Меня зовут Пол. Пол Мерфи.
Улыбаюсь и поправляю ему бабочку.
– Вы самый молодой отец невесты из всех, кого я видела в жизни.
С довольным видом он оглядывает зал.
– Холли, вы превзошли себя!
Для сегодняшних новобрачных зал украшен в розовых с серебром тонах, розовые пионы в центре каждого из десяти круглых столов. Скатерти белые, и стулья в белых чехлах, через один, – то с розовым, то с серебряным бантом. Накрыт для банкета, лицом к залу, и длинный стол для почетных гостей, а за ним возвышается сцена. Музыканты у нас на глазах закончили проверку аппаратуры и ушли, оставив нас вдвоем на оговоренные тридцать минут. Больше времени бесплатно мне не дал бы никто.
– Вы готовы? – спрашиваю я Пола, выводя его из транса, в котором он взирает на зал, воображая, как пройдет здесь когда-нибудь свадьба дочери. Вкладывая свою фантазию и добавляя ее к собственным воспоминаниям, как будто это уже случилось, и он там был.
– Э, да, – говорит он, несколько удивленный моим деловым тоном.
– Главный стол здесь.
Он идет за мной вдоль длинного стола, читает имена на карточках, может быть, представляя тех, кто будет за этим столом на свадьбе Евы.
– Здесь место отца, – прерываю я его мысли. – Я принесла бутылку шампанского. Безалкогольного. Понятно ведь, что обычное вам нельзя. – Вынимаю бутылку из сумки. Открываю ее, наполняю предусмотрительно прихваченный бокал – все всерьез – и подаю ему.
Он молча за мной наблюдает.
– Все в порядке, Холли? Вы как-то слегка…
– Что?
– Ничего, – отступает он. – Если это из-за вчерашнего, я еще раз прошу прощения.
– Забудьте. У нас всего двадцать минут, прежде чем появятся новобрачные.
– Хорошо. Начали.
Он становится на место отца невесты.
– Как мне снимать стол? – спрашиваю я. – Снять ваше лицо крупным планом можно где угодно, нарядный зал тут не нужен. Но если делать общий план, то тогда видно, что вы здесь один.
Он моргает в растерянности.
Решение принимаю я.
– Я могу снять цветы, вот так… Раз, два… – подаю ему знак кивком.
Он поднимает бокал и широко улыбается.
– Привет, Обезьянка! Моя дорогая Ева. Для меня честь быть здесь с тобой в такой важный для тебя день. Ты такая красивая! И этот парень рядом с тобой… – Наверное, я поморщилась, потому что он перебивает себя: – Я сказал что-то не то?
Я перестаю снимать.
– Нет. Почему?
– Вы поморщились.
Я пожимаю плечами:
– Не обращайте внимания на мое лицо. Сосредоточьтесь на речи. Давайте сначала.
– Дорогая моя Обезьянка! Ева! Для меня честь…
– Стоп. – Очевидно, я опять скорчила рожу, потому что то же самое выражение задело меня во второй раз. Я опускаю телефон. – Сейчас Еве один год. Это понятно, что вы дразните ее Обезьянкой, но уверены ли вы, что стоит обращаться к ней так в день ее свадьбы?
Он это обдумывает.
– Но ведь это смешно?
– Она может не вспомнить, что вы так ее называли. Ведь пройдет не меньше двадцати лет.
– Хорошо. – Он откашливается. – Моя дорогая Ева. Я так рад быть здесь в твой особый день. Ты такая красивая в этом платье…
– А что, если она будет не в платье?
– Все невесты всегда в платьях.
– Да, так было в 1952-м.
Он совсем сбит с толку.
– Она может быть в бикини на пляже или в костюме Элвиса в Вегасе. Вы представления не имеете, что ей вздумается надеть. Вы, скорее всего, появитесь на экране. Люди будут шокированы. Растроганы. Смущены. Представьте, каково будет Еве. Достаточно того, что вы делитесь своими чувствами. Лучше не входите в детали, потому что, если дать сбой в мелочах, утратится ощущение подлинности.
– Да. Хорошо. Это вы по делу.
Он начинает снова:
– Здравствуй, моя дорогая Ева. Я в восторге, что могу быть с тобой в этот день, который так много значит, и хотя лично я присутствовать не могу, с этого самого лучшего в зале места я поднимаю свой бокал за тебя. Хочется поздравить и жениха. Надеюсь, он понимает, как ему повезло… – Улыбка его вянет. Он злится. – Что опять?
Я снова перестаю снимать.
– А что, если она выйдет не за мужчину?
Он выкатывает глаза.
– А вы подумайте. Ей сейчас год, и она кажется вам воплощением гетеросексуальности, – пытаюсь шутить я, – но она вырастет и, кто знает, может быть, все переменится. И если вдруг она свяжет свою судьбу с женщиной, то ваши слова испортят всю свадьбу.
Видно, что я его злю, но Пол собирается с силами, начинает еще раз, и все идет хорошо, пока он не произносит: «Как отец новобрачной, от своего имени и от имени Клер…»
Я прекращаю запись.
– Пол, – тихо говорю я.
– Что? – рявкает он.
Я иду к нему. Время наше кончается. Пора мне высказаться начистоту.
– Пожалуйста, позвольте мне говорить без обиняков.
– Господи, а что вы делали раньше? Скоро здесь будут люди, а мы ничего не сделали! Надо было нам сначала порепетировать. – На верхней губе и на лбу у него капельки пота.
– Я предлагала, но ведь вы отказались. Вы хотели все сделать по-своему. Теперь, пожалуйста, выслушайте меня.
Он затихает.
– Я не была с вами честна. Все это время я велась на ваш энтузиазм, была увлечена вашей миссией, но я сослужу плохую службу, если не остановлю это.
Укол в сердце, и он готовит себя к следующему.
– То, что вы сделали, – замечательно. Ваши идеи захватывают. Трогают. Исполнены любви. Но нацелены они в основном на вас. – Останавливаюсь посмотреть, как он это принял, вижу, что неважно. – Они для того, чтобы вы чувствовали себя включенным в их жизнь. И для того, чтобы родные чувствовали, что вы рядом, но ведь в любом случае в памятные моменты вы будете в их мыслях. Так что вы не исчезнете, даже если не реализуете каждую из своих идей.
Он смотрит себе под ноги, по скулам ходят желваки.
– Что, если Каспер не захочет водить машину? Или захочет, и Клер научит его? Что, если Ева не выйдет замуж? Или выйдет, но речь на свадьбе решит произнести Клер? Вы не можете планировать их будущее за них.
– Я вас понял, – неверным голосом отзывается он. – Но я не хочу, чтобы они жили с ощущением, что им чего-то недодали. Чтобы росли с ощущением пустоты, как будто там, где они находятся, всегда зияет сквозная дыра. Пустота за столом в том месте, где должен сидеть отец.
Думаю, сказать или не сказать. Даже Джерри предвидел то, что Полу не пришло в голову. Последнее письмо Джерри торит путь тому, кто займет его место.