Помимо оружия, рыцарь нёс метровый шест синего цвета, увенчанный серебряным распятием, и поминутно осенял себя крестным знамением. Его щит, как и блуза поверх доспехов, были украшены фамильным гербом Карружей: пурпурное поле, усеянное серебряными геральдическими лилиями. Рыцаря сопровождали граф Валериан де Сен–Поль и двоюродный брат Маргариты Робер де Тибувиль, который также был одним из его секундантов.
За ними в экипаже, задрапированном чёрными полотнищами, следовала мадам Карруж, укутанная в длинный чёрный балахон. Карета могла полагаться ей либо по правилам церемонии, либо как уступка для дамы, поднявшейся в столь ранний час. Маргариту сопровождали её отец Робер де Тибувиль и кузен Томин дю Буа, не так давно бросивший Адаму Лувелю вызов на дуэль, впоследствии отклонённый парижским Парламентом.
Когда в поле зрения появилась печально известная мадам Карруж, страсти накалились до предела. Молодость и красота Маргариты, её строгое чёрное одеяние и роль обвинительницы на столь громком процессе приковывали к ней всеобщее внимание. На мгновение зрители забыли о короле, его напыщенных дядьях и даже о грозном рыцаре, все повернулись, чтобы посмотреть, как на поле появилось это печально известное яблоко раздора.
Хоть Маргарита и не была официально осуждена, она станет свидетельницей дуэли, под угрозой смертной казни, которую немедленно приведут в исполнение в случае гибели её мужа. В чёрное, цвет траура и смерти, традиционно одевали палачей и их жертв, а также приговорённых к сожжению ведьм и еретиков. Одеяние Маргариты словно говорило, что сейчас её жизнь висит на волоске.
Родственники и друзья мадам Карруж, а возможно, и многие зрители сочувствовали её незавидному положению. В окружении её мужа нашлись влиятельные дворяне, которые встречали супружескую чету в Париже и даже предлагали свои услуги в качестве секундантов. Многие люди, по словам адвоката сквайра, свято веруя в честность и правоту рыцаря, симпатизировали его супруге.
Но было также немало тех, кто поддерживал Жака Ле Гри, включая высокопоставленных придворных, а возможно, и самого короля, поскольку сквайр был фаворитом графа Пьера, двоюродного брата государя. Родные и близкие Ле Гри люто ненавидели Маргариту за то, что она запятнала имя сквайра и подвергла его жизнь смертельной опасности, обвинив в гнусном преступлении. Они искренне надеялись, что к концу дня рыцарь будет убит, а его супруга сожжена на костре.
В толпе зрителей, которым были мало интересны эти межсемейные дрязги, столь чёткой конфронтации не наблюдалось, большинство даже не знало всех деталей дела. Многие просто пришли поглазеть на дуэль, редчайшее событие, которое мало кому из присутствующих пришлось созерцать, добавив капельку насилия в коктейль пышных рождественских торжеств святочной недели. Некоторые, несомненно, жалели Маргариту, но находились и злые языки, которые подначивали толпу самыми невероятными слухами и грязными сплетнями перед долгожданной дуэлью и ещё более долгожданным сожжением ведьмы, которое, вероятно, за этим последует.
Кто она? Ведьма? Чаровница? Коварная обольстительница? Когда Маргарита вышла на поле, подставив своё лицо обжигающему зимнему ветру, который трепал соболиную оторочку на её одежде, она, должно быть, почувствовала гремучую смесь сочувствия, враждебности и любопытства во взглядах зевак, изучающих её со всех сторон. Даже её публичное появление перед парижским Парламентом несколькими месяцами ранее померкло перед этим испытанием.
Последним прибыл Жак Ле Гри в окружении родственников, друзей и придворных графа Пьера — его секундантов. Как главный подозреваемый в споре, Жак Ле Гри также приковывал внимание публики. За ним следовали слуги, несущие его шит и боевое снаряжение, и паж, ведущий под уздцы боевого коня. По иронии судьбы герб Ле Гри повторял герб рыцаря, только в обратном порядке: серебряное поле, пересечённое кроваво–красной полосой.
Соперники разошлись по разные стороны огороженного ристалища, рыцарь и его свита по правую руку от короля, сквайр со своим кортежем — по левую. Каждый расположился близ ворот у собственной палатки с креслом и скамьёй, чтобы забраться на коня. Затем маршал поднялся со своего места у королевского трона и направился к правым воротам в сопровождении герольда и двух из четырёх рыцарей, исполняющих роль официальных свидетелей. Другой герольд в сопровождении оставшихся двух свидетелей проследовали к левым воротам.
Подъехав к воротам справа, маршал остановил свою лошадь у сидящего на коне рыцаря и потребовал сообщить, кто он такой, зачем явился сюда во всеоружии и по какой причине.
— Достопочтенный фельдмаршал, — громко начал рыцарь, чтобы слышали все присутствующие. — Я, рыцарь Жан де Карруж, прибыл сюда по приказу своего государя на коне и во всеоружии, дабы, как истинно благородный рыцарь, выйти на ристалище и сразиться с Жаком Ле Гри, сквайром, совершившим гнуснейшее преступление против моей супруги Маргариты де Карруж. И я призываю в этот день Господа нашего, Святую Деву и заступника Святого Георгия в свидетели чистоты и праведности моих намерений{18}. Посему я пришел лично, дабы исполнить долг чести, и прошу, чтобы вы по справедливости даровали мне часть этого поля, солнца, воздуха и всего, что требуется в подобных случаях. Клянусь, что я исполню волю Господа нашего, Пресвятой Девы и заступника Святого Георгия. Публично заявляю, что буду сражаться конным или пешим, как того потребуют обстоятельства, подниму или сложу то оружие, которое потребуется, буду нападать или защищаться, нанося решающий удар или отражая его, если будет на то святая Господня воля.
СВИТКИ
Бойцы перед началом поединка предъявляют свитки с изложенными в них взаимными обвинениями. МС. фр. 2258, фол. 14с. Французская национальная библиотека.
После того как апеллянт произнёс свою речь, пришёл черёд официально высказаться ответчику. По сигналу маршала глашатай зычно прокричал: «Приглашается месье Жак Ле Гри высказаться в свою защиту по обвинениям, выдвинутым месье Жаном де Карружем».
Маршал проехал через поле, пока не очутился лицом к лицу с Ле Гри, и тоже потребовал, чтобы тот объяснил, кто он такой, зачем явился сюда во всеоружии и с какой целью.
— Достопочтенный фельдмаршал, — громко продекламировал Ле Гри. — Я, Жак Ле Гри, сквайр, прибыл сюда по приказу своего государя на коне и во всеоружии, дабы, как истинно благородный рыцарь, выйти на поле боя и сразиться с Жаном де Карружем, рыцарем, из–за ложного обвинения, выдвинутого им против меня, запятнавшего мою честь и доброе имя. И в этот день я призываю Господа, Пресвятую Деву и Святого Георгия в свидетели моей невиновности. Посему я пришёл лично, дабы исполнить долг чести, и прошу, чтобы вы по справедливости даровали мне часть этого поля, солнца, воздуха и всего, что требуется в подобных случаях. Клянусь, что я исполню волю Господа нашего, Пресвятой Девы и заступника Святого Георгия. Публично заявляю, что буду сражаться конным или пешим, как того потребуют обстоятельства, подниму или сложу то оружие, что мне потребуется, буду нападать или защищаться, нанося решающий удар или отражая его, как будет на то святая Господня воля.
Публично представившись, они передали списки взаимных претензий и краткое содержание спора, изложенные на пергаментных свитках. Над свитками тщательно поработали их адвокаты. Карруж и Ле Гри, по–прежнему сидя в седле по разные стороны поля, сверлили друг друга презрительными взглядами и грозно размахивали пергаментными свитками словно оружием. Казалось, ещё чуть–чуть, и словесная дуэль двух придворных перерастёт в реальную потасовку, и теперь маршал уже обратился к королю, прося открыть ристалище для битвы.
Получив королевское дозволение, маршал приказал противникам спешиться и занять свои места. Дуэлянты взгромоздились на высокие кресла, каждый близ своего шатра, перебрасываясь через поле гневными взглядами. Они выполнили свои клятвы, явившись на ристалище в означенный день и час. Всех прочих, кроме дуэлянтов и их боевых коней, вывели с поля.
Пока Карруж и Ле Гри рассаживались по местам, а чиновники занимались приготовлениями к дуэли, Маргарита оставалась в своём экипаже на краю ристалища, ожидая, когда закончится официальная часть и начнётся поединок. Впрочем, ждать мадам Карруж пришлось недолго, король приказал ей покинуть своё убежище.
Маргариту возвели на затянутый чёрным сукном импровизированный эшафот, с которого открывался прекрасный вид на ристалище, чтобы «ожидать там милости Божьей и молиться о благополучном исходе битвы».
Как только оба противника и дама расселись по своим местам, «король оружия» с помощью двух эскутов, приставленных к каждому бойцу, принялся осматривать их вооружение, чтобы исключить вероятность использования на поле боя каких–либо незаконных ухищрений и убедиться, что все копья, мечи, топоры и кинжалы были одинаковой длины.
Пока проводился осмотр оружия, на ристалище вышел один из герольдов, чтобы зачитать толпе правила поведения во время поединка.
— Слушайте, слушайте, слушайте! Сеньоры, рыцари, сквайры и прочий честной народ! Повелением нашего верховного владыки короля Франции строго–настрого, под страхом смертной казни с конфискацией имущества, любому из присутствующих здесь запрещается иметь при себе меч, кинжал или любое другое оружие, если только вы не являетесь официальным королевским стражем, либо имеете на то специальное разрешение нашего владыки короля. Помимо этого, по велению нашего владыки короля, строго–настрого запрещается любому лицу любого ранга оставаться в седле во время боя, за исключением самих дуэлянтов. Если кто–либо из дворян ослушается, то он будет лишён лошади; если правило нарушит кто–либо из слуг — он лишится уха. Помимо этого, по велению нашего владыки короля, строго–настрого запрещается любому лицу любого звания и сословия приближаться к полю боя и выходить на ристалище, за исключением тех, кто имеет на это особое право; всякий, сделавший это, будет лишён жизни, а его имущество — конфисковано. Помимо этого, по велению нашего владыки короля, строго–настрого запрещается любому лицу любого звания и сословия, сидя на скамье либо на земле, умышленно закрывать обзор другим зрителям. Всякий, сделавший это, будет лишён руки. Помимо этого, по велению нашего владыки короля, строго–настрого запрещается любому лицу любого звания и сословия громко говорить, жестикулировать, кашлять, плеваться или совершать что–либо подобное. Всякий, сделавший это, будет лишён жизни, а его имущество — конфисковано.
Без сомнения, судебные дуэли не были шумными зрелищами, сопровождаемыми свистом и восторженным рёвом толпы. Хронисты сообщают, что наблюдавшие за поединком зрители сидели словно заворожённые, в гробовой тишине, боясь даже вздохнуть лишний раз.
С этого момента дуэль будет отмечена пугающей соразмерностью. Тщательно проработанные правила и ритуалы должны были обеспечить честный бой, не оставляя ничего на волю случая (или провидения), «кроме, конечно же, самого исхода дуэли». Равным надлежало быть не только оружию дуэлянтов, но и их самих следовало уравнять в правах. Жан де Карруж был рыцарем, а Жак Ле Гри — всего лишь сквайром. И вот, Ле Гри становится на колени перед маршалом, чтобы тот посвятил его в рыцари.
Посвящение в рыцари (даббинг) далеко не всегда было сложным ритуалом с ночными бдениями, награждением оружием и прочими церемониями. Да и сам титул не обязательно присуждался за доблесть и воинские заслуги; порой мужчин посвящали в рыцари накануне решающей битвы, чтобы мотивировать их. Для посвящения сквайра в рыцари следовало лишь трижды хлопнуть его плашмя по плечу маршальским мечом и произнести слова посвящения: «Именем Господа, Святого Михаила и Святого Георгия, посвящаю тебя в рыцари; будь храбрым, учтивым и преданным!»
Однако быть рыцарем на деле — совсем другая песня. Это отточенная практика боя на мечах, прекрасное умение держаться в седле, чтобы быть достойным соперником на рыцарских турнирах и в реальных сражениях. В последнем Жан де Карруж особенно поднаторел. Ещё юношей он успел поучаствовать во многих военных компаниях (включая последнюю Шотландскую) и вернуться невредимым. Жак Ле Гри, хоть и был личным королевским оруженосцем, имел более скромный военный опыт, чем его соперник.
Но Жак Ле Гри был выше и сильнее, а это даёт неалое преимущество в схватке. К тому же сквайр был богаче и мог позволить себе лучших лошадей и оружие. Несмотря на перенесённую в сентябре болезнь, подкосившую его после вердикта суда, сквайр имел здоровый цветущий вид и «выглядел бодро», в то время как «Карруж был обессилен лихорадкой, что мучила его уже длительное время». Как говорится в одном из донесений, «в означенный день с рыцарем случился очередной приступ лихорадки».
Любой из этих факторов: сила, здоровье, богатство, боевые навыки и опыт, могли сыграть на поле боя решающую роль, и в чью пользу они сработают, предсказать было невозможно. Переломить ход сражения могла любая из тысячи случайностей, от подвернувшейся на ровном месте ноги или лопнувшего ремешка до слепящего солнечного блика, отброшенного доспехами противника или сломавшегося клинка.
После церемонии посвящения в рыцари Жак Ле Гри вернулся на своё место, и в центр ристалища вновь вышел герольд, на этот раз, чтобы огласить противникам правила боя.
— Правило первое: если кто–либо из бойцов пронесёт на поле боя любое оружие, запрещённое французским законом, оно будет изъято без права замены на другое. Правило второе: если кто–либо из дуэлянтов пронесёт на поле боя оружие, заговорённое при помощи чёрной магии, ворожбы и прочих языческих обрядов, способное нанести ущерб силам и способностям противника до, после либо во время боя, нарушитель будет наказан как еретик, предатель или убийца, в зависимости от обстоятельств. Правило третье: каждый дуэлянт должен взять с собой на поле боя достаточно хлеба, вина и прочей еды, питья, и всего, что необходимо в течение дня, чтобы подкрепить силы, как собственные, так и своего коня. Правило четвёртое: каждый дуэлянт волен сражаться пешим или конным, вооружённым по собственному разумению любым оружием или предметом для нападения либо защиты, за исключением оружия и предметов дьявольской природы, либо заговорённых при помощи ворожбы, заклинаний и прочих богопротивных ритуалов, запрещённых Святой Церковью для всех добрых христиан. Правило пятое: каждый дуэлянт должен принести клятву и публично заявить, что если до захода солнца Господь не поможет ему победить противника или прогнать того с поля битвы до наступления темноты, то он примет это как Божью волю и явится сюда на следующий день, чтобы продолжить бой.
Дуэль могла затянуться на целый день, так и не завершившись до заката или к тому времени, когда на небе покажутся звёзды. В таком случае бой будет продолжен на следующий день. Что же касается магии, то в Средние века к этому относились на полном серьёзе, ведь частенько противники не брезговали колдовством и заклинаниями, чтобы заговорить оружие, а то и вовсе выковать его по колдовским канонам, заручившись поддержкой Лукавого. Поэтому участникам судебной дуэли под страхом смерти строго–настрого воспрещалось использовать любое волхование, способное воспрепятствовать Божьей воле.
Выслушав эти правила, каждый дуэлянт должен был принести три официальные клятвы. Религиозная составляющая поединка вышла на первый план, когда священники вынесли на поле и водрузили в самом центре ристалища алтарь (прямоугольный постамент полтора метра длиной, метр шириной и полметра высотой, покрытый золототканым узорчатым покровом), на нём установили серебряное распятие и молитвенник, открытый на странице с изображением Страстей Христовых.
Священники и алтарь со святыми дарами, выставленными на всеобщее обозрение, должны были благословить схватку, как Божий суд, или judicium Dei. Молитвенник и распятие также напоминали о Божьем суде и страданиях, перенесённых Христом за грехи человеческие. Здесь, на этом поле, благословлённом символами Страстей Христовых, Господь явит свою милость и обличит виновного, заставив его пролить кровь за свои грехи.
КЛЯТВЫ
Дуэлянты, встав на колени лицом к лицу, касаясь молитвенника и распятия, в присутствии священников произносят торжественные клятвы. МС. фр. 2258, фол. 18с. Французская национальная библиотека.
Первую клятву произносил каждый по отдельности, маршал проводил церемонию, священники выполняли роль свидетелей. Вначале к алтарю подошёл Жан де Карруж. Подняв забрало и преклонив колени, он снял перчатку с правой руки и, коснувшись распятия, прочитал слова клятвы.
— Клянусь на святом Евангелии, свидетельстве Страстей Господа нашего Иисуса Христа, истиной христианской верой и Святым Крещением, что я свято верю в праведность своего дела и законность собственных деяний в сём поединке.
Затем он вновь призвал в свидетели Всевышнего, Деву Марию и Святого Георгия.
Когда рыцарь вернулся на своё место, к алтарю подошёл Жак Ле Гри и, преклонив колени, также поклялся в своей невиновности.
Для второй клятвы уже оба воина преклонили колени по разные стороны алтаря лицом друг к другу, они протянули руки, возложив обнажённые ладони на распятие так, что их пальцы едва не соприкоснулись. Каждый под страхом навлечь на себя все муки ада поклялся в праведности своего дела и правдивости собственных показаний. Также дуэлянты поклялись, что не использовали колдовской заговор ни для себя, ни для своих коней, и что каждый из них полагается лишь на праведность собственного дела, силу своих рук и коня. Затем каждый поочерёдно приложился к распятию.
Третья, последняя клятва, была самой важной. Коленопреклонённые противники, стояли по разные стороны алтаря лицом друг к другу, возложив правые руки на распятие, на этот раз соединив левые руки без перчаток в открытой ладони маршала (««La main sinistre»). С этим рукопожатием оба дуэлянта дали торжественную клятву, начал опять Карруж.
— Ты, именуемый Жаком Ле Гри, чью длань я держу в своей руке, клянусь Святым Евангелием, верой и крещением, данными мне от Бога, что вызываю тебя на бой во имя чести и справедливости, твой же мотив — есть зло.
Следующим заговорил Жак Ле Гри, всё ещё сжимая левую руку противника.
— Ты, именуемый Жаном де Карружем, чью длань я держу в своей руке, клянусь Святым Евангелием, верой и крещением, данными мне от Бога, что твой мотив — есть зло. Я же вызываю тебя во имя чести и справедливости.
Произнеся клятвы, дуэлянты вновь поочерёдно приложились к распятию.
Третья, и последняя клятва была похожа на те, что обычно сопровождали многие средневековые ритуалы, от брачных обетов до вассальной присяги. Разница лишь в том, что, скрепляя клятву, стороны держали друг друга за правую руку, в то время как дуэлянты соединяли левые руки, демонстрируя враждебность этой связи.
Произнося клятвы, противники рисковали не только жизнью, состоянием и репутацией, но и своей бессмертной душой. Один из священников, указав на святые дары на алтаре, торжественно напомнил дуэлянтам и всем присутствующим, что исход поединка решит, «чьё тело и душа будут навеки прокляты после принесённых здесь обетов, ибо отныне они будут судимы Божьим судом».
Выслушав грозные предупреждения священника, дуэлянты поднялись и разошлись по своим местам в разных концах поля.
После того как противники представились, изложили взаимные претензии, предъявили свитки, сдали на осмотр оружие, выслушали правила боя и произнесли три великие клятвы, оставалась последняя церемония.
Смертельные дуэли во Франции стали редкостью, а поединки, из–за которых на волоске висела ещё и жизнь прекрасной дамы, и вовсе были в диковину. После того как дуэлянты закончили с клятвами, пришёл черёд присягнуть и главному свидетелю, Маргарите.
Жан де Карруж подошёл к жене и, подняв забрало и глядя ей прямо в глаза, торжественно произнёс:
— Мадам Карруж, на основании ваших показаний я готов рискнуть своей жизнью в битве с Жаком Ле Гри. Вам известна праведность моих намерений.
Воцарилась гробовая тишина, тысячи взоров устремились на Маргариту.
— Монсеньор, можете сражаться с чистой совестью, ибо за вами правда, — ответила она.
ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА
Маргарита, сидящая здесь в своём экипаже, прощается с Жаном перед началом дуэли. Жан де Ваврен, Английские хроники. МС. Royal 14 Е. IV, фол. 267с. С разрешения Британской библиотеки.
— На всё Божья воля, — просто ответствовал ей рыцарь.
Это были последние реплики, которыми супруги обменялись перед дуэлью. Оба понимали, что, возможно, это последние в их жизни слова, сказанные друг другу.
Рыцарь поцеловал жену, сжал её руку и перекрестился. Закончив последнюю церемонию, он вернулся на место в конце поля.
Хронист описывает тревогу во взгляде Маргариты, когда она смотрела вслед мужу, отправляющемуся на смертельный поединок.
«Дама осталась сидеть у края поля, вознося молитвы Господу и Пресвятой Деве с просьбой даровать желанную победу, которую она по праву заслуживала. Легко понять её тревогу, ведь она была далеко не уверена в собственной безопасности, если муж потерпит неудачу, её сожгут без всякого обжалования. Не знаю (мне не случилось с ней общаться), жалела ли она хоть раз, что зашла так далеко и навлекла смертельную опасность на голову собственного мужа, теперь ей оставалось лишь ждать, чем всё закончится».
Маргарите и впрямь угрожала смертельная опасность. Свидетельство тому — ужасная казнь чиновника Карла VI по сфабрикованному обвинению в ереси, подобная судьба ожидала и Маргариту, если её муж проиграет дуэль. Вот как описывает казнь летописец:
«Его (приговорённого) вытащили на площадь, где уже пылал костёр и стояла виселица, а у её подножия — столб с тяжёлой железной цепью. С перекладины виселицы свешивалась ещё одна цепь с железным ошейником. Ошейник, исполняющий роль петли, замкнули на шее висельника, чтобы затем, натянув цепь, зафиксировать преступника вертикально. Первую цепь обмотали вокруг туловища, чтобы понадёжнее привязать его к столбу. Он кричал без умолку. Приковав к столбу, его обложили огромными вязанками дров и подожгли. Дрова занялись мгновенно. Несчастный был повешен и сожжён, и король, возможно, наблюдал за казнью из окна своей резиденции».
Если Маргариту сожгут, то это произойдёт прямо на глазах у государя. Средневековый люд, от короля до нищего крестьянина, с большой охотой наблюдал за чудовищными пытками и казнями, не забывая приводить с собой детей на эти жуткие зрелища с сожжением, повешением, утоплением, погребением заживо и прочими ужасами. Есть свидетельства, что приговорённые к сожжению жертвы агонизировали на костре до получаса и более.