Щеки Хардина пылают. Его губы изгибаются в нервной улыбке, а я молча смотрю на него.

Затем я практически запрыгиваю на кресло, в котором сидит он, и мы едва не падаем. Я безумно хочу быть рядом с этим сумасшедшим парнем. К счастью, ему хватает сил сохранить равновесие. Я обнимаю его так крепко, что он даже кашляет, и тогда я отпускаю руки.

– Это так… это просто идеально! – всхлипываю я. – Спасибо тебе! Ты такой внимательный, просто поверить не могу.

Сижу у него на коленях, и мы соприкасаемся лбами.

– Да ладно… ничего особенного, – скромно отвечает Хардин, и меня удивляет его спокойный тон – пока Триш не начинает покашливать.

Быстро слезаю с его колен. На мгновение я забыла, что мы не одни.

– Простите! – говорю я и сажусь обратно на диван.

Она понимающе улыбается.

– Не стоит извиняться, милая.

Хардин молчит; я знаю, что он не станет обсуждать подарок в присутствии Триш, и поэтому меняю тему. Но этот браслет просто невероятный. Более идеальной цитаты для подвески нельзя было подобрать.

«Из чего бы ни были сделаны наши души, его и моя состоят из одного вещества», – именно так я могу описать мои чувства к нему. Мы такие разные и все же совершенно одинаковые, как Кэтрин и Хитклифф. Остается лишь надеяться, что мы не разделим их судьбу. Научившись на их ошибках, сумеем ее избежать.

Надеваю браслет на запястье и медленно покачиваю рукой, чтобы зазвенели подвески. Мне никогда не дарили ничего подобного. Я думала, что электронная книга была лучшим подарком за всю мою жизнь, но Хардин сумел переплюнуть самого себя, подарив этот браслет. Ной всегда приносил мне на Рождество парфюм и носки. Каждый год. Хотя и я каждый раз покупала то же самое. Такими и были наши отношения – скучными, рутинными.

Я рассматриваю браслет и потом понимаю, что и Хардин, и Триш смотрят на меня. Я тут же встаю и начинаю убирать разбросанную оберточную бумагу.

С улыбкой Триш спрашивает:

– Ну, мои леди и джентльмен, что будем делать весь оставшийся день?

– Я бы вздремнул, – говорит Хардин, и она закатывает глаза.

– Вздремнул? Так рано? На Рождество? – издевается она над ним.

– В сотый раз повторяю: сегодня еще не Рождество, – чуть резче необходимого отвечает он, но затем улыбается.

– Ты такой сварливый, – ворчит она и шлепает его по руке.

– Какова мать, таков и сын.

Пока они продолжают шутливую перебранку, я выбрасываю помятую и разорванную обертку и ухожу в свои мысли. Теперь я чувствую себя еще хуже из-за того, что не приготовила ему подарок. Вот бы торговый центр сегодня работал… не представляю, что бы я ему купила, но это было бы лучше, чем ничего. Снова опускаю взгляд на браслет и провожу пальцем по подвеске со знаком бесконечности. Все еще не могу поверить, что она в точности такая же, как его татуировка.

– Почти готова?

Я подпрыгиваю от неожиданности: он сказал это мне прямо на ухо. Я поворачиваюсь и шлепаю Хардина по руке.

– Ты меня напугал!

– Прости, любимая, – хихикая, говорит он.

Когда он называет меня «любимая», сердце стучит как бешеное. Это так на него не похоже.

Я чувствую, как он улыбается, уткнувшись мне в шею, и обнимает меня за талию.

– Поспишь вместе со мной?

Я смотрю на него и говорю:

– Нет. Я составлю компанию твоей маме. Но, – добавляю я с улыбкой, – я обязательно подоткну тебе одеяло.

Я не люблю дремать днем – могу прилечь, только если слишком устала, – и мне будет приятно провести время с его мамой, почитать или заняться чем-нибудь еще.

Хардин закатывает глаза, но все же ведет меня за собой в спальню. Он снимает футболку через голову и бросает ее на пол. Я рассматриваю знакомые линии татуировок на его теле, и он улыбается.

– Тебе правда понравился браслет? – спрашивает он, подходя к кровати.

Он сбрасывает декоративные подушки на пол, а я их подбираю.

– Какой ты неаккуратный! – ворчу я.

Складываю подушки в шкаф, убираю его футболку в комод, затем беру свою электронную книгу и сажусь рядом с ним.

– Но что касается твоего вопроса – да, мне правда очень понравился браслет. Ты так внимателен, Хардин. Почему ты не сказал, что он от тебя?


Он притягивает меня к себе, и я кладу голову ему на грудь.

– Потому что я знал: ты и так волнуешься из-за того, что не купила мне подарок. – Он смеется. – И что будешь волноваться еще больше, увидев этот великолепный браслет.

– Надо же, какая скромность, – дразню его я.

– К тому же когда я его заказал, то даже не был уверен, что ты вообще будешь со мной разговаривать, – признается он.

– Ты же знал, что буду.

– Честное слово, я не знал. В этот раз ты была другой.

– В каком смысле? – Я ловлю его взгляд.

– Не знаю… просто другой. Не как раньше, когда ты сто раз говорила, что не хочешь меня больше видеть. – Хардин говорит тихо, убирая выбившиеся локоны с моего лба.

Я смотрю, как поднимается и опускается его грудь.

– Ну, зато я знала… то есть не хотела признавать это, но почему-то понимала, что я вернусь. Я всегда возвращаюсь.

– Больше у тебя не будет повода уйти.

– Надеюсь, что нет. – Я целую его в ладонь. – Я тоже не дам тебе повода.

Больше я ничего не говорю: сейчас нам не нужны слова. Он засыпает, и я не хочу больше обсуждать эту тему. Спустя пару минут он уже спит, громко посапывая. Когда утром Хардин назвал меня Дейзи, мне захотелось перечитать «Великого Гэтсби», так что я просматриваю список в электронной книге, чтобы узнать, загрузил ли он туда этот роман. Конечно, загрузил. И как только я собираюсь подняться и пойти к его маме, я вдруг слышу яростный женский голос.

– Извините!

Моя мать. Я бросаю электронную книгу на кровать и вскакиваю. Какого черта она здесь делает?

– Вы не имеете права сюда врываться! – слышу я крик Триш.

Триш. Моя мать. Хардин. В этой квартире. О боже! Ни к чему хорошему это не приведет.

Дверь спальни с грохотом распахивается, и я вижу свою мать: в красном платье и на каблуках она выглядит изящно, но вид у нее угрожающий. Ее волосы завиты и забраны наверх в прическу «улей», а губы накрашены ярко-красной помадой – чересчур яркой.

– Как ты можешь находиться здесь! После всего этого! – вопит она.

– Мама… – начинаю я, а она поворачивается к Триш.

– А вы еще кто такая? – спрашивает она, глядя той прямо в глаза.

– Я его мать, – с твердостью в голосе отвечает Триш.

Хардин что-то недовольно бормочет во сне, а затем открывает глаза.

– Какого черта? – говорит он, как только замечает дьявола в кроваво-красном платье.

Мать резко поворачивает голову в мою сторону.

– Идем, Тереза.

– Я никуда не пойду. Зачем ты вообще приехала? – спрашиваю я, а она раздраженно выдыхает в ответ и упирает руки в бока.

– Я тебе уже сказала, зачем. Ты мой единственный ребенок, и я не стану сидеть сложа руки и смотреть, как ты портишь себе жизнь из-за этого… этого засранца.

От ее слов внутри у меня будто что-то вспыхивает, и я сразу занимаю оборонительную позицию.

– Не смей так говорить о нем! – кричу я.

– Этот «засранец» вообще-то мой сын, дамочка, – говорит Триш.

Ее веки слегка нависают над глазами. За этой иронией скрывается женщина, готовая бороться за своего ребенка.

– Ваш сын, знаете ли, развращает мою дочь и разрушает ее жизнь, – выпаливает в ответ моя мать.

– Вы, обе, выходите отсюда, – говорит Хардин, вставая с кровати.

Мать качает головой и широко улыбается.

– Тереза, собирай свои вещи, сейчас же.

Не выдерживая всех ее указаний, я выдаю:

– Что из слов «Я никуда не пойду» тебе непонятно? Я приехала и дала тебе возможность провести со мной праздники, но из-за твоей надменности меня хватило ненадолго. – Я понимаю, что не должна так с ней разговаривать, но не могу сдержаться.