Мне хочется повалить его на пол, сжать пальцы на его горле…
Но пара женщин своими воплями помешали тому, чтобы меня опять унесло в темную пропасть. Я оглядываюсь: дорогущий бар, осколки бокалов на полу, сломанный стул, испуганные лица посетителей, раздумывающих, как им выбраться из этой неразберихи. Всего через несколько секунд их шок превратится в злость – на того, кто помешал их поискам счастья по завышенной цене.
Я пулей проношусь мимо официантки и выскакиваю наружу. Кристиан не отстает.
– Садись в машину, и я все тебе объясню, – раздраженно говорит он.
Опасаясь, что копы и правда могут появиться в любой момент, я подчиняюсь, но при этом не знаю, как мне себя чувствовать и что говорить. Хоть он и признался, я не в состоянии осознать его слова. Это настолько невероятно, что просто нелепо.
Я сажусь на пассажирское сиденье, как раз когда он устраивается за рулем.
– Ты не можешь быть моим отцом, это невозможно. Сплошная бессмыслица – в каждом твоем слове.
Я осматриваю дорогую арендованную тачку и думаю, значит ли это, что Тесса осталась в том чертовом парке, где я ее высадил.
– У Кимберли ведь есть машина?
– Естественно, есть, – с удивлением отвечает Вэнс.
Мы мчимся по дороге, и низкий гул двигателя становится все громче.
– Мне жаль, что ты вот так об этом узнал. Все вроде бы наладилось, но потом вдруг стало рассыпаться на части.
Я молчу, понимая, что сорвусь, как только открою рот. Впиваюсь пальцами в ноги: легкое ощущение боли успокаивает.
– Я все объясню, только не делай поспешных выводов, ладно?
В его глазах я вижу сожаление. Меня этим не разжалобишь.
– Нечего говорить со мной как с ребенком, – огрызаюсь я.
Вэнс смотрит на меня, потом снова на дорогу.
– Ты ведь знаешь, что я вырос с твоим отцом, Кеном. Сколько себя помню, мы всегда дружили.
– В первый раз слышу. – Бросив на него сердитый взгляд, я отворачиваюсь и смотрю на проплывающий за окном пейзаж. – Похоже, я вообще ни хрена не знаю.
– В общем, так и было. Мы росли вместе, почти как братья.
– И потом ты трахнул его жену? – перебиваю я.
– Слушай, я пытаюсь все тебе разъяснить, так что, прошу, не перебивай.
Вэнс почти рычит, костяшки на руле побелели. Он делает глубокий вдох, чтобы тоже успокоиться.
– Отвечу на твой вопрос: нет, все было не так. Твоя мама и Кен начали встречаться в старших классах, когда она переехала в Хэмпстед. Красивее девушки я никогда не видел.
Внутри все сжимается от воспоминания о том, как Вэнс ее целовал.
– Но Кен сразу же ее очаровал. Они не расставались ни на минуту, как и Макс с Дениз. Впятером мы были, можно сказать, бандой. – Углубившись в свои дурацкие воспоминания, он вздыхает, и его голос становится отстраненным. – Она была остроумной, сообразительной и по уши влюбилась в твоего отца… Черт, я не сумею называть его как-то по-другому…
Из груди Вэнса вырывается стон, и он постукивает пальцами по рулю, словно подгоняя себя.
– Кен был умным, даже одаренным, но, когда досрочно поступил в университет и получил полную стипендию, он стал слишком занят. Слишком занят для нее. Часами просиживал за учебниками. А мы продолжали общаться вчетвером, без него, и мы с твоей мамой… В общем, у нее появились чувства ко мне, а мои к ней только усилились.
Вэнс ненадолго замолкает, перестраиваясь в другой ряд, и включает вентиляцию, чтобы в салон попадало больше свежего воздуха. Воздух все равно остается тяжелым и липким, Вэнс продолжает рассказывать, а у меня голова идет кругом.
– Я всегда ее любил, и она это знала. Но любила его, а он был моим лучшим другом, – говорит он, сглатывая. – Через какое-то время мы стали… близки. Не в сексуальном смысле, просто мы оба перестали сдерживаться и отдались чувствам.
– Избавь меня от дерьмовых подробностей. – Держа руки на коленях, я сжимаю кулаки и заставляю себя заткнуться, чтобы дать ему договорить.
– Ладно-ладно, я понял. – Он смотрит вперед. – В общем, пошло-поехало, и вот мы уже вовсю крутим роман. Кен даже не догадывался. Макс и Дениз что-то подозревали, но оба молчали. Я умолял твою маму оставить Кена, ведь он перестал обращать на нее внимание. Знаю, это безумие, но я ее любил. – Он сводит брови. – Она была единственным спасением от моей тяги к саморазрушению. Кен был мне дорог, но любовь к ней застила глаза. Я ничего не мог с собой поделать.
– И… – Я подталкиваю его продолжать после нескольких секунд тишины.
– Так вот… Ну, когда она рассказала о беременности, я подумал, что мы могли бы сбежать вместе. Она вышла бы замуж за меня, а не за него. Я пообещал, что перестану бездельничать, если она выберет меня, и буду рядом с ней… с тобой.
Я чувствую, что он смотрит на меня, но не хочу встречаться с ним взглядом.
– Твоя мама сочла, что я для нее недостаточно надежен, и вот я уже молча слушаю, как они с Кеном объявляют о том, что ждут ребенка и поженятся на той же неделе.
«Какого черта?»
Я поворачиваю к нему голову, но он не сводит глаз с дороги, явно блуждая в воспоминаниях.
– Я хотел, чтобы она была счастлива, и не мог ее опозорить, не мог поставить под удар ее репутацию, рассказав Кену или кому-то еще о том, что было между нами. Все убеждал себя, что в глубине души он должен понимать: она носит не его ребенка. Твоя мама клялась, что он не притрагивался к ней несколько месяцев. – Плечи Вэнса заметно передергиваются. – Я был шафером на их скромной свадьбе, стоял рядом, одетый в костюм. Знал, что он даст ей то, чего не могу дать я. Я даже не собирался поступать в университет. Занимался лишь тем, что страдал по замужней женщине и запоминал отрывки из старых романов, на которые моя жизнь никогда не будет похожа. У меня не было ни планов на будущее, ни денег, а ей было нужно и то, и другое, – вздыхает он, стараясь вырваться из объятий прошлого.
Наблюдая за ним, я удивляюсь тому, что приходит мне в голову и что я чувствую себя вынужденным сказать. Кулаки у меня сжимаются, и, пытаясь взять себя в руки, я расслабляюсь.
Затем снова сжимаю кулаки и, не узнавая собственного голоса, спрашиваю:
– То есть мама использовала тебя, чтобы поразвлечься, а потом бросила, потому что у тебя не было денег?
Вэнс тяжело выдыхает:
– Нет. Она меня не использовала. Знаю, со стороны кажется именно так, но вся эта ситуация чертовски запутанная. Ей нужно было думать о тебе и о твоем будущем. Я был настоящим раздолбаем, просто бестолочью. И мне нечего было ей предложить.
– Зато теперь у тебя миллионы, – с горечью замечаю я.
Как он может защищать ее после всего случившегося? Что с ним такое? Но вдруг во мне что-то переворачивается, и я думаю о матери. Потеряв двух мужчин, впоследствии разбогатевших, она вкалывает на тяжелой работе и возвращается по вечерам в маленький унылый домишко.
– Да, – кивает Вэнс. – Но откуда мне было знать, что у меня что-то получится? У Кена все шло хорошо, а у меня нет. Вот и все.
– Пока он не стал каждый вечер надираться в хлам.
В душе снова разгорается ярость. Меня пронизывает острое ощущение предательства – видимо, я никогда не справлюсь с гневом. Пока Вэнс наслаждался светской жизнью, я рос с гребаным алкоголиком.
– В этом я тоже облажался, – говорит он.
Я так долго был уверен, что знаю этого человека, действительно знаю.
– После твоего рождения мне пришлось через многое пройти, но я поступил в университет и любил твою маму на расстоянии…
– Пока не?..
– Пока тебе не исполнилось пять. Это был твой день рождения, и мы все собрались на праздник. Ты выбежал на кухню, зовя папу… – Вэнса подводит голос, и я сильнее сжимаю кулаки. – К груди ты прижимал книжку, и я на миг забыл, что ты зовешь не меня.
Я бью кулаком по приборной панели и требую:
– Выпусти меня из машины.
Не могу больше это слушать. Все так чертовски запутано. У меня не получается осознать все сразу. Уж как-то слишком.
Вэнс пропускает мою вспышку мимо ушей и продолжает вести машину по жилому району.
– В тот день я сорвался. Потребовал, чтобы твоя мама рассказала Кену правду. Я больше не мог смотреть на то, как ты растешь. К тому моменту мой переезд в Америку был решенным делом. Я умолял ее поехать со мной и взять тебя, моего сына.
«Моего сына».
Внутри у меня все переворачивается. Нужно выбраться из машины, хоть бы и на ходу. Я смотрю на милые домики, мимо которых мы проезжаем, и думаю о том, что, несомненно, предпочел бы физическую боль этой.
– Но она отказалась и сообщила, что сделала тест… и что все-таки ты не мой ребенок.
– Что?
Я потираю виски. Если бы это помогло, я бы разбил головой приборную панель.
Бросаю на него взгляд и вижу, что он стреляет глазами то вправо, то влево. Заметив, с какой скоростью мы мчимся, я понимаю, что он пропускает все светофоры и знаки остановки, лишь бы не позволить мне выпрыгнуть из машины.
– Наверное, она запаниковала. Не знаю. – Вэнс поворачивается ко мне. – Я был уверен, что она лжет. Много лет спустя твоя мама призналась, что не делала никаких тестов. Но в тот момент она была непреклонна: сказала, чтобы я забыл обо всем, и извинилась за то, что ввела меня в заблуждение насчет моего отцовства.
Я весь сосредоточен на своем кулаке. Сжать, разжать. Сжать, разжать…
– Прошел еще один год, и мы снова стали разговаривать… – продолжает он, но его тон неуловимо меняется.
– Ты имеешь в виду, снова стали спать вместе.
Очередной тяжелый вздох срывается с его губ.
– Да… Каждый раз, оказываясь рядом друг с другом, мы повторяли одну и ту же ошибку. Кен много работал, готовился к получению степени магистра, а она сидела дома с тобой. Ты всегда был так похож на меня: когда бы я ни зашел, тебя было не оторвать от чтения. Не знаю, помнишь ли ты, но я всегда приносил тебе книги. Подарил тебе свой экземпляр «Великого Гэтс…»
– Хватит.
Неясные воспоминания затуманивают голову, и мне становится досадно от нежности в его голосе.
– С перерывами так продолжалось несколько лет, и мы думали, что никто ничего не замечает. Это была моя вина: я никак не мог перестать ее любить. Что бы я ни делал, мысли о ней не давали мне покоя. Я переехал ближе к вам, поселился в доме прямо через улицу. Твой отец знал. Не представляю, откуда, но стало ясно, что он знал.
Немного помолчав и свернув на другую улицу, Вэнс добавляет:
Но пара женщин своими воплями помешали тому, чтобы меня опять унесло в темную пропасть. Я оглядываюсь: дорогущий бар, осколки бокалов на полу, сломанный стул, испуганные лица посетителей, раздумывающих, как им выбраться из этой неразберихи. Всего через несколько секунд их шок превратится в злость – на того, кто помешал их поискам счастья по завышенной цене.
Я пулей проношусь мимо официантки и выскакиваю наружу. Кристиан не отстает.
– Садись в машину, и я все тебе объясню, – раздраженно говорит он.
Опасаясь, что копы и правда могут появиться в любой момент, я подчиняюсь, но при этом не знаю, как мне себя чувствовать и что говорить. Хоть он и признался, я не в состоянии осознать его слова. Это настолько невероятно, что просто нелепо.
Я сажусь на пассажирское сиденье, как раз когда он устраивается за рулем.
– Ты не можешь быть моим отцом, это невозможно. Сплошная бессмыслица – в каждом твоем слове.
Я осматриваю дорогую арендованную тачку и думаю, значит ли это, что Тесса осталась в том чертовом парке, где я ее высадил.
– У Кимберли ведь есть машина?
– Естественно, есть, – с удивлением отвечает Вэнс.
Мы мчимся по дороге, и низкий гул двигателя становится все громче.
– Мне жаль, что ты вот так об этом узнал. Все вроде бы наладилось, но потом вдруг стало рассыпаться на части.
Я молчу, понимая, что сорвусь, как только открою рот. Впиваюсь пальцами в ноги: легкое ощущение боли успокаивает.
– Я все объясню, только не делай поспешных выводов, ладно?
В его глазах я вижу сожаление. Меня этим не разжалобишь.
– Нечего говорить со мной как с ребенком, – огрызаюсь я.
Вэнс смотрит на меня, потом снова на дорогу.
– Ты ведь знаешь, что я вырос с твоим отцом, Кеном. Сколько себя помню, мы всегда дружили.
– В первый раз слышу. – Бросив на него сердитый взгляд, я отворачиваюсь и смотрю на проплывающий за окном пейзаж. – Похоже, я вообще ни хрена не знаю.
– В общем, так и было. Мы росли вместе, почти как братья.
– И потом ты трахнул его жену? – перебиваю я.
– Слушай, я пытаюсь все тебе разъяснить, так что, прошу, не перебивай.
Вэнс почти рычит, костяшки на руле побелели. Он делает глубокий вдох, чтобы тоже успокоиться.
– Отвечу на твой вопрос: нет, все было не так. Твоя мама и Кен начали встречаться в старших классах, когда она переехала в Хэмпстед. Красивее девушки я никогда не видел.
Внутри все сжимается от воспоминания о том, как Вэнс ее целовал.
– Но Кен сразу же ее очаровал. Они не расставались ни на минуту, как и Макс с Дениз. Впятером мы были, можно сказать, бандой. – Углубившись в свои дурацкие воспоминания, он вздыхает, и его голос становится отстраненным. – Она была остроумной, сообразительной и по уши влюбилась в твоего отца… Черт, я не сумею называть его как-то по-другому…
Из груди Вэнса вырывается стон, и он постукивает пальцами по рулю, словно подгоняя себя.
– Кен был умным, даже одаренным, но, когда досрочно поступил в университет и получил полную стипендию, он стал слишком занят. Слишком занят для нее. Часами просиживал за учебниками. А мы продолжали общаться вчетвером, без него, и мы с твоей мамой… В общем, у нее появились чувства ко мне, а мои к ней только усилились.
Вэнс ненадолго замолкает, перестраиваясь в другой ряд, и включает вентиляцию, чтобы в салон попадало больше свежего воздуха. Воздух все равно остается тяжелым и липким, Вэнс продолжает рассказывать, а у меня голова идет кругом.
– Я всегда ее любил, и она это знала. Но любила его, а он был моим лучшим другом, – говорит он, сглатывая. – Через какое-то время мы стали… близки. Не в сексуальном смысле, просто мы оба перестали сдерживаться и отдались чувствам.
– Избавь меня от дерьмовых подробностей. – Держа руки на коленях, я сжимаю кулаки и заставляю себя заткнуться, чтобы дать ему договорить.
– Ладно-ладно, я понял. – Он смотрит вперед. – В общем, пошло-поехало, и вот мы уже вовсю крутим роман. Кен даже не догадывался. Макс и Дениз что-то подозревали, но оба молчали. Я умолял твою маму оставить Кена, ведь он перестал обращать на нее внимание. Знаю, это безумие, но я ее любил. – Он сводит брови. – Она была единственным спасением от моей тяги к саморазрушению. Кен был мне дорог, но любовь к ней застила глаза. Я ничего не мог с собой поделать.
– И… – Я подталкиваю его продолжать после нескольких секунд тишины.
– Так вот… Ну, когда она рассказала о беременности, я подумал, что мы могли бы сбежать вместе. Она вышла бы замуж за меня, а не за него. Я пообещал, что перестану бездельничать, если она выберет меня, и буду рядом с ней… с тобой.
Я чувствую, что он смотрит на меня, но не хочу встречаться с ним взглядом.
– Твоя мама сочла, что я для нее недостаточно надежен, и вот я уже молча слушаю, как они с Кеном объявляют о том, что ждут ребенка и поженятся на той же неделе.
«Какого черта?»
Я поворачиваю к нему голову, но он не сводит глаз с дороги, явно блуждая в воспоминаниях.
– Я хотел, чтобы она была счастлива, и не мог ее опозорить, не мог поставить под удар ее репутацию, рассказав Кену или кому-то еще о том, что было между нами. Все убеждал себя, что в глубине души он должен понимать: она носит не его ребенка. Твоя мама клялась, что он не притрагивался к ней несколько месяцев. – Плечи Вэнса заметно передергиваются. – Я был шафером на их скромной свадьбе, стоял рядом, одетый в костюм. Знал, что он даст ей то, чего не могу дать я. Я даже не собирался поступать в университет. Занимался лишь тем, что страдал по замужней женщине и запоминал отрывки из старых романов, на которые моя жизнь никогда не будет похожа. У меня не было ни планов на будущее, ни денег, а ей было нужно и то, и другое, – вздыхает он, стараясь вырваться из объятий прошлого.
Наблюдая за ним, я удивляюсь тому, что приходит мне в голову и что я чувствую себя вынужденным сказать. Кулаки у меня сжимаются, и, пытаясь взять себя в руки, я расслабляюсь.
Затем снова сжимаю кулаки и, не узнавая собственного голоса, спрашиваю:
– То есть мама использовала тебя, чтобы поразвлечься, а потом бросила, потому что у тебя не было денег?
Вэнс тяжело выдыхает:
– Нет. Она меня не использовала. Знаю, со стороны кажется именно так, но вся эта ситуация чертовски запутанная. Ей нужно было думать о тебе и о твоем будущем. Я был настоящим раздолбаем, просто бестолочью. И мне нечего было ей предложить.
– Зато теперь у тебя миллионы, – с горечью замечаю я.
Как он может защищать ее после всего случившегося? Что с ним такое? Но вдруг во мне что-то переворачивается, и я думаю о матери. Потеряв двух мужчин, впоследствии разбогатевших, она вкалывает на тяжелой работе и возвращается по вечерам в маленький унылый домишко.
– Да, – кивает Вэнс. – Но откуда мне было знать, что у меня что-то получится? У Кена все шло хорошо, а у меня нет. Вот и все.
– Пока он не стал каждый вечер надираться в хлам.
В душе снова разгорается ярость. Меня пронизывает острое ощущение предательства – видимо, я никогда не справлюсь с гневом. Пока Вэнс наслаждался светской жизнью, я рос с гребаным алкоголиком.
– В этом я тоже облажался, – говорит он.
Я так долго был уверен, что знаю этого человека, действительно знаю.
– После твоего рождения мне пришлось через многое пройти, но я поступил в университет и любил твою маму на расстоянии…
– Пока не?..
– Пока тебе не исполнилось пять. Это был твой день рождения, и мы все собрались на праздник. Ты выбежал на кухню, зовя папу… – Вэнса подводит голос, и я сильнее сжимаю кулаки. – К груди ты прижимал книжку, и я на миг забыл, что ты зовешь не меня.
Я бью кулаком по приборной панели и требую:
– Выпусти меня из машины.
Не могу больше это слушать. Все так чертовски запутано. У меня не получается осознать все сразу. Уж как-то слишком.
Вэнс пропускает мою вспышку мимо ушей и продолжает вести машину по жилому району.
– В тот день я сорвался. Потребовал, чтобы твоя мама рассказала Кену правду. Я больше не мог смотреть на то, как ты растешь. К тому моменту мой переезд в Америку был решенным делом. Я умолял ее поехать со мной и взять тебя, моего сына.
«Моего сына».
Внутри у меня все переворачивается. Нужно выбраться из машины, хоть бы и на ходу. Я смотрю на милые домики, мимо которых мы проезжаем, и думаю о том, что, несомненно, предпочел бы физическую боль этой.
– Но она отказалась и сообщила, что сделала тест… и что все-таки ты не мой ребенок.
– Что?
Я потираю виски. Если бы это помогло, я бы разбил головой приборную панель.
Бросаю на него взгляд и вижу, что он стреляет глазами то вправо, то влево. Заметив, с какой скоростью мы мчимся, я понимаю, что он пропускает все светофоры и знаки остановки, лишь бы не позволить мне выпрыгнуть из машины.
– Наверное, она запаниковала. Не знаю. – Вэнс поворачивается ко мне. – Я был уверен, что она лжет. Много лет спустя твоя мама призналась, что не делала никаких тестов. Но в тот момент она была непреклонна: сказала, чтобы я забыл обо всем, и извинилась за то, что ввела меня в заблуждение насчет моего отцовства.
Я весь сосредоточен на своем кулаке. Сжать, разжать. Сжать, разжать…
– Прошел еще один год, и мы снова стали разговаривать… – продолжает он, но его тон неуловимо меняется.
– Ты имеешь в виду, снова стали спать вместе.
Очередной тяжелый вздох срывается с его губ.
– Да… Каждый раз, оказываясь рядом друг с другом, мы повторяли одну и ту же ошибку. Кен много работал, готовился к получению степени магистра, а она сидела дома с тобой. Ты всегда был так похож на меня: когда бы я ни зашел, тебя было не оторвать от чтения. Не знаю, помнишь ли ты, но я всегда приносил тебе книги. Подарил тебе свой экземпляр «Великого Гэтс…»
– Хватит.
Неясные воспоминания затуманивают голову, и мне становится досадно от нежности в его голосе.
– С перерывами так продолжалось несколько лет, и мы думали, что никто ничего не замечает. Это была моя вина: я никак не мог перестать ее любить. Что бы я ни делал, мысли о ней не давали мне покоя. Я переехал ближе к вам, поселился в доме прямо через улицу. Твой отец знал. Не представляю, откуда, но стало ясно, что он знал.
Немного помолчав и свернув на другую улицу, Вэнс добавляет: