Я вообще планировала отойти в мир иной и сделать это хотя бы как полагается приличным людям: горизонтально. Желательно — лежа в постели. Но даже этого у меня не получилось. Вместо смерти я встретила рассвет.





Глава 4




Открыла я глаза от того, что луч солнца обосновался на моем носу. И как я ни смахивала его сонной рукой, он никуда не желал проваливать, чесал сей важнейший орган каждой сплетницы. Я сонно открыла один глаз и…

У магов, с получением диплома, всегда появляется уверенность в безбедном будущем и завтрашнем дне. Но мое завтрашнее дно превзошло самые смелые ожидания. Может, это оттого, что я была еще адепткой, а не дипломированным специалистом? Мое персональное дно заключалось в практически голом мужском бедре, на котором каким-то чудом в стратегическом месте все же оказался угол одеяла. Конечность была закинута на меня. Столь же бессовестная рука покоилась на моей груди. А в районе макушки я почувствовала сопение. Самозабвенное такое, будто я была не иначе любимым плюшевым медвежонком, а не трупом сомнительной девицы.

Но, несмотря на пикантность ситуации, навряд ли ворон думал покушаться на честь девицы Тайрин Росс. Ар скорее уж предпочел бы подмять под себя постель и устроить оргию, полную сладостного сна с подушкой. Да и я была в платье, посему… сделаем вид, что этого момента в нашей совместной биографии просто не было. Вот сейчас я уползу из-под руки и ноги ворона и, так сказать, внесу правки в историю этой ночи.

Осторожно попыталась шевельнуться и тут же была сцапана, притянута к груди и … Вот зря я подумала, что мне ничего не грозит. Ворон, выспавшийся — в отличие от вчерашнего ворона, уставшего и злого, еще не открыл глаза, а уже как начал жить. И не просто жить, а еще и жаждал подарить жизнь.

Я это ощутила через платье, подал которого оказался как-то сразу быстро и высоко задран, а мужская длань под ним уже вовсю исследовала мои кружевные панталоны.

— Что это на тебе? — недовольным сонным голосом, не открывая глаз, вопросил ворон.

— Белье, — пропыхтела очевидное я, упирая руки в его грудь, дабы отодвинуться. И если раньше эти попытки точно бы провалились, то сейчас мне, как и истинной нежити, сие было вполне по силам.

А сонный ворон, еще не подозревая о том, что его через секунду ждет падение с ложа, в лучших традициях дознавателя продолжил. Видимо, машинально:

— Интересно, какое? — в голосе мне послышались мурлыкающие нотки.

— обыкновенное! Семьдесят процентов хлопка и тридцать — льна, — отчеканила я, приготовившись отпихнуть наглое любвеобильное тело от себя подальше. Не успела. Меня поцеловали.

Его губы вжались в мои, замерли на миг. Словно пробуя на вкус. Язык Ара скользнул по нижней губе, чуть прикусив ее, заставив меня ахнуть, приоткрыть рот, в который тут же вторглись, сметая, покоряя, углубляя поцелуй.

Его ладонь уже беззастенчиво скользила по моему обнаженному бедру, задирая кружево панталон все выше, надавливая, сминая. И от этих прикосновений, как круги по воде от брошенного в нее камня, расходились волны, рождавшие дрожь, заставившие все волоски на моем теле встать дыбом.

Это были странные ощущения. Новые.

Его прикосновения. Губы. Дыхание. Я не могла чувствовать ароматов в полной мере. Мне теперешней достаточно было пары глотков воздуха в минуту, но… на миг почудилось, что в коротких прядях ворона затерялся запах осени: спелого боярышника, золотых кленовых листьев, утреннего воздуха с его кристальной, звенящей чистотой. Но это мне наверняка показалось.

В чем же я точно была уверена: прикосновения Ара не вызывали у меня отторжения. Даже больше. Они были мне… приятны. Причем настолько, что я, забывшись, отвечала. И как только я поняла это, то испугалась. Себя. Дернулась, вкладывая всю силу. Ар, рефлекторно прижал меня к себе сильнее, и… гостевая кровать была не широкой. Совсем. И край у нее оказался как-то уж очень близко.

Мы упали с грохотом. Зато ворон проснулся сразу же. Вмиг. Еще бы не проснуться при полете с кровати. Тут два выхода: либо очнешься окончательно, либо отрубишься основательно. Ару выпало первое, и он обнаружил себя голым, лежащим на полу и прикрытым вместо одеяла зомбиобразной мной.

— Учти, я к тебе не приставала. Ты сам! — первое, что заявила я. Правда, с учетом положения тел (и дел) утверждение было спорным.

Рука, оглаживающая мои панталоны, медленно разжалась. Ар отнял ее.

Зато его взгляд… Он приковывал. Ворон смотрел на меня своими разными глазами. Но что в зелени, что в синеве застыло одинаковое выражение — муки. Знать бы только какой: совести или сожаления?

Он сглотнул, словно ему враз стало мало кислорода в спальне. Грудь подо мной поднялась. Рваный вдох и такой же выдох. И молчание, колющее меня своей неловкостью.

Ладонь, чуть шершавая, жесткая, с сухими мозолями, которые без слов говорили, что хозяин привык тренироваться не только с писчим пером, коснулась моей щеки. Я замерла.

— Подозреваю, что между нами возникло недообнимание, — Ар произнес это столь светским тоном, что мне показалось, я ослышалась.

— Ты хотел сказать недопонимание? — все же нашлась я.

— Я что хотел, то и сказал, — ворон усмехнулся. — Судя по всему, моя сила откликнулась на тебя, и… я, кажется, слегка забылся. Признаться, такого со мной со времен студенчества не бывало.

— Еще бы ей не откликаться, с учетом того, что позапрошлой ночью я застряла в тебе, — припомнила то, как привидением протаранила ворона. — Тогда твой огонь и распробовал мою тьму.

— А сегодня утром он к ней потянулся, — ничтоже сумняшеся, словно он тут вовсе ни при чем, возвестил ворон.

— Угу. Только почему-то потянулся твоими руками! — возмущенно припечатала я тоном благопристойного и целомудренного зомби, которого нагло пытались совратить.

А затем, пока Ар ещё чего не заявил и не вывернул все так, словно это я к нему в любовницы всю ночь набивалась, решила откланяться. В смысле скатиться с груди ворона.

Но едва оказалась на полу на четвереньках, как услышала в глубине дома весьма характерные звуки: кто-то отпер дверь и сейчас целенаправленно стучал каблуками в сторону нашей комнаты.

— Кто это? — шепотом, словно была гимназисткой, которую библиотекарь вот-вот застукает за чтением сильно откровенного любовного романа, спросила я у ворона.

Тот на миг замер, будто идентифицируя визитера по походке, и скривился.

— Тысяча демонов! Лив.


— Кто? — не поняла я.

— Моя любовница, Ливрин Кортес, — подрываясь с пола, ответил ворон.

И вроде бы всего четыре слова. Но сколько в них было… матерных интонаций! Именно его, будто сейчас по дому карателя шла не любимая женщина, а кандалы всей его жизни. Я же зашипела проклятия сквозь зубы. Ну почему именно эйра Кортес? Почему ворона угораздило связаться с одной из лучших охотниц на нежить в империи?

Между прочим, в пятнадцать лет я мечтала быть на нее похожей. У меня даже плакат Ливрин на стене в комнате висел. Воображалось, что поступлю в академию и стану такой же, как она. Нет, не в смысле рыжей эйрой с репутацией красотки, которая разбивает мужские сердца своими острыми каблуками, а в смысле некроманткой, способной в одиночку уложить орду восставшей на кладбище нежити.

И вот я была готова поспорить на все восемь форинтов, которые была должна Клаусу, что вспыльчивая архимаг Кортес, узрев меня, нежить, в спальне своего любовника, сначала запустит развеивающим заклинанием, а потом будет спрашивать у ворона: какого арха?

— Тай, останься здесь, я разберусь, — меж тем бросил Ар, цапнул с пола свои подштанники и, впрыгнув в них, поспешил к двери.

Я осталась. Злая, раздосадованная и лихорадочно соображающая: куда спрятаться? Шкаф, который испокон веков был самым комфортабельным пристанищем любовников, в гостевой не водился. Только комод. Кровать, к моему глубокому сожалению, была такой, что забраться под нее могла разве что мышь, и то не слишком упитанная: короткие ножки заканчивались на расстоянии пары пальцев от пола, а дальше шел сплошной бортик. Да чтоб тебя!

Взгляд упал на портьеры. Но солнце било прямо в окно, и сомневаюсь, что при таком освещении мой силуэт останется незамеченным. А потом я увидела свой чемодан! То, как я оказалась в нем, — отдельная история, вспоминать которую моглось, но жутко не хотелось. Ибо стыдно. Но я запихнула себя в это желтое недоразумение ровно в тот момент, когда дверь бухнула о стену и рядом раздалось гневное:

— Я примчалась к тебе, как только узнала о случившемся. Думала, что ты при смерти, беспокоилась…

— Для столь стремительных сборов у тебя замечательная прическа из салона и безукоризненный туалет, — холодом в голосе ворона можно было заморозить небольшое анклавное государство цвергов, которое граничило на юге с песчаными пустынями империи.

— Не пытайся за язвительностью спрятать девку, с которой провел ночь! Я чувствую на тебе ее запах!

Меня, сидевшую в чемодане рядом со входом, эти слова задели. Неужели от меня так разит? Даже повела носом, что бы проверить, и только потом вспомнила, что ничего не чувствую.

— Мы расстались, так что твоя сцена ревности слегка запоздала. Я волен проводить и ночи, и дни, и даже всю оставшуюся жизнь с тем, с кем мне заблагорассудится… — он оборвал сам себя удивленно.

Видимо, вошел в спальню и увидел, что оная — пуста.

Мне же, свернувшейся в чемодане, как цыпленок в яйце, только и оставалось, что внимать беседе. Ну, и обдумывать услышанное. Судя по всему, выходило, что бывшая любовница решила: покушение — отличный предлог, чтобы восстановить отношения. Ничем не хуже, чем случайная встреча в ресторане или на скачках… или где там еще аристократам принято как бы невзначай вталкиваться? Вот только она не ожидала, что Ар будет не один, и в срочном порядке решила разыграть ревность.

Кортес меж тем воспользовалась паузой:

— Расстались? Что за вздор? — звуки шагов и провокационно мурлычущее: — Это были лишь временные разногласия. Я изменила тебе с Робом, ты сегодня отомстил мне. Теперь мы квиты, — в ее голосе послышалось тщательно скрываемое раздражение. А когда она произнесла следующую фразу — ещё и превосходство: — К тому же только я могу выносить твой огонь. Выносить не одну ночь, а месяцы. Так что мне даже жаль ту, которая сегодня делила с тобой ложе. Сколько недель, а может и лет (если она не маг) теперь этой бедняжке придется поправлять свое здоровье…

От сочувствия Кортес разило фальшью сильнее, чем трупной вонью от полуразложившегося покойника.

— А чтобы ты меня не забывал впредь, я оставлю на твоих губах и руках воспоминание… — и женский вздох сменился шуршанием сминаемой ткани.

Мое воображение тут же нарисовало картину, как ворон целует огненно-рыжую красавицу, которая будто ступила из плаката, висевшего в моей комнате, прямиком в спальню Ара. А ведь недавно этот негодяй проделал сей милый трюк, придуманный природой, чтобы остановить разговор, когда слова уже не нужны, со мной. Четверть часа назад. Причем в постели. Неужели представлял, что делит ложе с Лив?

От исключительно женской обиды я рефлекторно вскинула голову, которая тут же стукнулась о стенку чемодана. Желтый монстр лежал рядом с кроватью, нашпигованный мной, и не выдержал удара судьбы в лице (точнее — неразумной головушке) одной зомби. Замок щелкнул, крышка откинулась, и миру явилась собственно я.

— Здрасти! — выдала первое пришедшее на ум и восстала из чемодана, как стригой из гроба. Правда, не столь эпично, но произвела тот же эффект, как выяснилось, на совершенно не целующихся ворона и Лив. О последнем свидетельствовало хотя бы то, что прикасаться губами к губам, стоя на расстоянии вытянутой руки, слегка проблематично.

Мое появление произошло ровно в тот момент, когда ворону, как я поняла, предложили лицезреть женские прелести без парчовых излишеств платья. Впрочем, как и льняных, и хлопковых… Вообще — без любых. На бывшей любовнице ворона ныне обретались только ожерелье и туфли. Парчовое платье рыжеволосой (кстати, не такой уж и красавицы: магографии ей безбожно льстили!) лежало у ее ног, и она готовилась перешагнуть через него.

Сам же Ар стоял, скрестив руки на груди и ничуть не смущаясь своего почти обнаженного вида. И, судя по выражению его лица, готовился к чему угодно: убивать каменных троллей, истреблять ренегатов оптом и в розницу, сражаться с полчищами чудовищ — но никак не целовать бывшую любовницу.

Впрочем, Тишина после моего появления продлилась долю мига. Кортес все же не зря считалась одной из лучших охотниц: сплести смертельный аркан она смогла за долю секунды. В меня полетела огненная плеть.

Да чтоб тебя! Такого резвого старта с места, по — моему, не ожидал никто: ни ворон, бросивший наперерез аркану пульсар, ни Кортес, пополнившая свой послужной список эпизодом промаха с трех шагов, ни я, прыгнувшая на такую высоту, что оказалась на люстре. Оказалась сразу вся. Целиком.

Зависла на плафоне на манер летучей мыши вверх тормашками, так что моя юбка превратилась в своеобразный абажур для головы, а руки и ноги обхватили ажурный светильник. Дорогой, к слову, такой, старинный, где в гнездах были магические фонарики. Не то что у нас дома: дешевые и порою чадящие газовые рожки, которым и магия-то для работы не нужна, только пара медек в городскую казну. Правда, и свет от них был не столь ровным и ярким.

— Не смей! — рявкнул Ар на замахнувшуюся вновь некромантку.

Ее первую плеть он отбил. И лишился второй своей кровати за последние сутки. Ложе было располовинено огненным арканом. В воздухе теперь витал гусиный пух, запахи паленого пера и скандала.

— Я не любовница, — крикнула я Кортес, которая была занята пристальной игрой в гляделки с вороном. — Я рабочий материал!

Судя по всему, некромантка задалась целью испепелить взглядом Арнсгара. Правда, оный ни в какую не превращался в кучку золы, несмотря на все усилия эйры Кортес.

Глядя на этих двоих, я вдруг подумала, что всем карателям наверняка при поступлении в отдел вместе со служебным значком выдавали еще и сверхспособности: огнестойкость, взглядоупорность, непотопляемость и тяжелоубиваемость. Или просто это мне такой выдающийся экземпляр попался?

Меж тем «мой экземпляр» на такое заявление, взятое с потолка и изреченное оттуда же, холодно отчеканил:

— Тай, слезь с люстры. Лив, опусти аркан.

Надо ли говорить, что ни одна из нас и не подумала подчиниться. Я ещё сильнее вцепилась в крепление, которое опасно закачалось. Огненная плеть в руке Кортес затрещала, рассыпая искры по начавшему тлеть ковру.

— Так, считаю до трех. Либо вы подчиняетесь, либо пеняйте на себя. Раз… — в ладони ворона вспыхнула воронка с пронзительно синими рваными лепестками по краям.

Я сглотнула, мигом опознав «Поцелуй небес» — заклинание с романтичным названием, которое самым приземленным образом обездвиживало противника. Сопротивляться ему невозможно, если твоя сила меньше потока. Да даже и с высшим уровнем дара проблематично. Тебя просто оглушало, как кувалдой по темечку. Минус чар — малый радиус действия. Но с учетом того, что до меня Ар при желании мог дотронуться и рукой — только подпрыгни, — сомневаться, что и его заклинание дотянется, не приходилось.

— Хор-р-рошо, — протянула Кортес таким тоном, что ее согласие не радовало, а скорее пугало, и медленно стала втягивать в ладонь аркан.