– Я им нужен.

– Ты должен позволить Роуэну самому бороться со его собственной тьмой, – говорю я.

Флоренс садится и опирается локтями о стол. Она смотрит на меня ровным взглядом.

– Что бы ты ни слышала о Роуэне – все эти истории – это неправда.

– Ты имеешь в виду, что он не убивал всю свою семью?

Ее рот сжимается.

– Он не жестокий, Виолетта, – тихо говорит Кловер. – Он хочет помочь твоему брату, а не навредить ему. Да, нам нужна магия Ариена для моего заклинания, но взамен я научу его алхимии. Разве ты не хочешь, чтобы он учился?

В горле встает ком. Я смотрю на пальцы Ариена, потемневшие от теней. Эти отметки напоминают мне о том, как он был маленьким и Мать дала нам кусок теста, чтобы мы попробовали сделать из него хлеб. Я сказала Ариену присматривать за печкой, а затем вернулась из сада и обнаружила, что все дымится и хлеб пригорел. А он стоял и наблюдал. Но мы все равно его съели. Намазали мед на почерневшие края. Было сладко и замечательно.

Этот обожженный черный хлеб с капельками меда… Нежные руки Ариена, изливающие темную магию… Все это время я хотела уберечь его от темноты. Но теперь кажется, что единственный способ для него быть хоть и не в безопасности, но счастливым – это призывать тени, а не прогонять их.

– Прости.

Я сжимаю его руку.

– Я люблю тебя.

Его наполненные слезами глаза мерцают в свете огня.

– Я тоже тебя люблю, Лета. И я знаю, что ты беспокоишься обо мне, но я хочу сделать это.

Он приподнимается.

– Если я смогу научиться использовать тени, управлять ими, то мне больше не придется бояться. Я хочу стать алхимиком.

Я устало наклоняюсь и расстегиваю ботинки. Мое платье испорчено, подол порван, остальная часть испачкана почерневшей грязью. Я подтягиваю юбки и стягиваю чулки. Ткань, обвязанная вокруг моих колен, высохла и стала жесткой и темной. Когда я разворачиваю ее, мои руки дрожат. Порезы выглядят ужасно. Моя кожа ужасно красная, вся в запекшейся крови.

При виде этого Кловер делает резкий вдох и обменивается испуганным взглядом с Флоренс.

– Я могла бы… – Кловер нервно смотрит на меня, – исправить это.

– Исправить? – Я смущенно смотрю на нее. Исправить. То же самое слово она использовала, описывая, что они пытаются сделать с Гнилью. Мысль о том, что с помощью магии мою кожу можно склеить, как разорванный лист, кажется странной.

Она идет в кладовую рядом с кухней и возвращается с чемоданом из светлого дерева. Ловко открывает его. Когда она показывает мне содержимое, ее глаза светятся гордостью. Чемодан разделен на отсеки, в каждом из которых спрятаны настоящие сокровища. Ряды крошечных баночек с пробками, полированные камни, связка тонких свечей из пчелиного воска. Сложенные бумаги, ручка с перламутровым наконечником, флакон с ярко-синими чернилами.

Ариен нетерпеливо и с любопытством рассматривает чемодан. Наверное, он сейчас чувствует то же, что я чувствовала в Греймере, когда видела банки со сладостями на витрине магазина.

– Ты позволишь ей?

Он смотрит на меня, закусив губу.

Это кажется хорошей возможностью. Возможностью для меня рассказать Ариену обо всем, для чего я не могу найти слов. Мне жаль. Я боялась твоих теней – твоей магии. Но тебя – никогда. Я медленно киваю:

– Можешь приступать.

Кловер приседает на пол.

– Мне нужно прикоснуться к твоей коже, чтобы проверить, что мне понадобится для заклинания, – мягко говорит она. – Ты не против?

Я снова киваю. Она кладет руки мне на колени. Закрывает глаза. Затем она откидывается и соединяет пальцы вместе, бормоча себе под нос, как будто что-то подсчитывает.

– Шрамы останутся. В качестве оплаты.

Я не совсем понимаю, что она имеет в виду. Но, смачивая тряпку и смывая кровь, она очень нежна. Кожу жжет. Она достает из чемодана маленькую баночку, наполненную душистой мазью, и втирает ее в порезы. Ручкой она быстро набрасывает символ на своем запястье. Затем, с сосредоточенным лицом, она наклоняется ближе. Я завороженно смотрю, как ее глаза меняют цвет. Не на черный, как у Ариена, а на бледно-золотой. Когда она кладет ладони на мои колени, от них исходит жар.

От ее прикосновения я вздрагиваю и закрываю глаза.

Надавливание, шепот. В кожу проникает тепло. А потом боль проходит.

Я медленно открываю один глаз, потом другой.

– Что такое?

Кловер приподнимает бровь:

– Боишься, что я превращу тебя в лягушку?


– Конечно, нет.

Она показывает мне свою руку. На ее раскрытой ладони, словно подношение, лежат крошечные осколки стекла. Они все это время были там, погребены под моей кожей. Порезы кровоточили, потому что мое тело пыталось зажить вокруг этих спрятанных осколков. Я встаю и забираю их у нее. Открываю задвижку печи и бросаю осколки стекла в угли. Флоренс подходит и нерешительно кладет руку мне на плечо. Я помню, как Роуэн отвернулся от нее на обочине дороги. Может быть, каждый раз, когда она протягивает руку, она ожидает, что ей откажут. Но я позволяю ей прикоснуться ко мне. Я позволяю ей нежно расчесать мои волосы пальцами.

– Я рада, что ты решила остаться, Виолетта.

Ее пальцы осторожно перебирают мои запутанные волосы. Ее прикосновение, свет костра, запах печного пепла и жженого сахара на кухне – все это успокаивает меня. На мгновение я почти чувствую себя в безопасности. Но никакая доброта не изменит того, что находится снаружи, за пределами дома.

Потому что там озеро. Ждущее и жаждущее.





Восьмая глава





Я иду обратно наверх в комнату, которая теперь моя. В мерцании свечей она выглядит почти так же, как и раньше. Неубранная кровать. Мебель под тканью. Пыль, запустение и открытое жаркой летней ночью окно.

Я беспокойно наворачиваю круги от кровати к комоду. Снимаю всю ткань с мебели, и вот она разбросана по полу, а в воздухе стоит пелена пылинок. Теперь, когда вся мебель открыта, комната выглядит более живой, более реальной, чем прошлой ночью. Но она все еще не похожа на мою.

В тот день в деревне, когда Ариен заговорил о побеге, я представляла, куда бы мы могли пойти. Но о чем бы я тогда ни думала, такого я точно не воображала. И все же мы здесь, в этом странном призрачном месте. Пока я наворачиваю круги по комнате, мысли меняют направление. Теперь это мое. И Лейкседж будет моим домом.

Внутри комода лежит сложенное белье. Оно пахнет камфорой, складки создают сетку на ткани. Я застилаю кровать и снимаю рваное испачканное платье. Я засовываю его в пустой очаг, потому что хочу, чтобы оно находилось от меня как можно дальше.

Я надеваю ночную рубашку и ложусь на свежие простыни.

Во рту горький привкус, и я так устала, что все кажется размытым, как будто я под водой. Я провожу пальцами взад и вперед по складкам одеяла. Думаю об Ариене, который уже спит в своей комнате. Завтра он начнет учиться пользоваться своей магией.

Когда я медленно погружаюсь в рассеянный, беспокойный сон, то вижу его. Мы в Вейрском лесу. Наша семья мертва, наша деревня охвачена лихорадкой, наш дом сгорел. Мороз. Деревья стоят вокруг нас, как часовые. Мое испуганное дыхание создает облачка пара в воздухе. У меня на руках Ариен, и он такой тяжелый, что я едва его удерживаю. Мы идем глубже в лес, в холодную, тихую ночь. Тени начинают удлиняться.

Сквозь темноту ко мне взывает голос.

Тени ползут к нам все ближе и ближе.

Затем все тускнеет и исчезает.

Я вернулась в свою новую комнату. Свеча сгорела; серебряный свет полной луны ярко светит в окно. Ветер шевелит кружевные шторы. Они порхают взад и вперед, как бледные призраки. Снаружи доносятся странные звуки. Шорох листьев, далекий крик ночной птицы. Я неуверенно откидываю одеяло и сажусь.

Воздух начинает мерцать, как будто свет отражается от поверхности воды. Мне на щеку падает капля. Потом еще одна – на тыльную сторону моей руки. Я смотрю на влажное пятно, темное, как чернила. Смотрю наверх, и сердце начинает бешено биться. Вместо потолка – пелена воды. Она переливается, расходится кругами и капает.

Воздух холоден, холоден, как лес посреди зимы. Холоден, как Вейрский лес.

Моя комната наполнена водой. Она стекает по стенам и образует лужи по углам. Начинает растекаться по полу. Она поднимается и поднимается, пока холодные черные волны не начинают омывать мою кровать. У меня перехватывает дыхание, и из моего горла вырывается крик ужаса. Эта вода точно как в озере.

Но это нереально. Это просто сон. Тот же сон, что и прошлой ночью.

Я закрываю глаза и сворачиваюсь под промокшим одеялом. Глубоко вдыхаю, пока мои легкие не наполнятся ароматом камфоры, пыли и лепестков роз. Все, что я слышу, – это тихое шипение. Это может быть ветер, может быть озеро, может быть мое собственное прерывистое дыхание.

Затем через стену доносится еще один звук. Сначала он мягкий, как ветер, шевелящий осоку. Затем он начинает кружить вокруг меня и постепенно принимает форму, пока не превращается в голос.

Скажи мне свое имя.

Я сворачиваюсь калачиком и стараюсь не слушать. Все это нереально. Нет ни темноты, ни голоса, ни воды на стенах.

Звук появляется снова, теперь он ближе. Я чувствую резкий рывок между ребрами. Как будто мои кости обмотали веревкой и потянули.

Скажи мне свое имя.

– Виолетта, – вылетает из меня.

Открой глаза, Виолетта.

Я думаю о девушке в лабиринте. Как она столкнулась с чудовищем, держа в руках только клубок ниток. Я не хочу смотреть. Но и лежать так, съежившись в темноте, я не хочу. Итак, я открываю глаза.

Комната пуста. Угол – это просто угол. Серебристый и затененный. Пол – это просто пол. Голые сухие доски, покрытые налетом пыли. Я откидываю одеяло, протягиваю руку и касаюсь стены. Воды нет. Под моими пальцами просто выцветшая, шершавая бумага.

Монстры существуют. Они живут в лесу и выходят наружу по ночам. В тени есть монстр, и теперь он знает мое имя.

Я снова падаю на кровать и не могу перестать дрожать. Потому что настоящих ужасов Лейкседжа в этой комнате нет. Они на почерневшем берегу бескрайнего озера, где монстр кормил землю своей кровью. Куда со всей своей магией и тенями пойдет мой брат, чтобы попытаться все исправить.