– Да. Занятия начинаются в августе.

Чтобы пройти первую ступень высшего образования, мне понадобилось семь лет: дважды я переводилась из одного университета в другой, потом приходила в себя после смерти мамы… К тому же денег на обучение не хватило, и я долго не могла накопить нужную сумму. Сама удивляюсь, что я вообще получила диплом. Честно говоря, если бы не обещание, давным-давно данное маме, я бы оттуда ушла.

– Хм-м… – протянул мистер Лейзенби, буравя меня суровым взглядом.

Сегодня он нарядился как на праздник: белоснежная рубашка на пуговицах, безупречно выглаженные брюки и галстук-бабочка в красно-белую клетку. Впрочем, как я поняла, мистер Лейзенби всегда так одевается.

Он пришел в восемь утра, к самому открытию. Вот уже больше двух часов сидит за столиком, аккуратно сложив на коленях салфетку, чопорно выпрямив спину, и, похоже, никуда не торопится.

– Что-то не так? – поинтересовалась я, заметив, с каким недовольным видом он ковыряется в тарелке.

– Вкус пирога какой-то не такой.

– Отис Лейзенби! – крикнула Джина Бартелеми через всю кухню. – Надеюсь, ты не ругаешь мою стряпню? Я готовила яблочный пирог по рецепту Зи, который, между прочим, был отмечен кулинарной премией!

Не представляю, как Джина расслышала слова мистера Лейзенби в таком гаме. Поразительно тонкий слух!

– Рецепт, может, и тот же, но пироги мисс Зи на вкус были другими, – упорствовал мистер Лейзенби.

– Так ведь Зи покинула наш бренный мир, и с этим уже ничего не поделаешь, согласны? – Джина приблизилась к нам. – Царство ей небесное. Обстоятельства меняются, и нам приходится под них подстраиваться, так ведь?

– Но я увижу сегодня сон? – В голосе мистера Лейзенби прозвучала паника.

– Не знаю, – отозвалась Джина. – Время покажет, верно?

Меня охватило беспокойство.

Долг Хранительниц на земле – заботиться о деревьях и собирать их любовь, которая соединяет наш мир с загробным. Хранительницы вкладывают ее в пирог и дарят скорбящим, потерявшим близких. Видишь ли, когда кто-нибудь лишается жизни, любовь между ним и его родными не исчезает, а только крепнет. И если кто-то этого не осознает и нуждается в подтверждении, то птицы, оберегающие деревья, с помощью пирога доставляют ему послания с того света.

Вчера Джина взяла на себя приготовление пирогов «Черный дрозд». Я должна была догадаться, что у нее ничего не выйдет. Ведь это работа Хранительницы, то есть моя, поскольку Зи умерла, и теперь я последняя из рода Кэллоу. Я искренне надеялась, что мистер Лейзенби каким-то чудом получит вожделенное послание, хотя предполагала, что вероятность этого ничтожна.

– Хм-м… – Мистер Лейзенби хмуро посмотрел на вилку с кусочком пирога и отправил его в рот.

– А скажите-ка нам, Анна-Кейт, вы всегда хотели быть врачом? – вмешалась Пебблз.

Пебблз Лутс, пожилая женщина с высокой прической, сидела за общим столом на десять человек, занимающим почти весь зал. Она выбрала место прямо напротив мистера Лейзенби и все утро строила ему глазки. Но тот не замечал знаков внимания и вообще не подозревал о ее чувствах.

– Сколько себя помню, – убирая тарелки, ответила я, намеренно опустив слово «хотела».

Раньше в этом здании располагался каретник. Много лет назад Зи поселилась здесь, обустроив на втором этаже жилые комнаты, а на первом – кафе. Деревянные стены и потолок были выбелены, а дощатый пол и лестница потемнели. Из-за того, что кухню и зал для посетителей разделяла только невысокая перегородка, создавалось впечатление, что это чья-то гостиная, а не заведение общественного питания.

Хотя стеклянная дверь и широкие эркеры на фасаде делали помещение светлым, просторным и уютным, я ощущала что-то вроде клаустрофобии. Все восемь столиков были заняты клиентами, ни одно место не пустовало, а снаружи собралась очередь из желающих перекусить. Одних я уже знала в лицо, других – нет. Например, молодую женщину с коляской, которая прохаживалась туда-сюда по тротуару, нерешительно поглядывая на кафе.

Я унесла грязную посуду и, свалив ее в раковину, остановилась на минутку, чтобы перевести дух. Все время находиться в центре внимания невероятно утомительно.

– Молодец, неплохо справляешься, – подбодрил меня Лук, не отрываясь от работы.

Его обычно бледное лицо раскраснелось от жара духовки, а в серо-голубых глазах притаилась тревога.

– Особенно если учесть, что у тебя совсем нет опыта, – добавила Джина. – Ты меня просто поразила!

Видимо, поразить Джину не составляло особого труда, потому что вид у меня был взмыленный и взъерошенный. Вообще-то можно сказать, кулинария – мое призвание, на кухне я себя чувствую как рыба в воде, но еще ни разу не пробовала себя в роли ресторанного повара или официанта. Я разбила уже три тарелки, пролила столько напитков, что и подумать страшно, и с трудом ковыляла по залу: ноги гудели от усталости.

– Здесь всегда так много народу?

– Обычно намного меньше. Сегодня наплыв из-за приезда орнитологов… и из-за тебя. Всем любопытно. – Лук вытащил из двухсекционной фритюрницы сетку для жарки и вывалил на одноразовую тарелку хрустящие, аппетитные картофельные оладьи. На его спине угадывался небольшой горб, похожий на лук для стрельбы. Может, из-за этого Бартелеми и прозвали Луком?

Я быстро посолила оладьи, пока не остыли.

– Это точно.

Я подозревала, что многие придут, чтобы со мной познакомиться, но такого аншлага не ожидала.

Лук кинул на встроенную жарочную поверхность навороченной газовой плиты с шестью конфорками сразу несколько блинчиков. Судя по всему, Зи не пожалела денег на обустройство кухни и оборудовала ее по последнему слову техники.

– Можем закрыться пораньше, если хочешь, – подала голос Джина, и в ее взгляде мелькнула надежда. – Ты же хозяйка. Никто не будет возражать.

Она стоя резала тесто для печенья. Вся мраморная столешница была покрыта слоем муки, да и сама Джина тоже. Белый порошок словно пудрой припорошил ее смуглое лицо и тонкие, прямые брови. Темные с проседью волосы были забраны в пучок.

– Да ничего. Я справлюсь. – По крайней мере, в ближайшие четыре часа.

Джина отряхнула руки.

– Ты очень упорная. Вылитая Зи!


Лук Бартелеми и его жена встретили меня с распростертыми объятиями. Про нас с мамой они знали почти все, а сведениями о себе делились, как будто клали в блюдо специи: по капельке, по щепотке. Мне лишь удалось выяснить, что обоим за пятьдесят и они устроились в кафе сразу после того, как мама покинула Уиклоу. Их обязанности не были четко определены. Как я поняла, Бартелеми работали и за поваров, и за официантов, и за уборщиков, и за садовников, и за кассиров.

Я посмотрела в окно. Листья шелковиц трепетали от ветерка, и казалось, что деревья обмахиваются, спасаясь от жары. С тонких веток свисали неспелые бледно-розовые ягоды. Лук прозвал плоды шелковицы за сходство с ежевикой ее младшими сестрицами. Раньше я никогда их не ела, а пару дней назад попробовала и сморщилась: кислятина! Джина уверяет, что недели через три ягоды созреют. Тогда и можно будет насладиться их приятным вкусом, сладким, но не приторным.

– Зи бы тобой гордилась, если бы увидела, как ты ловко управляешься в кафе. – Джина засияла белозубой улыбкой. Ее речь, напевная и неторопливая, завораживала.

– Спасибо, – поблагодарила я, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами.

Я всегда держалась с окружающими отстраненно, стараясь ни к кому не привязываться, чтобы потом легче было расставаться: мы с мамой все время жили на чемоданах и постоянно переезжали с места на место. Однако Лук и Джина каким-то непостижимым образом всего за неделю очень сблизились со мной. Может, дело в теплом, душевном приеме, который они мне оказали, в их доброте или в том, как терпеливо они учили меня всем премудростям работы в кафе. А может, я отчаянно нуждалась в дружеской поддержке, оставшись одна в незнакомом городе, раздавленная горем и вынужденная заниматься бизнесом, в котором ничего не смыслила. Как бы то ни было, Лук и Джина стали для меня чем-то вроде семьи.

Джина издала короткий смешок, похожий на чириканье птицы.

– Не за что, лапонька, это ведь правда.

Я была признательна ей за эти слова. Чтобы успокоиться, я вдохнула витающие в воздухе ароматы: кофе и ванили, чабреца и корицы, лука, лимона и дрожжей. Эти запахи, напоминавшие о Зи, словно пролили бальзам на мою израненную душу.

Встряхнувшись, я схватила кофейник и, как на линию фронта, поспешила обратно в зал подливать кофе клиентам, стараясь не расплескать на ходу напиток прямо на посетителей.

Рядом с мистером Лейзенби сидела Фейлин Уиггинс. По всей вероятности, она появилась, пока я была на кухне. Эта женщина лет шестидесяти, черноволосая, с короткой стрижкой и голубыми глазами, отличалась исключительным любопытством и весьма своеобразной, непривычной манерой говорить. На похоронах Зи, где мы и познакомились, Фейлин не отходила от меня ни на шаг, ограждая от чересчур бестактных, нескромных вопросов, и щедро вручила не одну, а целых три буханки кабачкового хлеба.

Протянув свою чашку, Фейлин вздохнула:

– Странно… я знала Зи Кэллоу с самого детства. Мы вместе росли. На моих глазах она так неудачно вышла замуж за твоего дедушку, открыла кафе, родила твою маму… Мы виделись чуть ли не каждый день. И при этом Зи ничего о тебе не рассказывала. – Она выжидающе посмотрела на меня.

Я налила кофе ей и мистеру Лейзенби, гадая, нужно ли что-то отвечать. Примечательно, что до сего момента никто не упоминал о моем дедушке. Он был страховым агентом, работал на выезде, и дела привели его в Уиклоу. Дед сразу же поразил Зи красотой и обаянием. Вскоре они обвенчались в одной из часовен Гатлинбурга. Однако через несколько недель их чувство влюбленности стало ослабевать. К тому же деда снова потянуло в путь. Он поставил перед Зи ультиматум: или он, или Уиклоу. Сразу после развода дед покинул город, хотя уже знал, что Зи ждет от него ребенка. Больше бабушка никогда его не видела.

Зи часто повторяла, что страсть к путешествиям у мамы в крови, но настаивала, что ее дом там, где наши корни, то есть в Уиклоу.

Анна-Кейт, милая, обещай, что не выйдешь за человека, из-за которого будешь вынуждена покинуть родные места. Душа всегда остается на земле предков.

– Странно, что мы о тебе ни разу не слышали, – настойчиво гнула свое Фейлин. – Да, Анна-Кейт?

Я-то прекрасно понимала, почему никто в городе не подозревал о моем существовании: из-за Линденов. Но не стала ничего объяснять, просто пожала плечами.

Фейлин нахмурилась.

– Где же ты, дорогуша, все это время пряталась, если не секрет?

Вот на этот вопрос можно и ответить.

– То тут, то там. В основном в северных штатах, – откликнулась я, подливая кофе посетителям. – Когда я была маленькой, мы частенько переезжали. Мама работала медсестрой, и ее постоянно переводили из одной больницы в другую.

Частенько – это, пожалуй, преуменьшение: до того, как мне исполнилось восемнадцать и я поступила в колледж, мы перебирались из города в город раз в несколько месяцев. После мы стали задерживаться на одном месте на год-полтора. Мама неоднократно пыталась осесть, обустроить собственное гнездышко, но от старых привычек не так-то просто избавиться, и в конце концов она вновь пускалась в странствие.

– В северных штатах? – Пебблз скривила губы. – Бедняжка…

Не представляю, почему эта новость вызвала у нее сочувствие.

– Последние два года я жила в Бостоне, – добавила я. Впервые я так много времени провела в одном городе. Правда, четырежды меняла съемные квартиры. – Училась в колледже.

Вообще-то я оставалась в Массачусетсе только ради положенной мне скидки на обучение. Я мечтала обрести дом, но не определилась, где бы хотела поселиться.

– Это мы уже знаем, – кивнула Фейлин. – Я-то думала, что у тебя будет северный выговор, как у Кеннеди. Мне всегда нравилась их семья, особенно Кеннеди-младший. Он просто милашка! А какие у него глаза… – Фейлин вздохнула. – Но ты разговариваешь совсем иначе.

Разочарование в ее голосе меня позабавило.

– Чтобы обзавестись каким-то выговором, нужно куда больше времени.

– Зи сообщила нам, что Иден умерла. Было горько это слышать. Мне очень жаль, Анна-Кейт, – вмешалась Пебблз.

Врачи утверждали, что смерть наступила из-за оторвавшегося тромба. Но я предполагаю, мамино сердце просто не выдержало тоски и боли. Даже странно, что она так долго протянула после папиной гибели.

По залу пронесся негромкий гул: все посетители выразили мне соболезнования. Я крепче сжала кофейник.

– Спасибо вам всем.

– Я не удивлена, что Иден так часто переводилась из больницы в больницу, – отпив из чашки, заявила Пебблз. – Она с детства грезила о дальних странах, постоянно просматривала путеводители.

– Так и есть, – подхватила Фейлин. – Ее явно тянуло в путешествия. У них с Эджеем были большие планы на будущее. – Она оценивающе взглянула на меня. – Немудрено, что после аварии Иден покинула Уиклоу.

– Особенно если учесть, как с ней обращалась Сили Линден. – Пебблз громко прицокнула языком.

Сердце забилось чаще, и я с трудом поборола желание присесть. Всю жизнь я пыталась выведать, почему мама отсюда уехала, но они с Зи упорно отмалчивались. До меня доходили лишь сплетни, слухи о том, что Сили обвинила маму в убийстве. На все мои вопросы, с чего Сили посчитала маму убийцей, у них был только один ответ: это несчастный случай, и точка.