— Я никогда туда не вернусь. — Ладони ее яростно вжались в колени. — Ненавижу этот дом.
— Значит, вы помните, как несчастливы были там?
— Да. — Она неуверенно посмотрела на него. — Кое-что помню особенно хорошо.
— Понимаю. Я хочу задать вам вопрос, Симона.
Ее зрачки расширились от волнения.
— Это не имеет никакого отношения… Ну, разве что косвенное. Пожалуйста, не волнуйтесь.
— Вы, должно быть, думаете, что я очень глупая.
— Нисколько. — Барнаби улыбнулся. — Вы помните, как перед самым уходом оставили коробку со стеклянными банками в патио для Сары Лоусон? Чтобы она забрала их?
— Банки? Какие банки?
— Стеклянные, с откидными крышками. Для домашнего консервирования.
— Не могу… Подождите минутку. Да. Для праздничной распродажи.
— Совершенно верно. — Он едва удержался от того, чтобы не сказать «хорошая девочка», потому что, дав правильный ответ, она обрадовалась, как ребенок.
— А теперь припомните, где вы их взяли?
— Ну, дайте подумать. — Она нахмурилась, вздохнула и снова наморщила лобик. — На этой же церковной ярмарке, должно быть. Там от каждого ждут, чтобы он что-нибудь купил. И поскольку почти все, что там выставляют на продажу, довольно нелепо, на следующий праздник это приносят снова. Одна уродливая настольная лампа появлялась на ярмарке из года в год.
— Превосходно, — одобрил старший инспектор. — С этим мы разобрались.
— Теперь все?
— Пока да.
Она расслабилась, убрала руки с колен. Но пальцы, должно быть, впивались в колени так сильно, что оставили на ткани платья отпечатки.
— Что вы имели в виду, когда сказали Гевину, что здесь будет полиция?
— Это для вашей же безопасности, миссис Холлингсворт. — «Правда же, Гевин? Мы об этом позаботимся».
— Разве еще не все кончено? — Даже под косметикой было заметно, что ее лицо побледнело. — Я имею в виду…
— Сэр, сообщение передано. — Вновь появившийся сержант Трой встал навытяжку посреди ковра, бросая вызов любому, кто захочет его потеснить.
— Хорошо. — Барнаби встал. — Уходим.
Когда они подошли к машине, которую оставили на стоянке у «Лавров», возле нее, привалившись к капоту, их поджидал Грей Паттерсон. Явно встревоженный, он двинулся им навстречу.
— Я узнал ваш «ровер», инспектор, — сказал он. — Не хотел вторгаться к Дженнингсам или приходить в церковь. Особенно при брате Алана. Я подумал, что это может выглядеть довольно двусмысленно.
— Не сомневаюсь, — кивнул Барнаби. — Учитывая ваше прошлое.
— Я пытаюсь выяснить, что происходит с Сарой. Я слышал, что ее арестовали, и пошел в участок. Но мне не позволили с ней увидеться.
— Я бы на вашем месте не беспокоился, мистер Паттерсон.
— Но я ей нужен, чтобы помочь разобраться с этой глупой ошибкой.
— Боюсь, никакой ошибки нет. — Барнаби повторил сказанное недавно Кабби и миссис Молфри, и с тем же результатом. Паттерсон был совершенно раздавлен.
— Это не может быть правдой. Сара?
— Вместе с любовником, — ввернул сержант Трой. Все еще раздраженный тем, что Симону снова запугивают, он был полон решимости выместить на ком-нибудь свою досаду. — Догадываюсь, что потому-то она вдруг и стала с вами дружить. Чтобы отвлечь внимание.
— Ерунда.
— Пока мы его не поймали, но непременно поймаем. — И Трой с улыбкой нанес последний, смертельный удар: — У них был очень страстный роман, знаете ли.
Паттерсон отвернулся и пошел к дороге, которая, по счастью, оказалась пустой. Спотыкаясь, нетвердой походкой, он побрел по травянистой обочине в сторону своего дома.
Мы все под богом ходим. Когда Барнаби слушал, как во время допросов или позже, на скамье подсудимых, преступники причитали и жаловались, будто им никогда не везло, он не слишком сочувствовал.
Хотя ему самому повезло: любящие родители, крепкий счастливый брак, умный здоровый ребенок. Он был не из тех, кто совершает возлияния богам или возносит благодарственные молитвы. Подобно большинству благополучных людей, принимал все как должное.
Но теперь, приближаясь к финальной сцене того, что в первой же книге из многих других, посвященных этому делу, будет названо «Поворот и контрповорот: тайная жизнь Алана и Симоны Холлингсворт», главный инспектор остро ощутил ту роль, которую в расследовании сыграли богини судьбы.
Конечно, Парки неизменно прядут свою пряжу. И вы очень скоро понимаете, благоволят они к вам или нет. Например, если бы кому-то не пришло в голову (а Барнаби ни на миг не поверил, будто эта светлая мысль осенила сержанта Троя) навести справки в жилищном бюро колледжа, квартира на Флавелл-стрит, скорее всего, никогда не была бы обнаружена.
И если бы Иден Ло смотрела в другую сторону в те самые секунды, что понадобились Алану Холлингсворту, чтобы поставить чашку с кофе и уйти, ниточка не потянулась бы к Хитроу.
И вот теперь самая важная нить из всех сплеталась где-то в небесном просторе. Поначалу это выглядело пустяком. Просто еще одно свидетельство. Женский голос в телефонной трубке наутро после похорон. Подлинный, классический кокни.
Барнаби подошел к параллельному аппарату и вслушался.
В то время он не мог сказать, почему именно этот звонок из всех остальных пришелся так кстати, словно именно этого он и ждал. Только через пару часов, на месте, он понял: это была путеводная нить.
Позвонившую звали Куинни Лэмберт, и жила она в Лондоне, на полуострове Айл-оф-Догз. Женщину с фотографии в таблоиде «Сан» свидетельница приметила в квартире напротив. Хотя та и не выходила из дому, миссис Лэмберт пару раз видела ее мельком. Один раз — когда незнакомка открывала дверь почтальону, другой — когда поливала цветы в ящиках на балконе.
Голос у миссис Лэмберт был старческий, и Барнаби предположил, что ее жизнь по большей части ограничена стенами квартиры. Вероятно, немалую часть времени она тратила, зорко приглядывая за соседями. Подобных старушек считали назойливыми особами, любящими совать свой нос в чужие дела, однако для полиции это был просто дар божий.
Хотя, как и все остальные, оба детектива знали, что вокруг причалов и доков Кэнэри-Уорфа разворачивается грандиозное строительство, его масштабы и великолепие их ошеломили. Величественные башни из стекла и стали, окруженные грудами щебня, сверкали в солнечных лучах. Вокруг с ревом и грохотом ползали землеройные машины, поднимая огромные тучи пыли. Новые роскошные здания, апартаменты в которых стоили сотни тысяч фунтов, выросли всего в нескольких ярдах от старых малоэтажных муниципальных зданий постройки тридцатых годов, этой обреченной на слом и заколоченной обители бедноты, отправленной в нокдаун наглыми, элитными деньгами.
Выехав из Блэкуоллского туннеля, Трой восхищенно присвистнул, и даже Барнаби был захвачен помпезным великолепием развернувшейся перед ними панорамы.
Поскольку была почти половина первого, они остановились «У Джорджа», на Вестферри-роуд, ради пинты йоркширского горького пива и нескольких превосходных сэндвичей. Пока сержант Трой развлекался метанием дротиков, Барнаби молча сидел и думал.
Отношения между ними накалялись и уже достигли точки кипения. Трой все еще злился на то, что его страстная забота о благополучии Симоны была грубо истолкована как желание перепихнуться. Кипел он также из-за последовавшей нотации о нежелательности личных отношений любого рода с фигурантами расследуемого дела.
Он понимал, что это значит. Еще как понимал. Это означало, что шеф ему не доверяет, сомневается в его способности держать рот на замке. Небось, думает, что он, Трой, легкомысленный тупица, которого любая хорошенькая куколка способна обвести вокруг своего мизинца. Спросить что вздумается и тут же получить ответ. Что это, как не чертово оскорбление?
— Значит, вы в форме, сержант?
— Да, сэр. — Трой попал в яблочко, допил свою пинту и надел черную кожаную куртку.
Квартира миссис Лэмберт располагалась в небольшом строении, принадлежавшем к жилому комплексу Пибоди-билдингз, сразу за Фермопильскими садами, — двухэтажном здании, опоясанном по кругу балконами, где местами сушилось на веревках белье. Большинство окон первого этажа здесь были забраны прутьями либо коваными решетками. Один-два человека выкупили свое жилье и привнесли в него ноту своеобразия, выкрасив кирпичную кладку в синий и оранжевый цвета и заменив двери и окна. Но в основном здешние постройки оставались однообразно серыми, неряшливыми и нуждались в капитальном ремонте.
— Не останавливайся тут. — Барнаби вспомнил, как имел неосторожность припарковаться возле многоквартирного дома, собираясь произвести арест на восьмом этаже. Его всего-то и не было десять минут, но, когда он вышел, из машины исчезли все съемные части, включая сиденья. — Вон там сойдет.
Трой аккуратно притормозил перед коротким рядом небольших, с узкими фасадами магазинчиков и вышел из машины. Старший инспектор последовал за ним, прихватив свой мобильник. Они прошагали через открытый колодец внутреннего двора, мимо вонючих коммунальных мусорных баков, выше их роста.
Взбираясь по металлической лестнице, Барнаби дивился странному порыву, заставившему его покинуть собственные владения ради выяснения того, что местный полицейский узнал бы в кратчайшие сроки.
Он видел, что миссис Лэмберт отодвинула занавеску, наблюдая за их приближением. Старая леди распахнула дверь, прежде чем Трой успел нажать кнопку звонка. Проследовав в сверкающую чистотой гостиную, настолько заставленную, что им пришлось протискиваться бочком, и отказавшись от чашки чая или кофе, Барнаби спросил, где миссис Лэмберт видела женщину в темных очках.
— Я вам покажу. — Болезненно сморщившись, она заковыляла к окну. — Прямо напротив, видите? Там, где ящики с красными пеларгониями.
— А не могли бы вы мне сказать…. Извините, — перебил себя старший инспектор. — Может быть, вам лучше присесть?
— Я постою, если позволите. А то кровь приливает к шишкам у меня на ногах. — Большие разношенные мужские шлепанцы в клетку и впрямь бугрились.
— Когда вы в последний раз видели эту женщину?
— Ох, дней пять тому или четыре.
— А если чуточку поточнее, миссис Лэмберт? — Сердце Барнаби ухнуло вниз. Пять дней назад Симона Холлингсворт уже лежала в Хиллингдонской больнице.
— Погодите-ка… Это было за день до того, как наша Элейн заехала за мной, чтобы свезти в мозольный кабинет. Они не посылают транспорт за вами, если вы можете откопать кого-нибудь с машиной. Подлые мерзавцы.
— И когда это было?
— В четверг, в Медицинском центре. Значит, ее я видела за день до того.
— В среду? — Восемь дней назад. Барнаби затаил дыхание.
— Совершенно верно.
— А вы помните, когда увидели ее впервые?
Трой не участвовал в разговоре. Внушал себе, что в этом нет смысла. Пустая трата времени. На самом деле напряженное предчувствие, какого он никогда не знал, овладевало им все сильнее.
— Если честно, не могу вспомнить, — созналась Куинни Лэмберт. — Но точно знаю, что это было после двенадцатого июня, потому что именно тогда я вернулась с отдыха в Кромере.
— Благодарю вас, — проговорил Барнаби, чувствуя, что выражение это не передает всей глубины его чувств, но так и не придумав, чем его заменить.
Им с Троем пришлось снова спуститься во двор, чтобы попасть на другую сторону. На полпути они прошли мимо девчушек, прыгающих через скакалку. Футболка одной из них привлекла внимание инспектора. На ней было написано крупными буквами: «Карнавал Кьюба-стрит».
Он остановился и замер, погруженный в свои мысли. Трой по инерции сделал несколько шагов, понял, что остался в одиночестве, и тоже притормозил. Решив, что его специально выставляют дураком, сержант не стал давать задний ход. Вместо этого он подошел к девочкам, улыбнулся и сказал:
— Значит, вы помните, как несчастливы были там?
— Да. — Она неуверенно посмотрела на него. — Кое-что помню особенно хорошо.
— Понимаю. Я хочу задать вам вопрос, Симона.
Ее зрачки расширились от волнения.
— Это не имеет никакого отношения… Ну, разве что косвенное. Пожалуйста, не волнуйтесь.
— Вы, должно быть, думаете, что я очень глупая.
— Нисколько. — Барнаби улыбнулся. — Вы помните, как перед самым уходом оставили коробку со стеклянными банками в патио для Сары Лоусон? Чтобы она забрала их?
— Банки? Какие банки?
— Стеклянные, с откидными крышками. Для домашнего консервирования.
— Не могу… Подождите минутку. Да. Для праздничной распродажи.
— Совершенно верно. — Он едва удержался от того, чтобы не сказать «хорошая девочка», потому что, дав правильный ответ, она обрадовалась, как ребенок.
— А теперь припомните, где вы их взяли?
— Ну, дайте подумать. — Она нахмурилась, вздохнула и снова наморщила лобик. — На этой же церковной ярмарке, должно быть. Там от каждого ждут, чтобы он что-нибудь купил. И поскольку почти все, что там выставляют на продажу, довольно нелепо, на следующий праздник это приносят снова. Одна уродливая настольная лампа появлялась на ярмарке из года в год.
— Превосходно, — одобрил старший инспектор. — С этим мы разобрались.
— Теперь все?
— Пока да.
Она расслабилась, убрала руки с колен. Но пальцы, должно быть, впивались в колени так сильно, что оставили на ткани платья отпечатки.
— Что вы имели в виду, когда сказали Гевину, что здесь будет полиция?
— Это для вашей же безопасности, миссис Холлингсворт. — «Правда же, Гевин? Мы об этом позаботимся».
— Разве еще не все кончено? — Даже под косметикой было заметно, что ее лицо побледнело. — Я имею в виду…
— Сэр, сообщение передано. — Вновь появившийся сержант Трой встал навытяжку посреди ковра, бросая вызов любому, кто захочет его потеснить.
— Хорошо. — Барнаби встал. — Уходим.
Когда они подошли к машине, которую оставили на стоянке у «Лавров», возле нее, привалившись к капоту, их поджидал Грей Паттерсон. Явно встревоженный, он двинулся им навстречу.
— Я узнал ваш «ровер», инспектор, — сказал он. — Не хотел вторгаться к Дженнингсам или приходить в церковь. Особенно при брате Алана. Я подумал, что это может выглядеть довольно двусмысленно.
— Не сомневаюсь, — кивнул Барнаби. — Учитывая ваше прошлое.
— Я пытаюсь выяснить, что происходит с Сарой. Я слышал, что ее арестовали, и пошел в участок. Но мне не позволили с ней увидеться.
— Я бы на вашем месте не беспокоился, мистер Паттерсон.
— Но я ей нужен, чтобы помочь разобраться с этой глупой ошибкой.
— Боюсь, никакой ошибки нет. — Барнаби повторил сказанное недавно Кабби и миссис Молфри, и с тем же результатом. Паттерсон был совершенно раздавлен.
— Это не может быть правдой. Сара?
— Вместе с любовником, — ввернул сержант Трой. Все еще раздраженный тем, что Симону снова запугивают, он был полон решимости выместить на ком-нибудь свою досаду. — Догадываюсь, что потому-то она вдруг и стала с вами дружить. Чтобы отвлечь внимание.
— Ерунда.
— Пока мы его не поймали, но непременно поймаем. — И Трой с улыбкой нанес последний, смертельный удар: — У них был очень страстный роман, знаете ли.
Паттерсон отвернулся и пошел к дороге, которая, по счастью, оказалась пустой. Спотыкаясь, нетвердой походкой, он побрел по травянистой обочине в сторону своего дома.
Мы все под богом ходим. Когда Барнаби слушал, как во время допросов или позже, на скамье подсудимых, преступники причитали и жаловались, будто им никогда не везло, он не слишком сочувствовал.
Хотя ему самому повезло: любящие родители, крепкий счастливый брак, умный здоровый ребенок. Он был не из тех, кто совершает возлияния богам или возносит благодарственные молитвы. Подобно большинству благополучных людей, принимал все как должное.
Но теперь, приближаясь к финальной сцене того, что в первой же книге из многих других, посвященных этому делу, будет названо «Поворот и контрповорот: тайная жизнь Алана и Симоны Холлингсворт», главный инспектор остро ощутил ту роль, которую в расследовании сыграли богини судьбы.
Конечно, Парки неизменно прядут свою пряжу. И вы очень скоро понимаете, благоволят они к вам или нет. Например, если бы кому-то не пришло в голову (а Барнаби ни на миг не поверил, будто эта светлая мысль осенила сержанта Троя) навести справки в жилищном бюро колледжа, квартира на Флавелл-стрит, скорее всего, никогда не была бы обнаружена.
И если бы Иден Ло смотрела в другую сторону в те самые секунды, что понадобились Алану Холлингсворту, чтобы поставить чашку с кофе и уйти, ниточка не потянулась бы к Хитроу.
И вот теперь самая важная нить из всех сплеталась где-то в небесном просторе. Поначалу это выглядело пустяком. Просто еще одно свидетельство. Женский голос в телефонной трубке наутро после похорон. Подлинный, классический кокни.
Барнаби подошел к параллельному аппарату и вслушался.
В то время он не мог сказать, почему именно этот звонок из всех остальных пришелся так кстати, словно именно этого он и ждал. Только через пару часов, на месте, он понял: это была путеводная нить.
Позвонившую звали Куинни Лэмберт, и жила она в Лондоне, на полуострове Айл-оф-Догз. Женщину с фотографии в таблоиде «Сан» свидетельница приметила в квартире напротив. Хотя та и не выходила из дому, миссис Лэмберт пару раз видела ее мельком. Один раз — когда незнакомка открывала дверь почтальону, другой — когда поливала цветы в ящиках на балконе.
Голос у миссис Лэмберт был старческий, и Барнаби предположил, что ее жизнь по большей части ограничена стенами квартиры. Вероятно, немалую часть времени она тратила, зорко приглядывая за соседями. Подобных старушек считали назойливыми особами, любящими совать свой нос в чужие дела, однако для полиции это был просто дар божий.
Хотя, как и все остальные, оба детектива знали, что вокруг причалов и доков Кэнэри-Уорфа разворачивается грандиозное строительство, его масштабы и великолепие их ошеломили. Величественные башни из стекла и стали, окруженные грудами щебня, сверкали в солнечных лучах. Вокруг с ревом и грохотом ползали землеройные машины, поднимая огромные тучи пыли. Новые роскошные здания, апартаменты в которых стоили сотни тысяч фунтов, выросли всего в нескольких ярдах от старых малоэтажных муниципальных зданий постройки тридцатых годов, этой обреченной на слом и заколоченной обители бедноты, отправленной в нокдаун наглыми, элитными деньгами.
Выехав из Блэкуоллского туннеля, Трой восхищенно присвистнул, и даже Барнаби был захвачен помпезным великолепием развернувшейся перед ними панорамы.
Поскольку была почти половина первого, они остановились «У Джорджа», на Вестферри-роуд, ради пинты йоркширского горького пива и нескольких превосходных сэндвичей. Пока сержант Трой развлекался метанием дротиков, Барнаби молча сидел и думал.
Отношения между ними накалялись и уже достигли точки кипения. Трой все еще злился на то, что его страстная забота о благополучии Симоны была грубо истолкована как желание перепихнуться. Кипел он также из-за последовавшей нотации о нежелательности личных отношений любого рода с фигурантами расследуемого дела.
Он понимал, что это значит. Еще как понимал. Это означало, что шеф ему не доверяет, сомневается в его способности держать рот на замке. Небось, думает, что он, Трой, легкомысленный тупица, которого любая хорошенькая куколка способна обвести вокруг своего мизинца. Спросить что вздумается и тут же получить ответ. Что это, как не чертово оскорбление?
— Значит, вы в форме, сержант?
— Да, сэр. — Трой попал в яблочко, допил свою пинту и надел черную кожаную куртку.
Квартира миссис Лэмберт располагалась в небольшом строении, принадлежавшем к жилому комплексу Пибоди-билдингз, сразу за Фермопильскими садами, — двухэтажном здании, опоясанном по кругу балконами, где местами сушилось на веревках белье. Большинство окон первого этажа здесь были забраны прутьями либо коваными решетками. Один-два человека выкупили свое жилье и привнесли в него ноту своеобразия, выкрасив кирпичную кладку в синий и оранжевый цвета и заменив двери и окна. Но в основном здешние постройки оставались однообразно серыми, неряшливыми и нуждались в капитальном ремонте.
— Не останавливайся тут. — Барнаби вспомнил, как имел неосторожность припарковаться возле многоквартирного дома, собираясь произвести арест на восьмом этаже. Его всего-то и не было десять минут, но, когда он вышел, из машины исчезли все съемные части, включая сиденья. — Вон там сойдет.
Трой аккуратно притормозил перед коротким рядом небольших, с узкими фасадами магазинчиков и вышел из машины. Старший инспектор последовал за ним, прихватив свой мобильник. Они прошагали через открытый колодец внутреннего двора, мимо вонючих коммунальных мусорных баков, выше их роста.
Взбираясь по металлической лестнице, Барнаби дивился странному порыву, заставившему его покинуть собственные владения ради выяснения того, что местный полицейский узнал бы в кратчайшие сроки.
Он видел, что миссис Лэмберт отодвинула занавеску, наблюдая за их приближением. Старая леди распахнула дверь, прежде чем Трой успел нажать кнопку звонка. Проследовав в сверкающую чистотой гостиную, настолько заставленную, что им пришлось протискиваться бочком, и отказавшись от чашки чая или кофе, Барнаби спросил, где миссис Лэмберт видела женщину в темных очках.
— Я вам покажу. — Болезненно сморщившись, она заковыляла к окну. — Прямо напротив, видите? Там, где ящики с красными пеларгониями.
— А не могли бы вы мне сказать…. Извините, — перебил себя старший инспектор. — Может быть, вам лучше присесть?
— Я постою, если позволите. А то кровь приливает к шишкам у меня на ногах. — Большие разношенные мужские шлепанцы в клетку и впрямь бугрились.
— Когда вы в последний раз видели эту женщину?
— Ох, дней пять тому или четыре.
— А если чуточку поточнее, миссис Лэмберт? — Сердце Барнаби ухнуло вниз. Пять дней назад Симона Холлингсворт уже лежала в Хиллингдонской больнице.
— Погодите-ка… Это было за день до того, как наша Элейн заехала за мной, чтобы свезти в мозольный кабинет. Они не посылают транспорт за вами, если вы можете откопать кого-нибудь с машиной. Подлые мерзавцы.
— И когда это было?
— В четверг, в Медицинском центре. Значит, ее я видела за день до того.
— В среду? — Восемь дней назад. Барнаби затаил дыхание.
— Совершенно верно.
— А вы помните, когда увидели ее впервые?
Трой не участвовал в разговоре. Внушал себе, что в этом нет смысла. Пустая трата времени. На самом деле напряженное предчувствие, какого он никогда не знал, овладевало им все сильнее.
— Если честно, не могу вспомнить, — созналась Куинни Лэмберт. — Но точно знаю, что это было после двенадцатого июня, потому что именно тогда я вернулась с отдыха в Кромере.
— Благодарю вас, — проговорил Барнаби, чувствуя, что выражение это не передает всей глубины его чувств, но так и не придумав, чем его заменить.
Им с Троем пришлось снова спуститься во двор, чтобы попасть на другую сторону. На полпути они прошли мимо девчушек, прыгающих через скакалку. Футболка одной из них привлекла внимание инспектора. На ней было написано крупными буквами: «Карнавал Кьюба-стрит».
Он остановился и замер, погруженный в свои мысли. Трой по инерции сделал несколько шагов, понял, что остался в одиночестве, и тоже притормозил. Решив, что его специально выставляют дураком, сержант не стал давать задний ход. Вместо этого он подошел к девочкам, улыбнулся и сказал: