– Да. Всеми возможными способами. И уже скоро. Так что привыкай к этой мысли. Я не потерплю сопротивления, – с этими словами он проталкивает в меня один палец, заставляя испуганно сжаться. – Ли-и-ина. Я что, сказал?
Не сопротивляться. Я помню. Но реакции тела не так-то просто контролировать. Меня там никто никогда не трогал. И это мало похоже на ласку.
Дыши, Лина. Дыши.
Зажмурившись, я изо всех сил пытаюсь расслабиться. И у меня немножко получается, хоть это непрвычное и немного болезненное растягивающее ощущение пугает меня до дрожи.
– Хорошая зверушка, – довольно усмехается ри-одо, продолжая исследовать меня изнутри. – Раздвинь ноги.
Сглотнув, я отвожу ногу в сторону. Вторую некуда, разве что на него.
– Шире, – приказывает строго. И сам перебрасывает мою ногу через своё бедро. – Вот так. Задавай дальше свои вопросы, Лина.
Глава 18
И как тут спрашивать? Как в такой ситуации вообще думать? Разве что, представив себя на приёме у гинеколога. Неловко. Дискомфортно и неприятно. Но терпимо.
Зажмурившись, я с трудом перевожу дыхание. Пытаюсь отстраниться эмоционально от происходящего. Ну трогает. Ну ощупывает, как вещь. Пусть. От меня не убудет. Наверное. Не противно, и на том спасибо.
Неизвестно, когда мне ещё предоставится возможность задавать вопросы. Надо собраться.
– Как мне вести себя, господин? С другими? С Чотжаром? – нахожу я в себе силы выдать что-то разумное.
– С Чотжаром разрешаю разговаривать. Со всеми вопросами и просьбами, касающимися твоих нужд и потребностей, обращайся именно к нему. После сна я покажу тебе, как его вызывать, – сухо сообщает ри-одо. Но тут же прищуривается недобро: – Со всеми остальными, если я не прикажу иначе, рта не раскрываешь. Никто не должен знать ни где я тебя приобрёл, ни почему, ни зачем. Как и того, что ты слышала, и что видела в моих апартаментах. Ничего из того, что я говорю тебе. Посмеешь ослушаться, накажу так, что смерть покажется благом. Поняла?
От этого его тона я буквально изморозью покрываюсь, чувствуя суматошный и почти болезненный стук сердца в груди. И тело начинает побаливать, как от долгого переохлаждения.
Жуть берёт, стоит только представить, каким будет это его наказание. Только теперь до меня доходит простая и очевидная мысль, что у моего хозяина могут быть способности, о которых я даже понятия не имею.
– Да, господин. Я поняла, – трясу утвердительно головой, торопясь уверить его в своей покорности. Лишь бы прекратил меня пугать.
Сжимаю дрожащие губы.
Хорошо, что спросила и сейчас это услышала. Теперь буду знать. Не то, чтобы я собиралась выбалтывать тайны хозяина. Но, кто предупреждён… тот не обязательно вооружён, но хотя бы вдвойне осторожен.
Затихнув пришибленно, я несколько секунд лежу молча. Обдумывая то, что узнала. И уже действительно почти не обращаю внимания на то, что рука ри-одо по-прежнему находится у меня между ног
– У всех самок твоего вида выделяется столь скудный секрет, – вырывает меня из размышлений неожиданный вопрос ри-одо.
– Секрет? – оторопело переспрашиваю я.
– Смазка на половых органах, облегчающая проникновение мужского члена, – с ноткой нетерпеливого раздражения уточняет он. – Вот здесь. – Его ладонь хлопает меня по промежности, наглядно демонстрируя место, которое интересует хозяина. – Ты слишком сухая. Это особенность твоего вида?
И вот почему я снова краснею?
– Смазка выделяется… обильней… когда женщина возбуждена, – признаюсь, запинаясь на каждом слове.
– А ты, стало быть, не возбуждена.
Слава богу, это не вопрос. Не ждёт же он, что я почувствую возбуждение в этой ситуации?
Или… ждёт?
Но… я не могу. Мне страшно. И дико. И неприятно.
Только вот… ему вряд ли такое объяснение понравится.
– Может быть… там настолько сухо из-за очистительной кабинки, – выдвигаю я спасительное предположение. – Это облучение слишком сушит мою кожу, волосы, слизистые ткани. Можно мне мыться в воде? Пожалуйста…
– Сушит, говоришь? – подозрительно тянет ри-одо, склоняясь надо мной. Смотрит испытывающе: – Хитришь, зверушка?
Ой.
Смотрю на него в ответ. Делая большие, невинные глаза, надеясь неведомо на что. Я же правду сказала. Частичную.
– Хм. А ты умна и изворотлива, оказывается. Мне это нравится. Пожалуй, с тебя действительно получится то, что нам нужно.
Нам? Кому, это нам? Может… Ох страшно что-то опять становится.
– Завтра ты расскажешь мне, как тебя возбудить, – с нажимом уведомляют меня. – Твоё тело нужно подготовить.
Видя моё замешательство, он с усмешкой ложится обратно. Притягивает меня к себе, как плюшевую игрушку. Заставляя улечься у него под боком. Обхватывает своей огромной ручищей, сжав ладонью ягодицу.
– Теперь спи, Лина, – и уже не мне: – Свет.
И спальня погружается во тьму.
Глава 19
– Лина, просыпайся, – вырывает меня из объятий сна чей-то резкий приказ.
Вздрогнув, я с колотящимся сердцем распахиваю глаза, таращась на графитовый потолок. Что случилось? Где я? Это… не камера мучнистых. Потолок… не белый.
Я выбралась оттуда.
Но не успеваю я насладиться облегчением, как снова слышу этот голос. Ри-одо – приходит вспышкой в памяти.
– Вставай, зверушка. У тебя есть обязанности. И у меня нет времени тебя ждать.
– Да. Сейчас, хозяин, – выдыхаю хрипло, садясь в кровати и сонно осматриваясь вокруг.
Поднимаю глаза на ри-одо, сидящего на краю. Наблюдающего за мной через плечо с какой-то мрачной задумчивостью.
– Жду тебя в очистном отсеке, – роняет сухо, поднимаясь.
И уходит из спальни, оставив меня собираться с сонными мыслями. Мотнув головой, сползаю с кровати. Опустив ноги на пол, с удивлением отмечаю, что он уже не такой холодный, как вчера. Или это я просто разомлевшая после сна.
Подумать только. Я всю ночь проспала под боком у ри-одо. Крепко так. Даже ни разу не проснулась. И выспалась. Чувствую себя сейчас довольно бодрой и отдохнувшей.
Интересно, зачем я ему в очистном отсеке? Может, покажет, как душем пользоваться? Наверняка ещё заставит мыть его.
От одной только мысли о тёплой воде, во мне поднимается настоящий восторг. И плевать, даже если принимать этот душ придётся с хозяином за компанию. Потерплю как-то. Не так уж и страшно к нему прикасаться. Даже эстетическое удовольствие можно получить. А свою стыдливость давно пора засунуть куда подальше. Она не поможет мне выжить.
Когда я появлюсь в ванной комнате, то есть очистном отсеке, конечно, ри-одо как раз заходит в душевую кабинку.
– Иди сюда, – приказывает, хотя даже не смотрел до этого в мою сторону. И как только заметил? Я так громко ногами шлёпаю?
Выполнить этот его приказ мне совершенно не трудно и даже в радость. Надеюсь, что хоть не ошиблась, и это действительно душевая, а не что-то другое.
Вчера кабина показалась мне большой и просторной. Сегодня одно лишь присутствие ри-одо делает её... далеко не такой уж и большой. Даже тесной. Особенно, когда позади смыкаются створки, а хозяин поворачивается ко мне лицом. В чёрных провалах глаз бушует голод. Мощное тело напряжено. И кое-что поднято в полной боевой готовности.
Шаг назад получается сам собой. И лишь прижавшись спиной к сомкнутым дверцам, я понимаю, что нарушила его приказ.
Не избегать его прикосновений. Так он кажется сказал?
Только на этот раз моя непроизвольная реакция производит на хозяина совершенно другой эффект. Мужские губы дёргаются в хищном оскале. Глаза сужаются, и тяжёлый взгляд сосредотачивается на добыче. На мне.
Миг, одно его плавное неотвратимое движение, и я оказываюсь припечатана к стенке этим огромным телом. Буквально распята. Вздёрнута вверх с прижатыми над головой руками и с разведёнными ногами. С болезненно-острым и пугающим до дрожи ощущением вжимающегося в мою промежность мужского органа.
На горле огромная лапища. Мешающая дышать. Вынуждающая неотрывно смотреть в чёрную бездну.
– Замри, зверушка. Знаешь, что такое охотничий инстинкт? – шипит он мне на ухо. И двигает бёдрами, ритмично вжимаясь… там. Продавливая мою плоть. Почти проникая.
В ушах шумит. Дыхание спирает, и снова темнеет в глазах.
– Да, – сиплю я хрипло.
– Ты и твой страх даже во мне будят звериную суть. Потребность догнать, взять, подчинить. Сломить любое сопротивление. Хочешь выжить? Тогда не провоцируй. Подчинись сама, – рычит мой хозяин.
Рука с моей шеи скользит на затылок, перехватывая волосы. Сжимая их и оттягивая голову назад. И ри-одо прижимается к моему горлу ртом. Прихватывает острыми зубами. Слизывает горячим языком мой истеричный пульс.
Меня уже трясёт в его руках. И кроет дикой смесью страха с чем-то ещё. Незнакомым и тёмным. Порочным. Стыдным. Отчего всё внутри трепещет в агонии, и кожа горит. Я вся, как обнажённый нерв. Особенно там, внизу.
– Твой запах меняется, – оторвавшись от моей шеи, отчего-то довольно тянет ри-одо. Вдыхает воздух у моего виска. – Становится более пряным и сладким. Я чувствую твою влагу, Лина.
Что?! Нет! Я не могла… Это же… ненормально. Неправильно.
Но хозяин толкается бёдрами снова. Задевает своим орудием пыток мой клитор. И в глазах темнеет.
– Ты возбуждена, зверушка, – ловит мой стон губами ри-одо.
Глава 20
Жёсткий рот вгрызается в мои губы. Внутрь врывается острый язык. Обдавая мои рецепторы цитрусовой горечью. Подчиняя и властвуя. Уничтожая на корню даже мысли о сопротивлении.
Беспомощно всхлипнув, я обвисаю в мужских руках. Непроизвольно цепляюсь за широкие плечи. И сдаюсь. Сдаюсь без боя. Оправдывая себя тем, что должна.
И воздуха уже не хватает. И врать себе больше не получается. Потому что тело предательски горит… горит от этой жестокой собственнической ласки. И подаётся навстречу, открывается ему больше.
Не сопротивляться. Я помню. Но реакции тела не так-то просто контролировать. Меня там никто никогда не трогал. И это мало похоже на ласку.
Дыши, Лина. Дыши.
Зажмурившись, я изо всех сил пытаюсь расслабиться. И у меня немножко получается, хоть это непрвычное и немного болезненное растягивающее ощущение пугает меня до дрожи.
– Хорошая зверушка, – довольно усмехается ри-одо, продолжая исследовать меня изнутри. – Раздвинь ноги.
Сглотнув, я отвожу ногу в сторону. Вторую некуда, разве что на него.
– Шире, – приказывает строго. И сам перебрасывает мою ногу через своё бедро. – Вот так. Задавай дальше свои вопросы, Лина.
Глава 18
И как тут спрашивать? Как в такой ситуации вообще думать? Разве что, представив себя на приёме у гинеколога. Неловко. Дискомфортно и неприятно. Но терпимо.
Зажмурившись, я с трудом перевожу дыхание. Пытаюсь отстраниться эмоционально от происходящего. Ну трогает. Ну ощупывает, как вещь. Пусть. От меня не убудет. Наверное. Не противно, и на том спасибо.
Неизвестно, когда мне ещё предоставится возможность задавать вопросы. Надо собраться.
– Как мне вести себя, господин? С другими? С Чотжаром? – нахожу я в себе силы выдать что-то разумное.
– С Чотжаром разрешаю разговаривать. Со всеми вопросами и просьбами, касающимися твоих нужд и потребностей, обращайся именно к нему. После сна я покажу тебе, как его вызывать, – сухо сообщает ри-одо. Но тут же прищуривается недобро: – Со всеми остальными, если я не прикажу иначе, рта не раскрываешь. Никто не должен знать ни где я тебя приобрёл, ни почему, ни зачем. Как и того, что ты слышала, и что видела в моих апартаментах. Ничего из того, что я говорю тебе. Посмеешь ослушаться, накажу так, что смерть покажется благом. Поняла?
От этого его тона я буквально изморозью покрываюсь, чувствуя суматошный и почти болезненный стук сердца в груди. И тело начинает побаливать, как от долгого переохлаждения.
Жуть берёт, стоит только представить, каким будет это его наказание. Только теперь до меня доходит простая и очевидная мысль, что у моего хозяина могут быть способности, о которых я даже понятия не имею.
– Да, господин. Я поняла, – трясу утвердительно головой, торопясь уверить его в своей покорности. Лишь бы прекратил меня пугать.
Сжимаю дрожащие губы.
Хорошо, что спросила и сейчас это услышала. Теперь буду знать. Не то, чтобы я собиралась выбалтывать тайны хозяина. Но, кто предупреждён… тот не обязательно вооружён, но хотя бы вдвойне осторожен.
Затихнув пришибленно, я несколько секунд лежу молча. Обдумывая то, что узнала. И уже действительно почти не обращаю внимания на то, что рука ри-одо по-прежнему находится у меня между ног
– У всех самок твоего вида выделяется столь скудный секрет, – вырывает меня из размышлений неожиданный вопрос ри-одо.
– Секрет? – оторопело переспрашиваю я.
– Смазка на половых органах, облегчающая проникновение мужского члена, – с ноткой нетерпеливого раздражения уточняет он. – Вот здесь. – Его ладонь хлопает меня по промежности, наглядно демонстрируя место, которое интересует хозяина. – Ты слишком сухая. Это особенность твоего вида?
И вот почему я снова краснею?
– Смазка выделяется… обильней… когда женщина возбуждена, – признаюсь, запинаясь на каждом слове.
– А ты, стало быть, не возбуждена.
Слава богу, это не вопрос. Не ждёт же он, что я почувствую возбуждение в этой ситуации?
Или… ждёт?
Но… я не могу. Мне страшно. И дико. И неприятно.
Только вот… ему вряд ли такое объяснение понравится.
– Может быть… там настолько сухо из-за очистительной кабинки, – выдвигаю я спасительное предположение. – Это облучение слишком сушит мою кожу, волосы, слизистые ткани. Можно мне мыться в воде? Пожалуйста…
– Сушит, говоришь? – подозрительно тянет ри-одо, склоняясь надо мной. Смотрит испытывающе: – Хитришь, зверушка?
Ой.
Смотрю на него в ответ. Делая большие, невинные глаза, надеясь неведомо на что. Я же правду сказала. Частичную.
– Хм. А ты умна и изворотлива, оказывается. Мне это нравится. Пожалуй, с тебя действительно получится то, что нам нужно.
Нам? Кому, это нам? Может… Ох страшно что-то опять становится.
– Завтра ты расскажешь мне, как тебя возбудить, – с нажимом уведомляют меня. – Твоё тело нужно подготовить.
Видя моё замешательство, он с усмешкой ложится обратно. Притягивает меня к себе, как плюшевую игрушку. Заставляя улечься у него под боком. Обхватывает своей огромной ручищей, сжав ладонью ягодицу.
– Теперь спи, Лина, – и уже не мне: – Свет.
И спальня погружается во тьму.
Глава 19
– Лина, просыпайся, – вырывает меня из объятий сна чей-то резкий приказ.
Вздрогнув, я с колотящимся сердцем распахиваю глаза, таращась на графитовый потолок. Что случилось? Где я? Это… не камера мучнистых. Потолок… не белый.
Я выбралась оттуда.
Но не успеваю я насладиться облегчением, как снова слышу этот голос. Ри-одо – приходит вспышкой в памяти.
– Вставай, зверушка. У тебя есть обязанности. И у меня нет времени тебя ждать.
– Да. Сейчас, хозяин, – выдыхаю хрипло, садясь в кровати и сонно осматриваясь вокруг.
Поднимаю глаза на ри-одо, сидящего на краю. Наблюдающего за мной через плечо с какой-то мрачной задумчивостью.
– Жду тебя в очистном отсеке, – роняет сухо, поднимаясь.
И уходит из спальни, оставив меня собираться с сонными мыслями. Мотнув головой, сползаю с кровати. Опустив ноги на пол, с удивлением отмечаю, что он уже не такой холодный, как вчера. Или это я просто разомлевшая после сна.
Подумать только. Я всю ночь проспала под боком у ри-одо. Крепко так. Даже ни разу не проснулась. И выспалась. Чувствую себя сейчас довольно бодрой и отдохнувшей.
Интересно, зачем я ему в очистном отсеке? Может, покажет, как душем пользоваться? Наверняка ещё заставит мыть его.
От одной только мысли о тёплой воде, во мне поднимается настоящий восторг. И плевать, даже если принимать этот душ придётся с хозяином за компанию. Потерплю как-то. Не так уж и страшно к нему прикасаться. Даже эстетическое удовольствие можно получить. А свою стыдливость давно пора засунуть куда подальше. Она не поможет мне выжить.
Когда я появлюсь в ванной комнате, то есть очистном отсеке, конечно, ри-одо как раз заходит в душевую кабинку.
– Иди сюда, – приказывает, хотя даже не смотрел до этого в мою сторону. И как только заметил? Я так громко ногами шлёпаю?
Выполнить этот его приказ мне совершенно не трудно и даже в радость. Надеюсь, что хоть не ошиблась, и это действительно душевая, а не что-то другое.
Вчера кабина показалась мне большой и просторной. Сегодня одно лишь присутствие ри-одо делает её... далеко не такой уж и большой. Даже тесной. Особенно, когда позади смыкаются створки, а хозяин поворачивается ко мне лицом. В чёрных провалах глаз бушует голод. Мощное тело напряжено. И кое-что поднято в полной боевой готовности.
Шаг назад получается сам собой. И лишь прижавшись спиной к сомкнутым дверцам, я понимаю, что нарушила его приказ.
Не избегать его прикосновений. Так он кажется сказал?
Только на этот раз моя непроизвольная реакция производит на хозяина совершенно другой эффект. Мужские губы дёргаются в хищном оскале. Глаза сужаются, и тяжёлый взгляд сосредотачивается на добыче. На мне.
Миг, одно его плавное неотвратимое движение, и я оказываюсь припечатана к стенке этим огромным телом. Буквально распята. Вздёрнута вверх с прижатыми над головой руками и с разведёнными ногами. С болезненно-острым и пугающим до дрожи ощущением вжимающегося в мою промежность мужского органа.
На горле огромная лапища. Мешающая дышать. Вынуждающая неотрывно смотреть в чёрную бездну.
– Замри, зверушка. Знаешь, что такое охотничий инстинкт? – шипит он мне на ухо. И двигает бёдрами, ритмично вжимаясь… там. Продавливая мою плоть. Почти проникая.
В ушах шумит. Дыхание спирает, и снова темнеет в глазах.
– Да, – сиплю я хрипло.
– Ты и твой страх даже во мне будят звериную суть. Потребность догнать, взять, подчинить. Сломить любое сопротивление. Хочешь выжить? Тогда не провоцируй. Подчинись сама, – рычит мой хозяин.
Рука с моей шеи скользит на затылок, перехватывая волосы. Сжимая их и оттягивая голову назад. И ри-одо прижимается к моему горлу ртом. Прихватывает острыми зубами. Слизывает горячим языком мой истеричный пульс.
Меня уже трясёт в его руках. И кроет дикой смесью страха с чем-то ещё. Незнакомым и тёмным. Порочным. Стыдным. Отчего всё внутри трепещет в агонии, и кожа горит. Я вся, как обнажённый нерв. Особенно там, внизу.
– Твой запах меняется, – оторвавшись от моей шеи, отчего-то довольно тянет ри-одо. Вдыхает воздух у моего виска. – Становится более пряным и сладким. Я чувствую твою влагу, Лина.
Что?! Нет! Я не могла… Это же… ненормально. Неправильно.
Но хозяин толкается бёдрами снова. Задевает своим орудием пыток мой клитор. И в глазах темнеет.
– Ты возбуждена, зверушка, – ловит мой стон губами ри-одо.
Глава 20
Жёсткий рот вгрызается в мои губы. Внутрь врывается острый язык. Обдавая мои рецепторы цитрусовой горечью. Подчиняя и властвуя. Уничтожая на корню даже мысли о сопротивлении.
Беспомощно всхлипнув, я обвисаю в мужских руках. Непроизвольно цепляюсь за широкие плечи. И сдаюсь. Сдаюсь без боя. Оправдывая себя тем, что должна.
И воздуха уже не хватает. И врать себе больше не получается. Потому что тело предательски горит… горит от этой жестокой собственнической ласки. И подаётся навстречу, открывается ему больше.