Я, глубоко вздохнув, двинулась внутрь.

Через пару минут я вышла на самом последнем этаже высотки, тяжело и рвано дыша. Меня колотило и знобило как в лихорадке, а пульс вместе с сердцем колотился так, что казалось, сердце сейчас выпрыгнет наружу.

Мне пришлось прислониться к стенке, чтобы успокоиться и привести свой пульс и дыхание в норму. Я откинула голову назад, сталкиваясь затылком с мраморной стеной.

Боже, я точно скоро так умру!

Но всё же я выдержала, смогла, хоть и до жути было страшно, голова кружилась, и со всех сторон, казалось, стены движутся на меня. Отчего вновь накатывали паника и ужас, что я в этой кабинке умру, что воздуха не хватит.

Но я старалась думать только об одном-единственном человеке, ради которого я всё это делаю, потому что он мне нужен. Нужен как никто и ничто на свете.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Успокоив сердцебиение и пульс, распахнула ресницы и, сделав короткий вдох, направилась в сторону двери в квартиру, за которой живёт мужчина, в которого я до беспамятства влюблена.

По мере приближения мой пульс ускорялся, а ноги стали дрожать. Лёгкое головокружение чувствовалось. Я нервничала, волновалась…

Последний шаг и последний короткий вдох-выдох. Поднимаю правую руку, чувствую, как в локте простреливает лёгкая боль. Блин, я и забыла про повязку, которую слишком затянули. Чёрт. Но я всё равно поднесла пальцы к дверному звонку и нажала на него.

Сердце остановилось. Дыхание замерло. И я сама стала как статуя.

Десять секунд… двадцать… Минута… Две… А в ответ не слышу ни звука по ту сторону, ни шороха, будто там вообще никто никогда не жил.

Сердце пронзила боль, сдавило.

Он не приехал… Его нет.

И стало так больно, что глаза защипало и пришлось зажмуриться, чтобы не расплакаться. Всё же я опоздала. А может быть, он где-то развлекается, даже не думая обо мне.

По коже прошёлся холод, меня всю зазнобило.

Что делать?

А может, стоить подождать? Может, у меня есть шанс? Хоть малюсенький, но он есть.

Я всё равно должна с ним поговорить.

Повернувшись, я шагнула к ступенькам и опустилась на них. Подожду его тут.

Он должен прийти. Я в этом уверена. Должен. Я чувствую это.

Прислонилась головой к стене и прикрыла глаза. Сердце отбивало свой привычный ритм, но казалось, с каждой уходящей минутой оно всё замедлялось и замедлялась. Как и моя надежда, что он вернётся, угасала.

Обхватила себя руками и не поняла, как улетела в лёгкую дрёму. Лишь когда возле себя услышала удивлённый и нежный голос, прикосновение к моему лицу, начала возвращаться в реальность, отбрасывая сон.

— Сонечка! Соня, девочка, просыпайся. Не нужно сидеть на холодных ступенях.

Я резко распахнула глаза, встречаясь с синими искрящимися глазами, по которым до одури скучала всё эти долгие три месяца, которые казались вечностью.





Глава 37





Егор



Всё тело болит, а шея затекла от того, что в одной позе находился несколько часов подряд. Я только прилетел с заезда и сразу рванул в сторону дома.

Пытался размять шею, входя в подъезд.

На дворе был уже глубокий вечер, а меня клонило в сон. В последнее время мало сплю, поэтому хотелось быстрее добраться до своей кровати и просто упасть, чтобы проспать несколько дней подряд. Я даже друзьям отказал, которые звали к себе, чтобы отметить ещё одну победу — сотую, наверное, по счёту.

Я не считал, потому что в последние месяцы меня всё это мало волновало.

Вышел из лифта, направился в сторону квартиры, как вдруг, подойдя к двери, замер истуканом, не веря в то, что увидел собственными глазами. Просто потому, что такого просто не может быть. Или же я сплю, и мне всё это снится.

На холодном бетоне, свернувшись калачиком и прислонившись к железобетонной холодной стене, сидела Соня. Я зажмурился и вновь открыл глаза, чтобы удостовериться, что в действительности мне всё это не снится. Что мне всё это не привиделось, и эта маленькая красивая принцесса находится совсем рядом со мной. Всего в нескольких шагах от меня.


Но нет. Наваждение не исчезло.

Что она здесь делает?

Тем более на холодном бетоне. Простудится же, глупая.

Хмурюсь, качая головой, и делаю шаг ближе к девушке, чтобы уже в следующее мгновение, присев на корточки, позвать её:

— Соня, — но реакции никакой. Мне так хотелось прикоснуться к ней, что я не удержался, и рука сама потянулась к её лицу, желая почувствовать гладкость её кожи. — Сонечка! Соня, девочка, просыпайся. Не нужно сидеть на холодном полу.

Тут же её большущие глаза цвета шоколада распахнулись, и она в непонимании уставилась на меня. А глаза смотрят так — в душу забираются, проникают под кожу.

Большие красивые глаза, от которых оторваться невозможно, уставились на меня в изумлении. Мерцают искрами, теплым светом внутри.

Как же я скучал все эти месяцы вдали от тебя, девочка… Знала бы ты только, как скучал…

— Егор… — шепчут её губы, и мой взгляд опускается ниже. Хочется поцеловать их, вспомнить их вкус, но я сдерживаю себя.

Беру две её ладошки, ощущаю их холод. Хмурюсь ещё сильнее. Поглаживаю большим пальцем, желая согреть. Сжимаю в оковах своих рук и тяну вверх, поднимаясь вместе с Соней.

— Вставай. Нечего тут сидеть на холодном полу. Ты вся замёрзла, — мой голос твёрдый и жёсткий, не терпящий возражений. — Поговорим в квартире.

Соня кивает и встаёт вместе со мной, подчиняясь мне. Я держу её ладошку в своей руке, не выпускаю, боясь, что мгновение и она исчезнет, растворится в моих руках, даже когда вставляю в замочную скважину ключ. Мне нужно чувствовать, что она рядом.

Открываю дверь, первой впускаю девочку, которая делает неуверенные маленькие шаги, будто боится. Хмурюсь, потому что её состояние мне не нравится. Не нравится то, что я вижу: бледность лица, круги под глазами, она будто ещё похудела, хотя и без того очень миниатюрная девочка.

Что случилось за эти три месяца, пока мы с ней не виделись?

Первая мысль, которая бьёт меня в темечко, что она много работает, наверняка опять без выходных, что меня злит и раздражает ещё сильнее, ведь я догадываюсь, кто виновен во всём этом.

Этого начальника, кто злоупотребляет своим служебным положением, хочется немедленно найти и разукрасить его дебильную морду сильнее, чем прежде — не оставить на нём не единого живого места.

Во мне просыпается злость, ярость, от которой хочется всё крушить и бить. А точнее, кого-то, кто повинен в таком состоянии моей Сони.

Сжимаю руки в кулаки, дабы сдержать свою ярость и злость. Не напугать маленькую принцессу.

Захлопываю за нами дверь, включаю свет, бросая на тумбочку ключи.

— Снимай куртку, — говорю девушке и, не отрывая от неё взгляда, снимаю обувь.

Соня снимает кожанку, и мой взгляд тут же цепляется за забинтованную правую руку на локтевом сгибе.

Что это? Что это, мать твою?!

Плохие мысли тут же накатывают на меня, предлагая мне один за другим плохие сценарии того, что могло случиться с Соней, отчего её рука забинтована. И мне реально становится плохо от этих вариантов.

— Соня… — мой голос глухой, еле слышен. Горло скрутил спазм, не позволяя говорить и нормально дышать. Страх пробрался ко мне в душу.

Соня поворачивается ко мне, а я не могу отвести глаз от повреждённой руки. Плохие мысли завладели мной — не могу сдвинуться с места, лишь смотрю на бинты, повязанные вокруг маленькой, тонкой руки этой хрупкой девочки.

Она как маленькая хрупкая фарфоровая статуэтка, которую чуть тронь — и она упадёт, разобьётся. Боязно до неё дотрагиваться, потому что боишься, что сломаешь её ненароком, не желая того.

— Это что? — головой показываю в сторону перебинтованной руки, еле выдавливая из себя эти слова.

Взгляд Сони падает на ту самую руку, а потом поднимается на меня, смотря прямо в глаза.

— Ничего страшного. Просто витамины колола.

После её слов я шумно выдыхаю, запрокидывая голову назад и прикрыв глаза. Все плохие мысли разом исчезают, но волнение остаётся, потому что и дураку понятно, что не просто так ей кололи эти самые витамины.

Беру себя в руки и приоткрываю рот.

— Проходи в гостиную, — и девушка, разувшись, следует в ту сторону, где у меня находится гостиная. Я же следую за ней, не отрываясь смотрю на её хрупкую спину.

Соня проходит в комнату, устраивается в кресле. Я же подхожу к ней вплотную, приседаю, касаясь своими коленками её. Беру в ладони её прохладные руки и начинаю греть.

В голове куча вопросов, которые немедленно хочется задать: от “почему она не отвечала на мои звонки?” до “что случилось и почему она здесь?”. И мне хочется узнать ответы на них незамедлительно, но я даю девочке успокоиться, согреться, собраться с силами и уже тогда мне всё рассказать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Об этом всём мы должны были поговорить ещё три месяца назад, но мы этого не сделали, поддавшись своим чувствам, которые клокотали внутри нас. И имя этим чувствам — ревность.

Но я-то знаю, уже трезво понимаю, что девочка Соня в тех обстоятельствах не виновата. Знаю чётко, что мы друг другу не изменяли.

— Расскажешь? — спрашиваю её, заглядывая в её глаза, пытаясь понять её чувства, увидеть эмоции. И просто хочу в них смотреть.

Они такие красивые. Она сама красивая. Очень красивая.