– Должны были, а на деле хрен его знает, как они там что проинтерпретировали. На суде это все никак не всплывало. Да уйма всякого дерьма так и не всплыла на суде. Уйма дерьма, которое просто обязано было всплыть.

– Но зачем оставлять оружие, зато снимать глушитель?

– А хрен его знает. Разве что это одна из тех штучек за пять тысяч баксов – рука не поднялась бросить.

Гурни в такое как-то не верилось.

– По версии обвинения, из всех способов, какими мстительная жена может убить мужа, Кэй Спалтер выбрала самый мудреный, затратный, требующий самого современного…

– Малыш Дэйви, меня можешь не уговаривать. Я и сам знаю, что версия отстой. Дыр в ней больше, чем у нарка в вене. Вот почему я и выбрал это дело для разгона. Большой потенциал для пересмотра.

– Отлично. Итак, глушитель был, но его сняли и унесли. Предположительно сам стрелок.

– Верно.

– Отпечатков нигде никаких?

– Никаких. Работали в латексных перчатках.

– Этот твой продажный детектив – он ничего там не подбросил в квартиру, чтобы подставить жену Спалтера?

– Тогда он ее еще не знал. Он решил ее подставить только после того, как увидел, невзлюбил и решил, что наверняка она и есть убийца.

– Это как раз его имя указано на папке? Старший следователь Майкл Клемпер?

– Мак Мудак, он и есть. Башка бритая, глазки заплывшие, грудь колесом. Темперамент ротвейлера. Фанат всяких единоборств. Обожает ломать кирпичи голыми руками, особенно на публике. Ну о-о-очень сердитый тип. Что и возвращает нас к нынешней проблеме. Мак Мудак развелся несколько лет назад. Причем с треском. Мак… тут мы вторгаемся в область… гм… неподтвержденных слухов. Клевета, очернительство, повод для возбуждения дела, ну ты понимаешь?

Гурни вздохнул.

– Валяй дальше, Джек.

– По слухам, жена Мака закрутила с неким влиятельным типом из организованной преступности, с которым и познакомилась-то потому, что – если верить все тем же слухам – он Мака купил с потрохами. – Хардвик выразительно помолчал. – Видишь проблему?

– И не одну.

– Мак, значит, выяснил, что она трахается с прикормившим его мафиози, но тут перед ним возникла дилемма. Ну, то есть, это не та корзина с грязным бельем, которую хочешь открыть в суде, да и где-либо еще. Так что обычных законных мер он принять не мог. Зато в частной жизни неоднократно выражал желание придушить сучку, открутить ей голову и скормить своему псу. Судя по всему, он и ей это время от времени говорил. Ну и в один из таких разов она записала на видео, как он, малость перебрав, в красочных деталях расписывает, как скормит питбулю всякие ее деликатные части тела. Ну и угадай, что дальше.

– Ты мне скажи.

– На следующий день она пригрозила выложить видео на Ютьюбе и спустить в унитаз его карьеру вместе с честно заработанной пенсией, если он не даст ей развода, причем на очень щедрых условиях.

В узкогубой улыбке Хардвика сквозило нечто вроде извращенного восхищения.

– Вот тогда-то Мак Мудак и начал истекать всей этой смертоубийственной ненавистью – как гноем. Он бы уже и рад прибить женушку, несмотря ни на какого мафиози, но она сказала, если с ней что случится, запись разлетится по всему свету. Пришлось ему дать ей развод. И деньги. И с тех пор он вымещает злость на всякой бабе, которая хоть отдаленно напоминает ему жену. Мак всегда был малость психованным, но как обжег задницу на истории с разводом, превратился в двести пятьдесят фунтов чистой ярости. Так и ищет, на ком бы выместить злобу.

– Хочешь сказать, он подставил Кэй Спалтер потому, что она трахалась на стороне, как его жена?

– Еще хуже. Еще ненормальнее. По-моему, из-за этой вот слепой ненависти ко всем, кто похож на его жену, он свято уверен, что Кэй Спалтер и в самом деле убила своего мужа, а его долг теперь заставить ее поплатиться. Для него, психа этакого, она стопроцентно виновна, а значит, должна попасть за решетку любой ценой. Эта, мол, лживая сучка от него не ускользнет. А если для этого понадобится слегка подправить картинку в интересах правосудия, так отчего бы и нет.

– Хочешь сказать, он полный псих?

– Еще мягко сказано.

– А ты-то откуда это все знаешь?

– Говорю же, у него есть враги.

– А поконкретней?

– Кое-кто, кто к нему достаточно близок и много чего видит и знает, мне описывал, как он брызжет злобой на работе, и пересказывал обрывки его телефонных звонков жене и фразочки, брошенные там и сям, про баб вообще, а его бывшую и Кэй Спалтер в частности. Мудака иногда заносит, и он напрочь забывает про осторожность.

– А имя у этого осведомителя есть?

– Есть, но назвать не могу.

– Еще как можешь.

– Ни за что.

– Послушай, Джек. Начнешь скрытничать – договоренности конец. Мне надо знать все, что известно тебе. Получить ответ на каждый вопрос. Уговор таков. Точка.

– Боже, Дэйви, до чего ж с тобой нелегко.

– А с тобой-то.


Гурни покосился на спидометр. Стрелка подползала к восьмидесяти. Челюсти Хардвика были крепко сжаты, руки на руле тоже. Прошла добрая минута, прежде чем он коротко произнес:

– Эсти Морено. – И еще минута прошла, прежде чем он продолжил. – Она работала на Мака со времени его развода до самого завершения дела Спалтеров. В конце концов умудрилась получить новое назначение – подразделение то же, начальство другое. Пришлось заняться офисной работой, сплошная возня с бумагами, она этого просто не выносит. Но Мудака не выносит еще больше. Эсти хороший коп. Отличные мозги. Отличные уши и глаза. И принципы. У нее, у Эсти, есть принципы. Знаешь, что она сказала про Мудака?

– Нет, Джек. Так что?

– Сказала: «Какое дерьмо творишь, такая тебя и карма потом цапнет за задницу». Люблю Эсти. Ей палец в рот не клади. Кстати, я упоминал, что она – горячая штучка из Пуэрто-Рико? Но и утонченной может быть. Утонченная горячая штучка. Ты б видел ее в полицейской шляпе!

Хардвик улыбался во весь рот и выстукивал пальцами по рулю латиноамериканский ритм.

Гурни довольно долго просидел молча, стараясь осмыслить услышанное, причем как можно объективнее. Загвоздка состояла в том, чтобы усвоить все факты – но при этом держать их на расстоянии вытянутой руки: вот как собирают с места преступления улики, которые возможно истолковать по-разному.

До чего же странные очертания это дело начинало принимать у него в голове – учитывая полную иронии параллель между желанием Клемпера любой ценой добиться обвинительного приговора и желанием Хардвика любой ценой добиться отмены приговора. Старания обоих лишний раз доказывали, что люди не слишком-то рациональные существа и вся наша так называемая логика – всего лишь радужный фасад куда как более темных мотивов: попытка прикрыть страсть аксиомами.

Занятый этими мыслями, Гурни лишь мельком замечал холмы и долины, мимо которых лежал их путь, – стелящиеся вдоль дороги поля, поросшие сорняками и чахлыми деревцами, изнуренные засухой зеленые и желтые просторы, солнце, то пробивающееся сквозь неизменную белесую дымку, то снова тонущее в ней, ладные фермы с десятилетиями не крашеными амбарами и сараями, печальные полунищие деревеньки, старые оранжевые тракторы, ржавые плуги и ворошилки для сена, тихое и старомодное сельское запустение – гордость и проклятие округа Делавэр.





Глава 8

Бессердечная сука




В отличие от сурово-прекрасных, экономически ущербных и малолюдных округов центральной части штата Нью-Йорк, северный округ Вестчестер был полон небрежного очарования сельской зажиточности. Однако исправительная колония «Бедфорд-Хиллс» посреди открыточного пейзажа казалась неуместной, как дикобраз в контактном зоопарке для малышей.

Гурни сразу же получил повод вспомнить, что охранная система тюрьмы особо строгого режима включает широкий спектр приборов всех степеней изощренности. Начиная от самых навороченных сенсоров и контрольных систем до сторожевых вышек, двенадцатифутовых сетчатых изгородей и колючей проволоки.

Несомненно, в один прекрасный день достижения технологии окончательно вытеснят колючую проволоку. Но пока именно она проводила самую четкую демаркационную линию между миром внутри тюрьмы и миром снаружи. Она несла в себе простое, грубое и жестокое послание. Одно ее присутствие сразу сделало бы тщетной любую попытку создать атмосферу нормальной жизни – ясно, что в исправительных колониях не предпринимались серьезные шаги в этом направлении. Гурни подозревал, что в реальности колючая проволока не ограничится своей непосредственной функцией – нести людям особое послание.

Внутри же тюрьма «Бедфорд-Хиллс» ничем не отличалась от большинства мест заточения, которые он посещал на протяжении многих лет. Выглядела она столь же уныло-функционально, соответствуя своему предназначению. И вопреки тысячам и тысячам страниц, написанным на тему современной пенологии, это предназначение – сама суть – сводилось к одному.

Клетка.

Клетка с многочисленными замками, пропускными пунктами и процедурами, предназначенными для того, чтобы никто не вошел сюда и не вышел отсюда, не предоставив должных доказательств своего на это права. Контора Лекса Бинчера внесла Гурни и Хардвика в список посетителей, которым разрешено посещать Кэй Спалтер, так что проникнуть внутрь им не составило труда.

Длинная комната для посещений, куда их провели, ничем не отличалась от аналогичного помещения в любой из тюрем. Окон там не имелось, зато основной структурной особенностью была длинная стойка высотой примерно по грудь, разделявшая комнату на две половины – сторону заключенных и сторону посетителей. По обе стороны от стойки тянулся ряд стульев, а в двух концах, так, чтобы видеть стойку по всей длине и предотвратить любые недозволенные контакты, стояли надзиратели.

Гурни с облегчением увидел, что посетителей сейчас немного – это давало вполне достаточно места и хоть какую-то приватность.

Женщина, которую привела коренастая чернокожая надзирательница, оказалась невысокой и хрупкой. Темные волосы, мальчишеская короткая стрижка, тонкий нос, выступающие скулы, полные губы. Поразительно зеленые глаза, под одним из которых темнел небольшой синяк. Лицо ее приковывало взгляд, но не столько красотой, сколько написанной на нем страстной, напряженной целеустремленностью.

Гурни и Хардвик поднялись ей навстречу. Хардвик первым нарушил молчание, разглядывая ее синяк.

– Боже, Кэй, что это с вами?

– Ничего страшного.

– По мне, очень даже чего.

Натужная заботливость в его голосе неприятно задела Гурни.

– С этим уже разобрались, – отмахнулась Кэй, обращаясь к Хардвику, но с откровенным любопытством рассматривая Гурни.

– Как это разобрались? – не унимался Хардвик.

Она нетерпеливо моргнула и улыбнулась – коротко и невесело.

– Кристалл Рок. Моя покровительница.

– Та лесбиянка, наркодилерша с метадоном?

– Ну да.

– Ваша фанатка?

– Фанатка той, кем меня считает.

– Любит мужеубийц?

– Обожает.