Табита не знала, откуда рождались эти слова. Сама бы она никогда не стала говорить с родителями в таком тоне. Но сейчас что-то изменилось.

— Маг? — медленно протянул отец, взглянув на свое дитя иными глазами. — Великий отвернулся от нас, Марта. Наша дочь… маг.

— Да не отвернулся он от нас! — попыталась достучаться до них Табита. Сейчас она боялась потерять родителей. Потерять навсегда из-за того, кем оказалась. Потому цеплялась за все возможные ниточки, чтобы собрать полотно воедино. — Я смогу сделать нашу жизнь лучше! Это ведь дар!

Она сама не верила этим словам. Так плотно засела в голове девушки мысль, что магия — зло. Она слышала эти слова всю свою жизнь, изо дня в день. И теперь внутри у нее что-то трещало каждый раз, когда она задумывалась о другой стороне своего дара.

— Я смогу обучиться, — тараторила Табита, силясь успеть сказать все. — Смогу стать специалистом. Заработать столько денег, что больше у нашей семьи не будет никаких долгов. Не будет нужды тут ютиться. Мы купим большой дом, может, даже в столице. С садом, как хотела мама. С большим забором, как ты мечтал, пап.

Каждое последующее слово звучало тише предыдущего, ведь она прекрасно видела написанное на лицах родителей отвращение. Это било по ней плетями, рассекало сердце и доставляло демоническую боль.

Ей не хватало воздуха. С каждым мгновением она все сильнее задыхалась, перед глазами уже не плясали черные точки, нет! Теперь взор застилала белая пелена отчаяния.

Они не поняли Табиту. Не приняли. Самый большой страх воплотился в реальность. Она стояла перед ними, чувствуя себя преданной.

Родители, которые должны были понимать ее, принимать и поддерживать, отвернулись в один миг. Мать скривилась и поспешно отодвинула в сторону лимонный торт. Так, чтобы дочь не смогла до него дотянуться.

Пожалуй, именно это задело Табиту сильнее всего. Так она думала до тех пор, пока отец не отошел от шока и не произнес твердым голосом слова, которые потом будут разрывать ее на куски многие ночи подряд.

— Ты нам больше не дочь, — его голос был тихим, но таким твердым, что мог бы разбить даже зачарованное стекло.

Отец прожег Табиту взглядом, от которого у девушки горло сжало спазмом. — Выметайся! Неблагодарная дрянь! Демон!

Он ударил кулаком по столу, чашки с еще горячим чаем подпрыгнули и отчаянно зазвенели.

В унисон с сердцем Табиты Ваерс.

Она вылетела из кухни быстрее, чем отец успел разжать ладонь. Мать заплакала. Но вряд ли плакала она из-за ссоры или из-за дара дочери. Скорее, причина ее слез крылась только в том, что они только что лишились человека, который мог помочь выплатить непомерные долги, в которые их семья была вынуждена влезть, чтобы выжить.

В это время Табиту била истерика. Она знала, что так и будет. Знала, но до последнего надеялась на лучшее. Девушка просто не хотела верить, что отец мог сказать такое. Он не шутил. Не был в пылу гнева. Нет! Он сказал это настолько уверенно, что она поняла: слов своих мужчина обратно не заберет.

Да, теперь уже мужчина. Потому что она ему больше не дочь.

Табита всхлипнула, поспешно стерла дрожащими ладонями дорожки от слез и побросала свои пожитки в небольшой школьный мешок.

Раньше в нем жили тетради, письменные принадлежности и учебник, который удалось урвать в школьной библиотеке. Сейчас же туда с легкостью поместилось запасное нижнее белье, аттестат об окончании средней школы, зубная щетка и деревянный резной гребешок.

Больше ей взять с собой было нечего.

Вылетев из комнаты, девушка с трудом открыла дверь в дом. Пальцы не слушались, замок поддался только с третьего раза. А когда это случилось, Табита на мгновение замерла на пороге.

Ей хотелось верить, что родители опомнятся. Мама сейчас выбежит из кухни, обнимет, прижмет к груди. Может, даже поцелует в макушку, как делала это в далеком детстве. А потом нашепчет на ухо, что все будет хорошо. Они со всем справятся. И нет никаких проблем в ее магическом даре.

Нет проблем в Табите.

Может, вслед за ней выйдет и отец. Скажет, что погорячился. Не извинится, нет. Извинений от него никто сроду не слышал. Но просто признает, что оказался чуточку не прав.

Да только в крохотном домике на Четвертой улице царила такая тишина, будто все вымерли. В одно мгновение.

Табита скрипнула зубами и дала себе обещание, которое тяжелым грузом осело на сердце: «Наступит тот день, когда он передо мной извинится. Обязательно наступит. Я добьюсь этого».

После чего выбежала на пыльную узкую улицу и хлопнула дверью. Она надеялась, что родители хотя бы вздрогнут от этого звука.

Но на кухне все застыли, как каменные статуи.





Глава 2

Милред ван Темпф




Милред никогда не считала себя тихой, но в тот момент, когда поняла, что перед ней тело мертвой соседки, девушка даже саму себя оглушила испуганным визгом.

— Великий, — запричитала Милред, ползая на коленях вокруг бледной Табиты и пытаясь нащупать пульс и понять, жива ли та. Может, ей еще можно помочь…

На факультете ведьмовства ничему подобному не учили, и уже в который раз судьба будто тыкала носом девушку в то, что надо было поступать на чародейский. Будто бы поддерживала все шутки и издевки однокурсников на эту тему.

А таковых было много. Почти все знакомые считали своим долгом сообщить, что даже внешность девушки кричала о том, что нельзя ей быть ведьмой. Проклятия и зелья — это не ее оружие. Что надо было поступать на чародейский и искать счастья там.


Ох, сколько было брошенных в спину издевок, на которые Милред старалась не обращать внимания. Но сейчас она всерьез задумалась о том, а не правы ли все они были?

Первокурсница в который раз попыталась растормошить Табиту, не веря в серьезность случившегося. А когда осознала… замерла всего на мгновение, понимая, что надо звать лекаря и стражу.

Вздрогнула и поймала свое отражение в зеркале на стене. Вспомнила в который раз все насмешки и краем сознания отметила, что выглядит сейчас ничуть не лучше мертвой Табиты, но все равно не похожа на типичную ведьму.

Кожа такая светлая, что практически просвечиваются вены. Сейчас еще ярче видны веснушки. Светло-рыжие волосы растрепались, теряя всякий порядочный вид. Но больше всего Милред зацепил тот испуг, который девушка прочитала в собственных серых глазах.

Она впервые столкнулась со смертью. Настолько неожиданной та оказалась.

Нет, Милред не была дурой. Она понимала, что подготовиться к смерти практически невозможно. Но чтобы вот так, возвращаясь с лекции по основам ведьмовства, найти в комнате труп…

— Ох, милая, — прошептала Милред, погладив Табиту по волосам, будто прощаясь с ней. Но на самом деле в голове дочери графа ван Темпф еще не укладывалось все произошедшее.

Она дождалась стражу и лекаря, когда первые звоночки понимания начали тревожить ее душу. На глаза навернулись слезы, нижняя губа испуганно задрожала.

Милред ван Темпф с запозданием ощутила холодную ауру смерти, прошедшую мимо. Это напугало ее до потери связи с реальностью.

Она практически не заметила, как лекарь заставил ее выпить какое-то сладкое зелье, после которого по телу распространилось предательское расслабление и тепло. Она не заметила, как тело Табиты Ваерс вынесли из комнаты. Она даже не заметила, как оказалась одна.

Девушка сидела на своей узкой заправленной кровати и гипнотизировала взглядом еще два пустующих спальных места. И в ее голове не укладывалось, как это — одно из них сегодня никто не займет.

Она очнулась только тогда, когда дверь в небольшую комнату хлопнула.

В помещение тайфуном ворвалась гибкая высокая девушка. Гвин Умильтен выглядела так же, как всегда выглядела по вечерам: затянутые в тугой пучок короткие черные волосы, бронзовая кожа, покрытая пылью, в тренировочном брючном костюме появились новые дыры.

«Ей не мешало бы переодеться и принять душ», — заметила Милред. И только потом вернулась в реальность, где произошла настоящая трагедия.

— У тебя сурьма смазалась, — Гвин окинула взглядом соседку по комнате и раздраженно фыркнула. — Опять отвечала на «пять», а получила «четыре»? Или чего рыдала?

Милред вскинула мокрые от слез глаза на девушку, которую считала своей подругой.

Да, Милред не была дурой, она понимала, кто и как к ней относится. Несмотря на всю холодность и грубость, Гвин была ей подругой.

Как и Табита.

— Она выпила яд, — одними губами прошептала Милред, чувствуя, как от этих слов по коже ползут мурашки. — Табита… выпила яд.

— Что ты такое говоришь? — возмутилась Гвин, снимая с плеча сумку со стрелами. Парочка из них подсвечивалась из-за чар, а несколько оказались сломаны. Милред была уверена, что половину ночи Гвин провела бы за их починкой. Но сейчас…

— Ее забрали, — всхлипнула Милред, ощущая, как страх накатывает на нее новой волной. А потом выдавила последнюю часть фразы, после которой Гвин побледнела. — В подвалы.

В небольшой комнате с одним окном, тремя кроватями и высоким платяным шкафом на всех две девушки смотрели друг на друга, не желая верить в произошедшее.

— Расскажи все, — потребовала Гвин, кажется, забыв обо всех планах на этот вечер.

И Милред рассказала. Не так, как она умела. Без приукрашиваний, уточнений и долгих описаний. Милред ван Темпф заикалась, сбивалась и всхлипывала, когда рассказывала о своем возвращении в общежитие.

В какой-то момент Гвин достала из-под своей кровати бутылку вина. Одним ловким движением сорвала с нее пробку и протянула подруге. Милред даже не стала спрашивать, откуда у той запрещенный алкоголь. Не стала напоминать, что за такое их обеих могут выставить за дверь академии Грискор.

Просто обхватила бутылку двумя руками и прижалась губами к горлышку. Сделала два больших глотка кислого крепкого вина, закашлялась. Алкоголь пошел носом.

Но Милред бы солгала, если бы сказала, что зелье лекаря помогло больше.

Гвин бесцеремонно вырвала бутылку из рук соседки, похлопала ту по спине, не принимая во внимание ее статус в обществе. И тоже сделала два крепких глотка. Скривилась, вздрогнула и рвано выдохнула.

В этом была вся Гвин. Милред нравилось то, как стойко та справляется как с большими, так и с маленькими проблемами. И позавидовала ей в который раз.

Обе девушки молчали, отбирали друг у друга бутылку и делали один или два глотка. Милред сбилась со счета, сколько она уже выпила. Сейчас в ее голове царил настоящий туман. И пусть тот был не в силах помочь ей понять, как справляться с ударом, он мог немного притушить испуг. Ненадолго. На несколько часов.

Милред подняла глаза к окну, за которым перемигивались яркие звезды. Небо в эту ночь оказалось безоблачным и холодным. Каким бывает только в конце зимы.

Снег еще лежал на земле высокими сугробами, блестел алмазной крошкой под рассеянным светом далеких светил. Высокие деревья сгибались под тяжестью льда, налипшего броней на ветви, стонали под резкими порывами северного ветра, скрипели.

Милред вспомнила о том, что на выходных договорилась поиграть с Табитой в снежки. Они так редко могли себе это позволить из-за учебы, что дочь графа ждала этого момента с ужасным нетерпением.

А теперь… теперь Таби нет.

— Я помню, как мы с ней в первый раз встретились, — произнесла девушка, в какой-то момент осознав, что лежит на спине, но все еще смотрит в окно.

— И как? — Гвин вряд ли горела желанием поддерживать сейчас разговор, но все же пришла на помощь подруге.

— Это было в день поступления, — медленно заговорила Милред. Вино вернуло ей ее способность говорить и расписывать происходящее так красочно, как умела только она.