– Коул, я – ты…
– Я только что пришёл. – Коул подмигнул. – Из дома.
– Верно. Да! Ведь ты был дома.
– Я принёс тебе твою кепку, тупица. Нам надо бежать.
– Верно. Ну да. Тогда желаю вам хорошего дня, сэр. И мне жаль насчёт… оленей.
Старый Джим что-то проворчал и покачал головой, глядя на убегавших мальчишек.
Глава 4
– Ты почти попался, – заметил Тинн, толкнув брата в плечо. – Мы почти попались!
Коул рассмеялся.
– Только так и интересно – чтобы почти попасться.
– Нет, куда интереснее вообще не попадаться. И куда как не так страшно. Мне как-то не по себе от Старика Джима.
Пока они шли по краю леса, Тинн не мог отвести глаз от опушки.
– И как это тебе удаётся всё время испытывать судьбу?
– Не знаю. – Коул поддел башмаком комок земли. – Просто самому себе здорово доказывать, что ты можешь. Как будто ты особенный. А ты никогда не чувствовал, что внутри тебя что-то сидит, и ты просто хочешь… – Коул не договорил. – Ну, ты знаешь.
Какое-то время они шли молча.
Тинн знал. Все знали. Они знали, но при этом не знали. Мальчики выросли в окружении разговоров про фейри и фантастических созданий – и лучше всего им была известна история о них самих, о том, что пряталось в одном из них. Иногда Тинн мог поклясться, что он чувствовал, как это самое что-то покалывало прямо у него под кожей. Иногда Коул был уверен, что оно гудело в его руках и ногах. Оба они гадали, кто из них был тем самым. Оба они переживали.
– Иногда я просто хочу быть особенным, – произнёс Коул внезапно. – Я хочу быть героем, как Геркулес, совершавший все эти подвиги, о которых нам надо было читать на уроках миссис Сильвы. Я просто хочу доказать, что могу совершить – ну, не знаю – что-то большое и страшное.
– Геркулес тоже был одним из двух близнецов, – вспомнил Тинн. – У него был брат по имени Изоскелес, кажется. Нет, Ификл.
– Мне кажется, я эту часть не читал, – ответил Коул. – А его брат тоже отправлялся на всякие классные приключения – убивать чудовищ и всякое такое?
– Хм… не думаю, – признался Тинн. – Может быть. Он не был полубогом, как Геркулес. Я думаю, он был просто человеком.
Перед ними показался ручей, и Коул начал на ходу подбирать гальку. Тинн тоже наклонился, чтобы поднять несколько камушков.
– Как думаешь, ему хотелось? – спросил Тинн.
– Кому чего хотелось? – не понял Коул, выбирая куски коры из груды камней.
– Брату. Как думаешь, ему хотелось убивать чудовищ и всё такое?
– Конечно, хотелось. Почему же не хотелось? – удивился Коул.
– Ну, я имею в виду: Геркулесу не хотелось всё это делать, так ведь? Он не хотел бороться со львами, убивать амазонок или выгребать какашки из старой конюшни. Он это делал, чтобы искупить вину за очень плохие поступки в прошлом. Он просто мечтал вернуться домой. Не думаю, что ему вообще хотелось быть героем. Скорее всего, он просто не хотел быть чудовищем.
Какое-то время они прислушивались к звуку собственных шагов на пыльной дорожке.
– Геркулес не выгребал какашки, – сказал Коул.
– Выгребал. Это был один из подвигов.
– Мерзко, – рассмеялся Коул.
– Сам ты мерзкий.
Они подошли к мосту, и Коул кивнул.
– Готов?
Тинн перебрал камушки на ладони.
– Три… два… один…
Они подбросили все камушки высоко в воздух и стали смотреть, как они падают в ручей с приятным звуком: плип-плип-плип-пити-плюх-плип-плуп. Коул перегнулся через ограждение, чтобы посмотреть на муть, поднявшуюся со дна под поверхностью воды.
– Может быть, Геркулесу больше понравилось бы совершать свои подвиги, если бы он мог взять с собой брата, – предположил Коул.
Тинн не ответил. Он смотрел на лес. В тот самый миг, когда они бросили камушки, он что-то заметил. Там, в тени деревьев на краю леса, сквозь просвет между листьями широкого куста, на них смотрела пара глаз. Куст зашевелился, а потом замер. Тинн сглотнул. Ему захотелось домой.
Глава 5
Торопливо пробираясь между деревьями, Кулл вертел в руках маленький квадратик пергамента. Он уже столько раз складывал и разворачивал его, что тот стал мягким по краям.
Он оказался не таким тяжёлым, каким должен был быть. Всего лишь бумага и чернила – но то, что там было написано, уже давно тяготило его, словно кусок свинца в груди. Сколько ночей он смотрел на этот листок бумаги, примостив подбородок на сжатый кулак и макая перо в чернильницу! Сколько книг и свитков он собрал, пока писал: гоблинские сказания, человеческие истории и даже несколько преданий фейри – их стопки, груды, кучи высились вокруг него! Голова Кулла всё ещё болела от учения. Гоблин всегда считал себя способным справиться с любыми проблемами, но предпочитал такие, которые можно решить обычным способом: силой, воровством или бегством. Но эта проблема была другого рода. Для неё требовались слова!
Кулл остановился под деревом, обвитым лианами, и глубоко вздохнул. Вокруг него жужжали мошки, и прямо за кустами журчал ручей. Он почти дошёл до человечьей деревни, когда впереди послышались голоса. Кулл знал эти голоса лучше, чем свой собственный. Как можно тише он подполз к краю опушки.
Одной рукой он осторожно раздвинул листья и выглянул между ними. Мальчики стояли на мосту. Он не мог разобрать их слова из-за шума воды, но вся ситуация была хорошо знакома. Он наблюдал за близнецами из кустов в течение всей их жизни.
Через несколько минут они уйдут с моста и отправятся дальше по извилистой тропинке, мимо толстого дуба. Они всегда останавливались у большого дуба по пути домой. Они называли его своим деревом для лазания. Рука Кулла, в которой он держал записку, вспотела. Дерево – вот где он оставит послание.
Внезапно мальчики разом бросили пригоршни гальки в воздух, и Кулл вздрогнул. Скоро они пойдут дальше. Он отпустил листья, чтобы они вернулись на прежнее место, и бросился бегом через лес так быстро, как только позволяли его гоблинские ноги. Он должен был оказаться у этого дерева раньше них.
Слова. Кулл учил человеческие слова многие месяцы. Другого выхода не было. Дети игнорировали все записки, написанные по-гоблински, которые он многие годы оставлял для них.
Однажды, когда мальчикам было семь лет, он набрался смелости и вырезал целое послание на их подоконнике – ясное как божий день. Мальчики водили пальцами по его аккуратной гоблинской надписи и громко рассуждали, что, скорее всего, это кошка оказалась на улице и расцарапала когтями доску, пытаясь залезть внутрь через окно. Если бы только Куллу было позволено выйти за опушку и поговорить с детьми напрямую! Но он был связан клятвой на крови, и, хотя правила он мог нарушать сколько угодно, отменить её не представлялось возможным.
Человечий английский язык был достаточно прост. Каждый гоблин знает, как торговаться на всех семи священных коммерческих языках, ещё до достижения возраста, когда разрешается играть в азартные игры. Но писать – это другое. Писать трудно. Но мальчики должны узнать то, что знал он. Они должны поверить ему. Куллу было нужно, чтобы они поверили ему.
И в конце концов он написал послание по-человечьи, используя слова, которыми пользовались люди. Это были хорошие слова, он точно знал. Он взял их из книг и выучил наизусть, как писать их этим странным, округлым человечьим алфавитом.
Он нацарапал их пером на жёстком пергаменте, беззвучно шевеля губами и медленно выводя каждую букву. «Когда-то, давным-давно…»
Эти слова звучали значительно.
* * *
– Думаешь, это действительно была ведьма? – спросил Коул. – Думаешь, Королева Глубокого Мрака смотрит на нас?
Он перекинул ногу на первую ветку узловатого дерева для лазания, подтянулся и сел.
– Нет, – ответил Тинн. Он жалел, что рассказал брату о том, что видел в лесу, или о том, что он думал, что видел. Он слишком долго слушал Старого Джима. – Наверно, ничего там не было.
Мальчик обхватил руками ветку и вскарабкался наверх, оказавшись рядом с Коулом.
– Думаешь, она существует? – спросил тот. – То есть, если даже ты её не видел, думаю, она всё-таки где-то там есть, верно? Столько людей рассказывали о ней. Это значит, что она, наверно, существует, так ведь?
– Не знаю. Не думаю. Если бы я был ведьмой, мог творить чудеса, летать на метле и всё такое, я бы не тратил время на то, чтобы красть детей, уничтожать посевы и всякие прочие вещи.
– Я знаю нескольких человек, которых превратил бы в лягушек, – признался Коул.
– Эй, а это что такое? – Тинн показал на небольшое дупло в середине дерева. Из него торчал кусок бумаги цвета коричневой пыли. Мальчик почти принял его за лист дерева.
– Ещё один? – Коул выдернул его. Уже почти год прошёл с тех пор, как последний кусок пергамента очутился на дереве, весь покрытый маленькими чернильными царапинками. Мальчики провели всю вторую половину дня, представляя, что это был секретный код и что они – на самом деле шпионы, способные разгадать его. Когда они показали пергамент матери, та решила, что это просто чья-то использованная промокательная бумага.
– Ух ты, – выдохнул Коул, – на ней наши имена.
Тинн пробежал взглядом по пыльной дороге, потом по теням в лесу. Больше никого не было видно. Только Коул, он сам и сучковатое дерево для лазания.
И записка.