– После того, как погибли твои друзья и брат? То есть ты потерял всех этих людей… ты уже знал, что такое может случиться, и всё равно… Но почему?
Глаза у Сэмюэла расширились, и Питеру опять показалось, будто перед ним мальчишка – его ровесник.
– Почему… да именно поэтому! Потому что без… без… – Сэмюэл сжимал и разжимал ладони, будто пытался выхватить нужные слова из воздуха. – Потому что если б я не любил Джейд… Ну, чувак, ты… – Он потянул себя за футболку, зажал её в кулак и резко крутанул, словно хотел вырвать саму эту мысль из груди. – Да я даже представить… нет!
Питер кивнул, будто соглашаясь, – было очевидно, что в таких случаях положено соглашаться. Однако думал он совсем другое: Сэмюэл так ничего и не понял.
Джейд заканчивала складывать посуду. Сэмюэл подошёл сзади, обнял её одной рукой. Джейд поднырнула макушкой под его подбородок и счастливо рассмеялась: ага, кто кого поймал? Но даже в густеющих сумерках Питер видел, что Сэмюэл не смеётся. И не разжимает кулак.
17
Дочь проснулась в полдень и начала сонно тыкаться носом в грудь Пакса. Он понял, что она ищет мать, которая всегда о ней заботилась. И он стал вылизывать её нежно, аккуратно – он видел, как это делает Игла.
Когда её шубка, пыльная и грязная после спуска в лощину, отчистилась, Пакс взялся за лапки. Все подушечки были в порезах и ссадинах. Он выгрызал крошечные осколки сланца и кремня. Лиска терпеливо ждала, ни разу даже не пикнула, хотя и вздрагивала, а Пакс страдал, что причиняет ей боль.
Когда он закончил, из всех четырёх лапок сочилась свежая кровь. Она попыталась зализать ранки, однако Пакс видел, что язык у неё совсем сухой.
Он знал, как ей помочь.
Я отнесу тебя к пруду. Он осторожно ухватил зубами её загривок, но дочь вывернулась и, прихрамывая, пошла сама.
Пакс догнал. Нет. Так ты будешь оставлять кровавый след. Хищники ищут детёнышей, особенно раненых. Он поднял её, она больше не сопротивлялась. Пока он перепрыгивал через сухие кусты, дочь покачивалась, ударяясь о его грудь. Он вбежал в воду и снова удивился: ни блестящих шустрых мальков, ни лягушек, которые разлетаются от него во все стороны. От воды твоим лапкам станет легче.
Теперь она послушно стояла по колено в воде и лакала, лакала.
Когда её брюшко надулось, Пакс отнёс её к единственному зелёному островку в поле зрения – умирающему кусту можжевельника. Неплохое место для временной лёжки: прикрытое от хищников, и до воды всего несколько шагов.
А потом он увидел, чем ещё хорошо это место. Здесь ты научишься плавать.
18
День был жаркий – будто уже июль, а не середина мая, – а местность болотистая. Питеру сегодня достались пробы отложений, и он ползал по прибрежному илу; грязные штанины елозили по ногам, натирали. Джейд подошла, вытащила из своих волос две заколки, протянула ему.
– На, подкатай джинсы и закрепи.
– Угу, спасибо. А ты?.. – Питер кивнул на её спутанные пряди, которые уже облепили шею.
Она пожала плечами, скрутила волосы на затылке, отломила прутик ирги и двумя его половинками проткнула узел крест-накрест. Потом повернулась и, отмахиваясь от комаров, пошла в соседний ивняк – искать родники.
Питер взял пластиковый чемоданчик с контейнерами для проб и спустился к реке, где Сэмюэл стоял в камышах и набирал воду в склянку.
Разогнувшись, Сэмюэл ткнул себя большим пальцем в грудь, где сердце.
– Ну что? Сражён?
– Я? Чем? – не понял Питер.
– Добротой. Заколками этими. – Сэмюэл проводил Джейд взглядом. – Это её секретное оружие. То есть не заколки, конечно, а доброта… На меня всегда действует.
– Почему – секретное оружие?
– Ну ты же не ждёшь, а тебя хоп – и взяли тёпленьким. Хотя, может, это только со мной так получается. С детства не был к такому приучен, вот и не жду. А тут – что-то тебе нужно, или больно, или на душе кошки скребут, и вдруг она делает или даже просто говорит что-нибудь доброе – и всё, сразу наповал.
Питер кивнул и вскрыл чемоданчик с контейнерами.
– Секретное оружие. Ясно.
– Ага, но только оно не убивает, а лечит. – Сэмюэл снова ткнул себя большим пальцем в грудь, на этот раз с улыбкой, и вернулся к работе.
Позже, когда Джейд с Сэмюэлом стерилизовали на полевом столе использованное оборудование, Питер сидел на берегу, болтая босыми ногами в прохладной воде, разглядывал заколки Джейд и думал о её доброте.
Сэмюэл, конечно, имел в виду, что доброта застигает человека врасплох, а не то, что она – оружие. Но странная вещь: в последнее время, когда кто-то делает для него, Питера, что-нибудь доброе – например, когда Вола предложила ему остаться у неё жить или когда она сказала, что дед тоже сможет потом к нему переехать, – откуда-то возникает такое чувство, будто его ударили. Или могут вот-вот ударить.
Питер понимал, что на самом деле это не так. И что это несправедливое чувство. Вола не хотела причинять ему боль. И Джейд совершенно точно не хотела, когда отдавала ему свои заколки, просто она такой человек – щедрый. Питер вдруг сообразил, что он даже не поблагодарил Джейд.
Устыдившись, он быстро обулся и зашагал обратно вверх по течению туда, где он видел камфорное дерево. Складным ножом отсёк веточку не толще карандаша, вырезал из неё две ровные палочки дюймов по шесть длиной, очистил от коры и остругал, аккуратно скруглив концы.
Джейд он нашёл рядом с Сэмюэлом, только она стояла на берегу, а Сэмюэл – по колено в воде. Оба хмуро разглядывали какой-то камень в реке.
Джейд помахала рукой, Питер подошёл.
– Забыл поблагодарить за заколки, – сказал он и протянул ей свой подарок. – Это тебе. Для волос.
– Палочки… какие красивые! – Джейд выдернула из пучка на затылке обломки прутика и, заменив их двумя отполированными палочками, улыбнулась. – Спасибо.
Питер почувствовал себя прощённым.
– Это камфорное дерево, – добавил он. – Из него делают шарики от насекомых. Ну вот, будут заодно отпугивать комаров.
Внезапно Джейд указала на что-то в воде, и Сэмюэл, вытянув перед собой обе руки, бросился вперёд, как в атаку.
– А что там? – спросил Питер.
– Болотная черепаха, – буркнул Сэмюэл. – Их тут осталось две-три штуки… только они чересчур шустрые.
– Это исчезающий вид, – объяснила Джейд. – Мы хотели выловить одну, взять кровь на анализ. Узнали бы, как им тут живётся. Но черепахи пугливые – видишь, не подпускают нас.
– Я знаю, как её можно поймать, – сказал Питер. – Ждите здесь, я сейчас.
Войдя в чащу, он отыскал поросль озёрной вишни и складным ножом спилил молодой стволик. Отсёк боковые веточки, оставил только разветвление наверху – вышел длинный шест с рогатиной на конце, похожей на букву У. Из двух её рожек он скрутил кольцо – У превратилась в О около фута диаметром, – а потом заплетал это кольцо тонкими гибкими вишнёвыми побегами, пока не получилось что-то вроде сетки с крупными ячейками.
С этим самодельным сачком в руках Питер вернулся к реке.
Джейд просияла и, взяв у него сачок, зашла в воду. Уже через минуту Сэмюэл с берега указал ей, куда смотреть, и она ловко подцепила сеткой черепаху. Пока черепаха лежала на траве брюшком кверху, а Джейд говорила ей что-то успокаивающее, Сэмюэл тонкой иглой брал черепашью кровь для анализа.
Потом, легонько похлопав по панцирю – на прощание, – Джейд выпустила пациентку обратно в реку. Черепаха так быстро загребла сразу всеми ногами, что стала похожа на детскую вертушку. А Джейд обернулась к Питеру и благодарно склонила голову.
Ему пришлось прятать улыбку – наверное, немножко горделивую.
– Ну просто весной веточки у озёрной вишни очень гибкие.
Сэмюэл направился к раскладному столу – записывать данные. Джейд села у воды и приглашающе кивнула Питеру: садись и ты.
– Как много ты знаешь о деревьях, – сказала она.
Питер откинулся в траву и опёрся на локти.
– Да, деревья – это такое дело, удивительное. Представляешь, они общаются между собой.
– Правда? Как люди?
– Вообще-то лучше.
– Лучше? То есть?..
Питер чуть не сказал: «То есть они могут друг до друга не дотрагиваться», – но вовремя понял, что это может прозвучать как грубость.
– Ну, они общаются не напрямую, дерево с деревом, – это было бы медленно, да и без толку. У них что-то вроде химической телепатии.
Сэмюэл подошёл к ним и сел по другую сторону от Питера.
– Что за химическая телепатия?
– Ну как… Допустим, в саванне жирафы начинают объедать акацию. А эта акация берёт и посылает сообщение под землёй – через нити грибниц, они иногда растягиваются на целую милю, – и тогда все остальные акации в окрестностях выпускают в свои листья специальное горькое вещество, чтобы жирафы их не трогали. Или, если дереву очень-очень плохо, оно сообщает остальным: «Ау, мне нужна помощь!» – и другие деревья отправляют ему сахар или смотря что ему нужно.
– С ума сойти. – Джейд, запрокинув голову, вглядывалась в листвяной полог. – Над нами столько живых существ, они разговаривают друг с другом на каком-то своём языке, а мы их даже не слышим.
– Думаю, люди бы тоже захотели так общаться, если б могли. Скажем, был бы я деревом, мог бы просто подумать: «Ау, мне нужна помощь», – и кто-нибудь в моих окрестностях получит сообщение и пришлёт, что мне нужно.
Глаза у Сэмюэла расширились, и Питеру опять показалось, будто перед ним мальчишка – его ровесник.
– Почему… да именно поэтому! Потому что без… без… – Сэмюэл сжимал и разжимал ладони, будто пытался выхватить нужные слова из воздуха. – Потому что если б я не любил Джейд… Ну, чувак, ты… – Он потянул себя за футболку, зажал её в кулак и резко крутанул, словно хотел вырвать саму эту мысль из груди. – Да я даже представить… нет!
Питер кивнул, будто соглашаясь, – было очевидно, что в таких случаях положено соглашаться. Однако думал он совсем другое: Сэмюэл так ничего и не понял.
Джейд заканчивала складывать посуду. Сэмюэл подошёл сзади, обнял её одной рукой. Джейд поднырнула макушкой под его подбородок и счастливо рассмеялась: ага, кто кого поймал? Но даже в густеющих сумерках Питер видел, что Сэмюэл не смеётся. И не разжимает кулак.
17
Дочь проснулась в полдень и начала сонно тыкаться носом в грудь Пакса. Он понял, что она ищет мать, которая всегда о ней заботилась. И он стал вылизывать её нежно, аккуратно – он видел, как это делает Игла.
Когда её шубка, пыльная и грязная после спуска в лощину, отчистилась, Пакс взялся за лапки. Все подушечки были в порезах и ссадинах. Он выгрызал крошечные осколки сланца и кремня. Лиска терпеливо ждала, ни разу даже не пикнула, хотя и вздрагивала, а Пакс страдал, что причиняет ей боль.
Когда он закончил, из всех четырёх лапок сочилась свежая кровь. Она попыталась зализать ранки, однако Пакс видел, что язык у неё совсем сухой.
Он знал, как ей помочь.
Я отнесу тебя к пруду. Он осторожно ухватил зубами её загривок, но дочь вывернулась и, прихрамывая, пошла сама.
Пакс догнал. Нет. Так ты будешь оставлять кровавый след. Хищники ищут детёнышей, особенно раненых. Он поднял её, она больше не сопротивлялась. Пока он перепрыгивал через сухие кусты, дочь покачивалась, ударяясь о его грудь. Он вбежал в воду и снова удивился: ни блестящих шустрых мальков, ни лягушек, которые разлетаются от него во все стороны. От воды твоим лапкам станет легче.
Теперь она послушно стояла по колено в воде и лакала, лакала.
Когда её брюшко надулось, Пакс отнёс её к единственному зелёному островку в поле зрения – умирающему кусту можжевельника. Неплохое место для временной лёжки: прикрытое от хищников, и до воды всего несколько шагов.
А потом он увидел, чем ещё хорошо это место. Здесь ты научишься плавать.
18
День был жаркий – будто уже июль, а не середина мая, – а местность болотистая. Питеру сегодня достались пробы отложений, и он ползал по прибрежному илу; грязные штанины елозили по ногам, натирали. Джейд подошла, вытащила из своих волос две заколки, протянула ему.
– На, подкатай джинсы и закрепи.
– Угу, спасибо. А ты?.. – Питер кивнул на её спутанные пряди, которые уже облепили шею.
Она пожала плечами, скрутила волосы на затылке, отломила прутик ирги и двумя его половинками проткнула узел крест-накрест. Потом повернулась и, отмахиваясь от комаров, пошла в соседний ивняк – искать родники.
Питер взял пластиковый чемоданчик с контейнерами для проб и спустился к реке, где Сэмюэл стоял в камышах и набирал воду в склянку.
Разогнувшись, Сэмюэл ткнул себя большим пальцем в грудь, где сердце.
– Ну что? Сражён?
– Я? Чем? – не понял Питер.
– Добротой. Заколками этими. – Сэмюэл проводил Джейд взглядом. – Это её секретное оружие. То есть не заколки, конечно, а доброта… На меня всегда действует.
– Почему – секретное оружие?
– Ну ты же не ждёшь, а тебя хоп – и взяли тёпленьким. Хотя, может, это только со мной так получается. С детства не был к такому приучен, вот и не жду. А тут – что-то тебе нужно, или больно, или на душе кошки скребут, и вдруг она делает или даже просто говорит что-нибудь доброе – и всё, сразу наповал.
Питер кивнул и вскрыл чемоданчик с контейнерами.
– Секретное оружие. Ясно.
– Ага, но только оно не убивает, а лечит. – Сэмюэл снова ткнул себя большим пальцем в грудь, на этот раз с улыбкой, и вернулся к работе.
Позже, когда Джейд с Сэмюэлом стерилизовали на полевом столе использованное оборудование, Питер сидел на берегу, болтая босыми ногами в прохладной воде, разглядывал заколки Джейд и думал о её доброте.
Сэмюэл, конечно, имел в виду, что доброта застигает человека врасплох, а не то, что она – оружие. Но странная вещь: в последнее время, когда кто-то делает для него, Питера, что-нибудь доброе – например, когда Вола предложила ему остаться у неё жить или когда она сказала, что дед тоже сможет потом к нему переехать, – откуда-то возникает такое чувство, будто его ударили. Или могут вот-вот ударить.
Питер понимал, что на самом деле это не так. И что это несправедливое чувство. Вола не хотела причинять ему боль. И Джейд совершенно точно не хотела, когда отдавала ему свои заколки, просто она такой человек – щедрый. Питер вдруг сообразил, что он даже не поблагодарил Джейд.
Устыдившись, он быстро обулся и зашагал обратно вверх по течению туда, где он видел камфорное дерево. Складным ножом отсёк веточку не толще карандаша, вырезал из неё две ровные палочки дюймов по шесть длиной, очистил от коры и остругал, аккуратно скруглив концы.
Джейд он нашёл рядом с Сэмюэлом, только она стояла на берегу, а Сэмюэл – по колено в воде. Оба хмуро разглядывали какой-то камень в реке.
Джейд помахала рукой, Питер подошёл.
– Забыл поблагодарить за заколки, – сказал он и протянул ей свой подарок. – Это тебе. Для волос.
– Палочки… какие красивые! – Джейд выдернула из пучка на затылке обломки прутика и, заменив их двумя отполированными палочками, улыбнулась. – Спасибо.
Питер почувствовал себя прощённым.
– Это камфорное дерево, – добавил он. – Из него делают шарики от насекомых. Ну вот, будут заодно отпугивать комаров.
Внезапно Джейд указала на что-то в воде, и Сэмюэл, вытянув перед собой обе руки, бросился вперёд, как в атаку.
– А что там? – спросил Питер.
– Болотная черепаха, – буркнул Сэмюэл. – Их тут осталось две-три штуки… только они чересчур шустрые.
– Это исчезающий вид, – объяснила Джейд. – Мы хотели выловить одну, взять кровь на анализ. Узнали бы, как им тут живётся. Но черепахи пугливые – видишь, не подпускают нас.
– Я знаю, как её можно поймать, – сказал Питер. – Ждите здесь, я сейчас.
Войдя в чащу, он отыскал поросль озёрной вишни и складным ножом спилил молодой стволик. Отсёк боковые веточки, оставил только разветвление наверху – вышел длинный шест с рогатиной на конце, похожей на букву У. Из двух её рожек он скрутил кольцо – У превратилась в О около фута диаметром, – а потом заплетал это кольцо тонкими гибкими вишнёвыми побегами, пока не получилось что-то вроде сетки с крупными ячейками.
С этим самодельным сачком в руках Питер вернулся к реке.
Джейд просияла и, взяв у него сачок, зашла в воду. Уже через минуту Сэмюэл с берега указал ей, куда смотреть, и она ловко подцепила сеткой черепаху. Пока черепаха лежала на траве брюшком кверху, а Джейд говорила ей что-то успокаивающее, Сэмюэл тонкой иглой брал черепашью кровь для анализа.
Потом, легонько похлопав по панцирю – на прощание, – Джейд выпустила пациентку обратно в реку. Черепаха так быстро загребла сразу всеми ногами, что стала похожа на детскую вертушку. А Джейд обернулась к Питеру и благодарно склонила голову.
Ему пришлось прятать улыбку – наверное, немножко горделивую.
– Ну просто весной веточки у озёрной вишни очень гибкие.
Сэмюэл направился к раскладному столу – записывать данные. Джейд села у воды и приглашающе кивнула Питеру: садись и ты.
– Как много ты знаешь о деревьях, – сказала она.
Питер откинулся в траву и опёрся на локти.
– Да, деревья – это такое дело, удивительное. Представляешь, они общаются между собой.
– Правда? Как люди?
– Вообще-то лучше.
– Лучше? То есть?..
Питер чуть не сказал: «То есть они могут друг до друга не дотрагиваться», – но вовремя понял, что это может прозвучать как грубость.
– Ну, они общаются не напрямую, дерево с деревом, – это было бы медленно, да и без толку. У них что-то вроде химической телепатии.
Сэмюэл подошёл к ним и сел по другую сторону от Питера.
– Что за химическая телепатия?
– Ну как… Допустим, в саванне жирафы начинают объедать акацию. А эта акация берёт и посылает сообщение под землёй – через нити грибниц, они иногда растягиваются на целую милю, – и тогда все остальные акации в окрестностях выпускают в свои листья специальное горькое вещество, чтобы жирафы их не трогали. Или, если дереву очень-очень плохо, оно сообщает остальным: «Ау, мне нужна помощь!» – и другие деревья отправляют ему сахар или смотря что ему нужно.
– С ума сойти. – Джейд, запрокинув голову, вглядывалась в листвяной полог. – Над нами столько живых существ, они разговаривают друг с другом на каком-то своём языке, а мы их даже не слышим.
– Думаю, люди бы тоже захотели так общаться, если б могли. Скажем, был бы я деревом, мог бы просто подумать: «Ау, мне нужна помощь», – и кто-нибудь в моих окрестностях получит сообщение и пришлёт, что мне нужно.