Мэтью перекувырнулся и приземлился на ноги там, где только что была я.
Я парила над лесом. Все три широко раскрывшихся глаза полнились морем, далью, солнцем и звездами. Волосы, струясь по ветру, превращались в языки пламени и лизали лицо, не обжигая его, а лишь согревая. Ворон, летящий мимо, при виде этого явления сильно удивился.
Мэтью запрокинул голову и улыбнулся, встретившись со мной взглядом.
Ничего прекраснее этой улыбки мне еще не случалось видеть. Желание и гордость за то, что он мой, пронзили меня насквозь.
Я стала снижаться, но он ощерился, боясь, что я его атакую.
Чуть замедлившись, я повисла в воздухе на уровне его головы, сзади болтались ноги в резиновых сапогах. Ветер швырнул в сторону Мэтью прядь моих горящих волос.
Не троньте его, велела я. Воздух и огонь тут же повиновались, третий глаз впивал вампирскую черноту.
– Погоди немного, – проворчал Мэтью, перебарывая желание броситься на меня.
Царь зверей не любил, когда его в чем-то превосходили.
Не обращая внимания, я опустила ноги к земле, зависла в нескольких дюймах от нее и вытянула раскрытую ладонь. Моя собственная энергия наполнила внутренний глаз мерцающими серебряными, золотыми, зелеными и синими вихрями, которые сияли подобно утренней звезде. Я почерпнула из нее, глядя, как сила перетекает из сердца в руку.
На ладонь лег пульсирующий шар, сотканный из моря, неба, земли и огня. Древние философы назвали бы его микрокосмом – маленький мир, где частицы меня перемешивались со вселенской материей.
– Это тебе, – сказала я, протягивая Мэтью волшебную сферу.
Он поймал ее на лету. Шар прилип к его холодной ладони и застыл, подрагивая, как ртуть.
– Что это? – спросил он, позабыв об охоте при виде этого дива.
– Я.
Чернота зрачков в устремленных на меня глазах Мэтью захлестнула зелено-серую радужку.
– Ты не тронешь меня, и я тебя тоже.
Он держал мой микрокосм бережно, опасаясь пролить хоть каплю.
– Я все равно не умею драться, – констатировала я с грустью. – Могу только улететь.
– Колдунья, это же самое важное, чему учится воин. – Пренебрежительное для вампира «колдунья» у него прозвучало ласково. – Выбирать битвы с умом и откладывать те, в которых пока не победить.
– Ты боишься меня? – спросила я, вися над землей.
– Нет.
Третий глаз подтвердил, что он говорит правду.
– Хотя внутри у меня вот это? – Я кивнула на колеблющийся в его руке свет.
– Я уже видел могущественных колдунов, но мы до сих пор не знаем, что там у вас внутри. Надо это исследовать, – осторожно отозвался Мэтью.
– Мне никогда не хотелось знать.
– Почему, Диана? Как можно отказываться от таких чудесных даров? – Мэтью сжал пальцы, словно боясь, что у него отнимут столь ценный для науки материал.
– Страх и желание? – тихо предположила я, касаясь пальцами его скул.
Заново пораженная своей любовью к нему, я процитировала слова, написанные его другом-даймоном Бруно в шестнадцатом веке:
– «Желанье шпорит, страх уздой берет». Разве не этим объясняется все, что происходит в мире?
– Все, кроме тебя, – ответил он хрипло. – Ты в эти рамки не умещаешься.
Коснувшись ногами земли, я отняла пальцы от щеки вампира и медленно раскрыла ладонь – тело словно помнило этот плавный жест, хотя разум отметил его как странный. Частица меня, которую я подарила Мэтью, перескочила из его руки в мою. Я сжала пальцы, и энергия быстро впиталась обратно. Привычная щекотка на сей раз свидетельствовала о моей собственной силе. Меня пугало создание, в которое я превращалась.
Палец Мэтью отвел в сторону мои волосы.
– Ничто не укроет тебя от магии – ни наука, ни сила воли. Она найдет тебя всюду. И от меня ты тоже не спрячешься.
– Так говорила мне мама – там, в Ла-Пьере. Она знала про нас.
Третий глаз испуганно закрылся, чтобы не видеть каменного мешка. Я вздрогнула, и Мэтью привлек меня к себе. Его объятия, хотя и не были теплыми, вселяли ощущение безопасности.
– Может быть, им было легче, потому что они знали – ты не будешь одна.
Холодные, твердые губы нашли мои, а потом Мэтью уткнулся мне в шею, шумно вдыхая мой запах. Отстранился он нехотя, приглаживая мне волосы и запахнув парку у меня на груди.
– Научишь меня драться? Как своего рыцаря?
– Рыцари умели драться задолго до того, как приходили ко мне, но мне доводилось обучать других воинов – людей, вампиров и даймонов. Маркуса я тоже учил, а он, видит Бог, был твердым орешком. Вот только с колдунами я ни разу не упражнялся.
– Пошли домой.
Лодыжка болела, я едва держалась на ногах от усталости. Мэтью взвалил меня на спину и понес.
– Еще раз спасибо за то, что нашел меня, – прошептала я, держась за его шею, – и он понял, что на этот раз я имела в виду не Ла-Пьер.
– Я давно уже перестал искать – и тут вдруг ты. В библиотеке, в самый Мейбон. Историк и колдунья к тому же! – Он недоуменно покачал головой.
– Это и называется магией. – Я чмокнула Мэтью в шею.
Он замурлыкал, ссадил меня на заднем крыльце и пошел за дровами, предоставив мне мириться с тетками в одиночку.
– Я понимаю, почему ты хранила эту тайну, – я обняла Эм, и та облегченно вздохнула, – но мама сказала мне, что время тайн прошло.
– Ты видела Ребекку? – спросила белая как мел Сара.
– Да, в Ла-Пьере. Она пришла, когда Сату запугивала меня и пыталась переманить. – Я помолчала и добавила: – Пришла вместе с папой.
– Она… они были счастливы?
За плечом Сары стояла взволнованная бабушка.
– Они были вместе, – ответила я и выглянула в окно – не идет ли Мэтью.
– И с ними была ты, – со слезами вставила Эм. – Это и есть счастье.
Тетя хотела сказать что-то, но передумала.
– Что, Сара? – спросила я, взяв ее за руку.
– Ребекка… говорила с тобой?
– Она рассказала сказку. Ту же самую, что и в детстве, – про колдунью, принца и фею-крестную. Мама очень старалась, чтобы ее околдованная дочка не забывала о магии, но я все равно забыла, потому что хотела забыть.
– В то последнее лето, когда они уехали в Африку, Ребекка спросила меня, что производит на ребенка самое сильное впечатление. Сказки, ответила я, – сказки, которые вы ей читаете на ночь. В них есть все, что нужно: надежда, сила, любовь. – Эм утирала хлынувшие из глаз слезы.
– Ты правильно говорила, – сказала я.
Хотя мы трое и заключили мир, Сара тут же набросилась на принесшего дрова Мэтью:
– Больше не проси, чтобы я сидела спокойно, когда Диана зовет на помощь! И не смей больше ей угрожать, хотя бы и с самыми благими намерениями. Не послушаешься – пожалеешь, что возродился. Понял, вампир?
– Конечно, Сара, – пробормотал он – точно как Изабо.
Ужинали мы в семейной. Напряженное перемирие едва не перешло в открытый конфликт, когда тетя увидела, что на столе нет мяса.
– Ты ж дымишь как паровоз, – стала увещевать ее Эм, когда Сара пожаловалась на отсутствие «нормальной» еды. – Твои артерии спасибо мне скажут.
– Ты не для меня стараешься, а для него. Чтоб он Диану не покусал.
Мэтью с улыбкой откупорил взятую из «рейнджровера» бутылку:
– Бокал вина, Сара?
– Импортное, что ли? – подозрительно спросила она.
– Французское. – Он налил немного в ее стакан для воды.
– Не люблю французов.
– Не верь всему, что о нас пишут. Скоро увидишь, какие мы славные.
Сара соизволила улыбнуться, а Табита вскочила на плечо Мэтью и просидела там до конца обеда, как попугай.
Мэтью пил вино и расспрашивал хозяек о доме, о его истории, о состоянии дел на ферме. Я уплетала чили с кукурузным хлебом и смотрела на этих троих созданий – самых дорогих и любимых.
Отправившись наконец спать, мы забрались в постель голые.
– Тепленькая, – заурчал Мэтью, прижимаясь ко мне.
Я парила над лесом. Все три широко раскрывшихся глаза полнились морем, далью, солнцем и звездами. Волосы, струясь по ветру, превращались в языки пламени и лизали лицо, не обжигая его, а лишь согревая. Ворон, летящий мимо, при виде этого явления сильно удивился.
Мэтью запрокинул голову и улыбнулся, встретившись со мной взглядом.
Ничего прекраснее этой улыбки мне еще не случалось видеть. Желание и гордость за то, что он мой, пронзили меня насквозь.
Я стала снижаться, но он ощерился, боясь, что я его атакую.
Чуть замедлившись, я повисла в воздухе на уровне его головы, сзади болтались ноги в резиновых сапогах. Ветер швырнул в сторону Мэтью прядь моих горящих волос.
Не троньте его, велела я. Воздух и огонь тут же повиновались, третий глаз впивал вампирскую черноту.
– Погоди немного, – проворчал Мэтью, перебарывая желание броситься на меня.
Царь зверей не любил, когда его в чем-то превосходили.
Не обращая внимания, я опустила ноги к земле, зависла в нескольких дюймах от нее и вытянула раскрытую ладонь. Моя собственная энергия наполнила внутренний глаз мерцающими серебряными, золотыми, зелеными и синими вихрями, которые сияли подобно утренней звезде. Я почерпнула из нее, глядя, как сила перетекает из сердца в руку.
На ладонь лег пульсирующий шар, сотканный из моря, неба, земли и огня. Древние философы назвали бы его микрокосмом – маленький мир, где частицы меня перемешивались со вселенской материей.
– Это тебе, – сказала я, протягивая Мэтью волшебную сферу.
Он поймал ее на лету. Шар прилип к его холодной ладони и застыл, подрагивая, как ртуть.
– Что это? – спросил он, позабыв об охоте при виде этого дива.
– Я.
Чернота зрачков в устремленных на меня глазах Мэтью захлестнула зелено-серую радужку.
– Ты не тронешь меня, и я тебя тоже.
Он держал мой микрокосм бережно, опасаясь пролить хоть каплю.
– Я все равно не умею драться, – констатировала я с грустью. – Могу только улететь.
– Колдунья, это же самое важное, чему учится воин. – Пренебрежительное для вампира «колдунья» у него прозвучало ласково. – Выбирать битвы с умом и откладывать те, в которых пока не победить.
– Ты боишься меня? – спросила я, вися над землей.
– Нет.
Третий глаз подтвердил, что он говорит правду.
– Хотя внутри у меня вот это? – Я кивнула на колеблющийся в его руке свет.
– Я уже видел могущественных колдунов, но мы до сих пор не знаем, что там у вас внутри. Надо это исследовать, – осторожно отозвался Мэтью.
– Мне никогда не хотелось знать.
– Почему, Диана? Как можно отказываться от таких чудесных даров? – Мэтью сжал пальцы, словно боясь, что у него отнимут столь ценный для науки материал.
– Страх и желание? – тихо предположила я, касаясь пальцами его скул.
Заново пораженная своей любовью к нему, я процитировала слова, написанные его другом-даймоном Бруно в шестнадцатом веке:
– «Желанье шпорит, страх уздой берет». Разве не этим объясняется все, что происходит в мире?
– Все, кроме тебя, – ответил он хрипло. – Ты в эти рамки не умещаешься.
Коснувшись ногами земли, я отняла пальцы от щеки вампира и медленно раскрыла ладонь – тело словно помнило этот плавный жест, хотя разум отметил его как странный. Частица меня, которую я подарила Мэтью, перескочила из его руки в мою. Я сжала пальцы, и энергия быстро впиталась обратно. Привычная щекотка на сей раз свидетельствовала о моей собственной силе. Меня пугало создание, в которое я превращалась.
Палец Мэтью отвел в сторону мои волосы.
– Ничто не укроет тебя от магии – ни наука, ни сила воли. Она найдет тебя всюду. И от меня ты тоже не спрячешься.
– Так говорила мне мама – там, в Ла-Пьере. Она знала про нас.
Третий глаз испуганно закрылся, чтобы не видеть каменного мешка. Я вздрогнула, и Мэтью привлек меня к себе. Его объятия, хотя и не были теплыми, вселяли ощущение безопасности.
– Может быть, им было легче, потому что они знали – ты не будешь одна.
Холодные, твердые губы нашли мои, а потом Мэтью уткнулся мне в шею, шумно вдыхая мой запах. Отстранился он нехотя, приглаживая мне волосы и запахнув парку у меня на груди.
– Научишь меня драться? Как своего рыцаря?
– Рыцари умели драться задолго до того, как приходили ко мне, но мне доводилось обучать других воинов – людей, вампиров и даймонов. Маркуса я тоже учил, а он, видит Бог, был твердым орешком. Вот только с колдунами я ни разу не упражнялся.
– Пошли домой.
Лодыжка болела, я едва держалась на ногах от усталости. Мэтью взвалил меня на спину и понес.
– Еще раз спасибо за то, что нашел меня, – прошептала я, держась за его шею, – и он понял, что на этот раз я имела в виду не Ла-Пьер.
– Я давно уже перестал искать – и тут вдруг ты. В библиотеке, в самый Мейбон. Историк и колдунья к тому же! – Он недоуменно покачал головой.
– Это и называется магией. – Я чмокнула Мэтью в шею.
Он замурлыкал, ссадил меня на заднем крыльце и пошел за дровами, предоставив мне мириться с тетками в одиночку.
– Я понимаю, почему ты хранила эту тайну, – я обняла Эм, и та облегченно вздохнула, – но мама сказала мне, что время тайн прошло.
– Ты видела Ребекку? – спросила белая как мел Сара.
– Да, в Ла-Пьере. Она пришла, когда Сату запугивала меня и пыталась переманить. – Я помолчала и добавила: – Пришла вместе с папой.
– Она… они были счастливы?
За плечом Сары стояла взволнованная бабушка.
– Они были вместе, – ответила я и выглянула в окно – не идет ли Мэтью.
– И с ними была ты, – со слезами вставила Эм. – Это и есть счастье.
Тетя хотела сказать что-то, но передумала.
– Что, Сара? – спросила я, взяв ее за руку.
– Ребекка… говорила с тобой?
– Она рассказала сказку. Ту же самую, что и в детстве, – про колдунью, принца и фею-крестную. Мама очень старалась, чтобы ее околдованная дочка не забывала о магии, но я все равно забыла, потому что хотела забыть.
– В то последнее лето, когда они уехали в Африку, Ребекка спросила меня, что производит на ребенка самое сильное впечатление. Сказки, ответила я, – сказки, которые вы ей читаете на ночь. В них есть все, что нужно: надежда, сила, любовь. – Эм утирала хлынувшие из глаз слезы.
– Ты правильно говорила, – сказала я.
Хотя мы трое и заключили мир, Сара тут же набросилась на принесшего дрова Мэтью:
– Больше не проси, чтобы я сидела спокойно, когда Диана зовет на помощь! И не смей больше ей угрожать, хотя бы и с самыми благими намерениями. Не послушаешься – пожалеешь, что возродился. Понял, вампир?
– Конечно, Сара, – пробормотал он – точно как Изабо.
Ужинали мы в семейной. Напряженное перемирие едва не перешло в открытый конфликт, когда тетя увидела, что на столе нет мяса.
– Ты ж дымишь как паровоз, – стала увещевать ее Эм, когда Сара пожаловалась на отсутствие «нормальной» еды. – Твои артерии спасибо мне скажут.
– Ты не для меня стараешься, а для него. Чтоб он Диану не покусал.
Мэтью с улыбкой откупорил взятую из «рейнджровера» бутылку:
– Бокал вина, Сара?
– Импортное, что ли? – подозрительно спросила она.
– Французское. – Он налил немного в ее стакан для воды.
– Не люблю французов.
– Не верь всему, что о нас пишут. Скоро увидишь, какие мы славные.
Сара соизволила улыбнуться, а Табита вскочила на плечо Мэтью и просидела там до конца обеда, как попугай.
Мэтью пил вино и расспрашивал хозяек о доме, о его истории, о состоянии дел на ферме. Я уплетала чили с кукурузным хлебом и смотрела на этих троих созданий – самых дорогих и любимых.
Отправившись наконец спать, мы забрались в постель голые.
– Тепленькая, – заурчал Мэтью, прижимаясь ко мне.