– Принеси мою сумку, Марта.
– Нет, – отрезала та. – Девочку надо вымыть.
– Пусть залезет в ванну, – поддержала ее Изабо. – Она замерзла, и ран толком не видно под грязью.
– Никаких ванн.
– Почему это?
Марта по знаку Изабо спустилась вниз.
– Болдуин учует в воде ее кровь.
– Мы не в Иерусалиме, Мэтью. Он не заходил в эту башню со дня ее постройки.
– А что случилось в Иерусалиме? – Я потрогала свитер Мэтью там, где раньше висел серебряный медальон.
– Мне нужно посмотреть твою спину, любовь моя.
– Ладно.
В голове все плыло. Где же яблоня и мама?
– Ляг, пожалуйста, на живот.
Я сразу же представила себе холодный каменный пол в замке, где меня пытала Сату.
– Нет, Мэтью. Ты думаешь, я что-то скрываю, но я в самом деле не знаю, как работает моя магия. Сату сказала…
Мэтью снова выругался.
– Ее здесь нет, а меня твоя магия не волнует. Просто обопрись на мою руку, вот так. – Рука была такой же твердой, как его взгляд.
Я согнулась пополам, сидя у него на колене. Кожа на спине болезненно натянулась, но уж лучше так, чем лежать на полу. Мэтью застыл точно каменный.
– Свитер прилип к коже, ничего не видно. Придется-таки посадить тебя в ванну, чтобы его отмочить. Изабо, пусти, пожалуйста, воду.
Она послушно отправилась в ванную и открыла кран.
– Не слишком горячую, – попросил он.
– Так что же было в Иерусалиме? – спросила я.
– После. – Он осторожно помог мне встать.
– Хватит уже тайн, – сказала Изабо. – Скажи ей. Она твоя жена и вправе все это знать.
– Должно быть, что-то ужасное – иначе ты не носил бы на шее гроб Лазаря. – Я снова потрогала его свитер чуть выше сердца.
И Мэтью с отчаянным видом выпалил:
– В Иерусалиме я убил женщину. Она вмешалась в спор между мной и Болдуином. Было много крови. Я любил ее, и она…
Значит, он убил кого-то еще. Не колдунью, но обычную женщину. Я приложила палец к его губам:
– Достаточно. Это было давно. – Меня опять затрясло – я не была готова выслушивать новые откровения.
Мэтью поднес к губам мою левую руку и поцеловал костяшки. Его взгляд говорил обо всем без слов.
– Если волнуешься из-за Болдуина, сделаем по-другому. Приложим компресс или поставим тебя под душ.
Я представила, как льется на спину вода, как к коже прижимают что-то мокрое и тяжелое. Придется рискнуть.
– Лучше ванна.
Мэтью посадил меня в теплую воду прямо в одежде и в кроссовках. Я села так, чтобы не прикасаться к бортику спиной, и постаралась хоть немного расслабиться. Но нервы и мускулы не желали так просто отходить, и ноги под водой продолжали дергаться.
Пока я мокла, Мэтью легонько ощупал скулу. Марта принесла его черную докторскую сумку. Мэтью, плотно сжав губы, посветил мне в глаза фонариком.
– Я ударилась лицом об пол. Что-нибудь сломано?
– Не думаю, mon coeur. Просто сильный ушиб.
Марта вскрыла пакет, и в нос пахнуло чем-то спиртовым. Мэтью приложил тампон к липкому пятну на моей щеке. Я вцепилась в края ванны, из глаз потекли слезы. Отнятый тампон был весь красный.
– Рассекла о камень. – Я говорила деловым тоном, стараясь не думать о Сату.
Пальцы Мэтью прошлись вдоль ссадины до самых волос.
– Ничего страшного, зашивать не понадобится. – Он нанес на рану мазь, пахнущую мятой и другими лечебными травами. – У тебя есть аллергия на какие-нибудь лекарства?
Я помотала головой.
Когда Марта принесла полотенца, он продиктовал ей список медикаментов. Она кивала, позвякивая связкой ключей. Из всего перечня я знала только одно название.
– Морфин? – Сердце забилось как бешеное.
– Это от боли. А другие лекарства снимут опухоль и не дадут развиться инфекции.
Ванна немного умерила шок, но бурая вода вызывала у меня тошноту, а боль только усилилась. Поэтому я поддалась искушению и неохотно согласилась на морфин. Прежде чем выпустить меня из ванны, Мэтью осмотрел мою правую ногу. Когда он упер подошву себе в плечо, я охнула.
– Изабо, зайди к нам, пожалуйста.
Его мать, как и Марта, ждала в спальне на случай, если понадобится ее помощь. Пока Мэтью, без труда порвав мокрые шнурки, снимал с больной ноги кроссовку, Изабо удерживала меня в ванне за плечи.
Видя, что я заливаюсь слезами от боли, он оставил эту затею и просто разорвал кроссовку – аккуратно, по швам. Содрал носок, разодрал брючину легинсов. На щиколотке осталась полоска, точно от кандалов, – черная, вспухшая, с какими-то белыми пятнами.
– Откуда это? – сердито спросил Мэтью.
– Сату подвесила меня вверх ногами. Проверяла, способна ли я летать.
Я отвернулась. Почему же все так злятся на меня за то, в чем я совсем не виновата?
Мэтью, осторожно передав Изабо мою ногу, стал на колени. Его одежда пропиталась водой и кровью, черные волосы прилипли ко лбу. Он повернул к себе мое лицо, глядя с болью и с гордостью:
– Ты родилась в августе, да? Под знаком Льва? – Он говорил совсем как француз, оксбриджского акцента как не бывало.
Я кивнула.
– Ты у меня настоящая львица, la lionne. Настоящий борец. Но защитники нужны даже львице. – (Я так цеплялась за ванну, что рана на правой руке снова начала кровоточить.) – Лодыжка растянута, это не столь серьезно. Потом забинтую ее, а сейчас займемся рукой и спиной.
Мэтью вынул меня из ванны. Я опиралась на Изабо и Марту, чтобы не ступать на правую ногу, а он тем временем срезал с меня легинсы вместе с бельем. Их лишенное предрассудков отношение к наготе передалось и мне – я ничуть не стеснялась. На животе под мокрым свитером обнаружился багровый кровоподтек.
– Господи! – Мэтью ощупал его. – А это откуда?
– Сату вышла из себя. – Я застучала зубами, вспомнив, как она надо мной издевалась.
Мэтью обмотал мою талию полотенцем и сказал:
– Давай снимем свитер.
– Что ты делаешь? – Я извернулась, почувствовав прикосновение холодного металла к спине.
После того, что со мной проделала Сату, пугало любое присутствие за спиной, даже если это был Мэтью. Дрожь усилилась.
– Перестань, Мэтью, – сказала Изабо. – Ей страшно.
– Все нормально. – Об пол звякнули ножницы, Мэтью прислонился ко мне сзади и обнял. – Попробуем спереди.
Когда дрожь чуть унялась, он встал передо мной и снова принялся резать ткань – судя по холодку на коже, ее и на спине не так много осталось. Вампир раскроил надвое лифчик, снял остатки свитера.
Когда со спины упали последние лоскуты, Изабо так и ахнула, а Марта пробормотала:
– Maria, Deu maire…
– Что там такое?
Комната раскачивалась, как люстра во время землетрясения. Мэтью повернул меня лицом к Изабо, на лице которой были написаны горе и жалость, и тихо сказал:
– La sorciere est morte[58].
Задумал убить еще одну колдунью. Я похолодела, в глазах потемнело, но Мэтью не дал мне упасть.
– Крепись. Не теряй сознания, Диана.
– Тебе непременно надо было убивать Джиллиан? – всхлипнула я.
– Да, – жестко ответил он.
– Нет, – отрезала та. – Девочку надо вымыть.
– Пусть залезет в ванну, – поддержала ее Изабо. – Она замерзла, и ран толком не видно под грязью.
– Никаких ванн.
– Почему это?
Марта по знаку Изабо спустилась вниз.
– Болдуин учует в воде ее кровь.
– Мы не в Иерусалиме, Мэтью. Он не заходил в эту башню со дня ее постройки.
– А что случилось в Иерусалиме? – Я потрогала свитер Мэтью там, где раньше висел серебряный медальон.
– Мне нужно посмотреть твою спину, любовь моя.
– Ладно.
В голове все плыло. Где же яблоня и мама?
– Ляг, пожалуйста, на живот.
Я сразу же представила себе холодный каменный пол в замке, где меня пытала Сату.
– Нет, Мэтью. Ты думаешь, я что-то скрываю, но я в самом деле не знаю, как работает моя магия. Сату сказала…
Мэтью снова выругался.
– Ее здесь нет, а меня твоя магия не волнует. Просто обопрись на мою руку, вот так. – Рука была такой же твердой, как его взгляд.
Я согнулась пополам, сидя у него на колене. Кожа на спине болезненно натянулась, но уж лучше так, чем лежать на полу. Мэтью застыл точно каменный.
– Свитер прилип к коже, ничего не видно. Придется-таки посадить тебя в ванну, чтобы его отмочить. Изабо, пусти, пожалуйста, воду.
Она послушно отправилась в ванную и открыла кран.
– Не слишком горячую, – попросил он.
– Так что же было в Иерусалиме? – спросила я.
– После. – Он осторожно помог мне встать.
– Хватит уже тайн, – сказала Изабо. – Скажи ей. Она твоя жена и вправе все это знать.
– Должно быть, что-то ужасное – иначе ты не носил бы на шее гроб Лазаря. – Я снова потрогала его свитер чуть выше сердца.
И Мэтью с отчаянным видом выпалил:
– В Иерусалиме я убил женщину. Она вмешалась в спор между мной и Болдуином. Было много крови. Я любил ее, и она…
Значит, он убил кого-то еще. Не колдунью, но обычную женщину. Я приложила палец к его губам:
– Достаточно. Это было давно. – Меня опять затрясло – я не была готова выслушивать новые откровения.
Мэтью поднес к губам мою левую руку и поцеловал костяшки. Его взгляд говорил обо всем без слов.
– Если волнуешься из-за Болдуина, сделаем по-другому. Приложим компресс или поставим тебя под душ.
Я представила, как льется на спину вода, как к коже прижимают что-то мокрое и тяжелое. Придется рискнуть.
– Лучше ванна.
Мэтью посадил меня в теплую воду прямо в одежде и в кроссовках. Я села так, чтобы не прикасаться к бортику спиной, и постаралась хоть немного расслабиться. Но нервы и мускулы не желали так просто отходить, и ноги под водой продолжали дергаться.
Пока я мокла, Мэтью легонько ощупал скулу. Марта принесла его черную докторскую сумку. Мэтью, плотно сжав губы, посветил мне в глаза фонариком.
– Я ударилась лицом об пол. Что-нибудь сломано?
– Не думаю, mon coeur. Просто сильный ушиб.
Марта вскрыла пакет, и в нос пахнуло чем-то спиртовым. Мэтью приложил тампон к липкому пятну на моей щеке. Я вцепилась в края ванны, из глаз потекли слезы. Отнятый тампон был весь красный.
– Рассекла о камень. – Я говорила деловым тоном, стараясь не думать о Сату.
Пальцы Мэтью прошлись вдоль ссадины до самых волос.
– Ничего страшного, зашивать не понадобится. – Он нанес на рану мазь, пахнущую мятой и другими лечебными травами. – У тебя есть аллергия на какие-нибудь лекарства?
Я помотала головой.
Когда Марта принесла полотенца, он продиктовал ей список медикаментов. Она кивала, позвякивая связкой ключей. Из всего перечня я знала только одно название.
– Морфин? – Сердце забилось как бешеное.
– Это от боли. А другие лекарства снимут опухоль и не дадут развиться инфекции.
Ванна немного умерила шок, но бурая вода вызывала у меня тошноту, а боль только усилилась. Поэтому я поддалась искушению и неохотно согласилась на морфин. Прежде чем выпустить меня из ванны, Мэтью осмотрел мою правую ногу. Когда он упер подошву себе в плечо, я охнула.
– Изабо, зайди к нам, пожалуйста.
Его мать, как и Марта, ждала в спальне на случай, если понадобится ее помощь. Пока Мэтью, без труда порвав мокрые шнурки, снимал с больной ноги кроссовку, Изабо удерживала меня в ванне за плечи.
Видя, что я заливаюсь слезами от боли, он оставил эту затею и просто разорвал кроссовку – аккуратно, по швам. Содрал носок, разодрал брючину легинсов. На щиколотке осталась полоска, точно от кандалов, – черная, вспухшая, с какими-то белыми пятнами.
– Откуда это? – сердито спросил Мэтью.
– Сату подвесила меня вверх ногами. Проверяла, способна ли я летать.
Я отвернулась. Почему же все так злятся на меня за то, в чем я совсем не виновата?
Мэтью, осторожно передав Изабо мою ногу, стал на колени. Его одежда пропиталась водой и кровью, черные волосы прилипли ко лбу. Он повернул к себе мое лицо, глядя с болью и с гордостью:
– Ты родилась в августе, да? Под знаком Льва? – Он говорил совсем как француз, оксбриджского акцента как не бывало.
Я кивнула.
– Ты у меня настоящая львица, la lionne. Настоящий борец. Но защитники нужны даже львице. – (Я так цеплялась за ванну, что рана на правой руке снова начала кровоточить.) – Лодыжка растянута, это не столь серьезно. Потом забинтую ее, а сейчас займемся рукой и спиной.
Мэтью вынул меня из ванны. Я опиралась на Изабо и Марту, чтобы не ступать на правую ногу, а он тем временем срезал с меня легинсы вместе с бельем. Их лишенное предрассудков отношение к наготе передалось и мне – я ничуть не стеснялась. На животе под мокрым свитером обнаружился багровый кровоподтек.
– Господи! – Мэтью ощупал его. – А это откуда?
– Сату вышла из себя. – Я застучала зубами, вспомнив, как она надо мной издевалась.
Мэтью обмотал мою талию полотенцем и сказал:
– Давай снимем свитер.
– Что ты делаешь? – Я извернулась, почувствовав прикосновение холодного металла к спине.
После того, что со мной проделала Сату, пугало любое присутствие за спиной, даже если это был Мэтью. Дрожь усилилась.
– Перестань, Мэтью, – сказала Изабо. – Ей страшно.
– Все нормально. – Об пол звякнули ножницы, Мэтью прислонился ко мне сзади и обнял. – Попробуем спереди.
Когда дрожь чуть унялась, он встал передо мной и снова принялся резать ткань – судя по холодку на коже, ее и на спине не так много осталось. Вампир раскроил надвое лифчик, снял остатки свитера.
Когда со спины упали последние лоскуты, Изабо так и ахнула, а Марта пробормотала:
– Maria, Deu maire…
– Что там такое?
Комната раскачивалась, как люстра во время землетрясения. Мэтью повернул меня лицом к Изабо, на лице которой были написаны горе и жалость, и тихо сказал:
– La sorciere est morte[58].
Задумал убить еще одну колдунью. Я похолодела, в глазах потемнело, но Мэтью не дал мне упасть.
– Крепись. Не теряй сознания, Диана.
– Тебе непременно надо было убивать Джиллиан? – всхлипнула я.
– Да, – жестко ответил он.