Ты вела себя очень храбро.

– Я так устала, – вздохнула я.

Самое время послушать сказку. Жила-была колдунья, звали ее Диана. Когда она была совсем маленькая, фея-крестная опутала ее невидимыми волшебными лентами всех цветов радуги.

Я вспомнила эту сказку, и розовую пижаму со звездочками, и волосы, заплетенные в две косички. Уголки души, стоявшие пустыми и заброшенными после смерти родителей, наполнялись воспоминаниями.

– Зачем она это сделала? – спросила я детским голосом.

Диана любила ворожить, и у нее это очень хорошо получалось. Но крестная знала, что другие колдуны будут завидовать ей. «Ты сбросишь ленты, когда будешь готова, – сказала она девочке. – Пока они на месте, ты не сможешь летать и магия тебе не откроется».

– Так нечестно, – запротестовала я, по обычаю всех семилетних девочек. – Почему она связала меня, а не тех, других?

Мир несправедлив, правда?

Я мрачно кивнула.

Диана не могла сбросить ленты, как ни старалась. Со временем она забыла и про них, и про магию.

– Я не забывала про магию, – заспорила я.

Забыла, нахмурившись, ответила мать. Но вот Диана выросла и встретила прекрасного принца, который жил между заходом солнца и восходом луны.

Ага, вот оно, мое любимое место. Иногда в детстве я спрашивала, как его звали, иногда заявляла, что глупые принцы мне ни к чему. Больше всего меня занимал вопрос, зачем понадобилась принцу колдунья, которая ничего не умеет.

Принц полюбил Диану, хотя летать она пока не умела. Только он один видел, что она связана волшебными лентами. Он все время думал, для чего они нужны и что будет, если их снять, но ни о чем Диану не спрашивал, боясь смутить ее нескромным вопросом. Я-ребенок кивнула, отдавая должное деликатности принца, и тут же стукнулась головой о стену каменного мешка. И все-таки он не понимал, почему колдунья, способная летать, не летает.

Однажды в городе появились три колдуна, гладя меня по голове, продолжала мать. Они тоже видели ленты и подозревали, что Диана сильнее их, поэтому похитили ее и унесли в темный замок. Но ленты, как колдуны ни дергали их, не желали спадать с Дианы. И колдуны заперли бедняжку в темнице, чтобы она от страха сбросила ленты сама.

– Диана была там одна?

Одна, подтвердила мать.

– Что-то мне не очень нравится эта сказка.

Я натянула на себя яркое лоскутное одеяльце, которое Сара специально купила в Сиракьюсе перед моим приездом, и устроилась на холодном полу каменного мешка. Мать заботливо укрыла меня.

– Мама?

Что, детка?

– Я сделала, как ты сказала. Сохранила свои секреты.

Это было трудно, я знаю.

– А у тебя они есть?

Мне представилось, что я лань и бегу по полю, а мать гонится за мной по пятам.

Конечно.

Она щелкнула пальцами. Я поднялась в воздух и упала ей на колени.

– Скажешь мне хоть один?

Да, прошептала она в самое мое ухо. Самый большой мой секрет – это ты.

– Но вот же я! – Я соскочила с ее колен и побежала к яблоне. – Как я могу быть секретом, если всем меня видно?

Мать с улыбкой приложила палец к губам и ответила:

Волшебство.





Глава 30




– Где же она? – Мэтью бросил на стол ключи от «рейнджровера».


– Мы найдем ее, Мэтью.

Ради сына Изабо старалась оставаться спокойной, но с тех пор, как они нашли в саду под рутой недоеденное яблоко, прошло уже десять часов. Они вдвоем прочесали всю округу (Мэтью методично обозначил на карте районы поиска).

Диана исчезла, не оставив следов.

– Ее похитил кто-то из колдунов. – Мэтью запустил пальцы в волосы. – Я сам говорил ей, что на территории замка она в безопасности, – не думал, что у них хватит дерзости явиться сюда.

Изабо поджала губы: она нисколько не удивилась, что Диану похитили колдуны. Мэтью уже командовал, как генерал на поле сражения:

– Продолжим искать. Я еду в Бриуд, Изабо – в Обюссон и Лимузен. Марта останется здесь на случай, если вернется Диана или кто-нибудь позвонит.

«Звонить сюда некому, – подумала Изабо. – Будь у Дианы доступ к телефону, она давно бы уже вышла на связь. Мэтью ломится к цели напрямик, круша препятствия на пути, но эта его стратегия не всегда приводит к успеху».

– Давай подождем, Мэтью.

– Ждать? Какой в этом смысл?

– Болдуин вылетел из Лондона час назад.

– Ты сказала ему? Что ты наделала?

Мэтью хорошо знал, чего ожидать от старшего брата. Всю свою жизнь Болдуин только и делал, что губил чьи-нибудь жизни – в физическом, моральном и финансовом смысле. К последнему способу он пристрастился, обнаружив, что отнимать у людей деньги не менее увлекательно, чем жечь деревни.

– Я решилась на это, когда в конюшне и в лесу Дианы не оказалось. Болдуин берет след лучше, чем ты.

– Да, добычу он выслеживает отменно – но мне совсем не нужно, чтобы очередной его добычей стала моя жена. – Мэтью взял ключи со стола. – Дождись его. Я поеду один.

– Он не тронет Диану, узнав, что она твоя. Болдуин, как глава семьи, должен знать, что у нас здесь происходит.

Такие слова из уст матери, знавшей, как мало он доверяет старшему брату, показались Мэтью довольно странными.

– Явившись без спросу в твой дом, они оскорбили прежде всего тебя, – сказал он, пожав плечами. – Ты вправе предпринимать все, что сочтешь нужным.

– Болдуина я вызвала не ради себя, а ради Дианы. Ее нельзя оставлять в руках колдунов, хотя она сама колдунья.

Марта принюхалась.

– Вот и он, – объявила хозяйка замка, сверкнув глазами, хотя все и так было понятно.

Хлопнула парадная дверь, по плитам загремели тяжелые шаги. Мэтью вскинулся, Марта закатила глаза.

– Сюда, – негромко позвала Изабо.

Даже в чрезвычайных обстоятельствах она не желала повышать голос: вампирам ни к чему устраивать сцены.

Болдуин Монклер – в финансовых кругах его знали под этим именем – уже шагал по коридору. Медно-рыжие волосы сверкали в электрическом свете, под кожей играли мускулы прирожденного атлета. Его с детства учили владеть мечом; он и в бытность свою человеком внушал почтение, а уж как вампиру ему мало кто осмеливался перечить. Средний из трех сыновей Филиппа де Клермона родился во второй раз во времена Древнего Рима и был любимцем отца. Оба они были вылеплены из одного теста: любили войну, женщин и вино – именно в этом порядке. Славные, казалось бы, ребята, но из тех, кто сходился с ними в бою, в живых оставались очень немногие.

Сейчас гнев Болдуина готовился пасть на голову Мэтью. Они невзлюбили друг друга с первого взгляда и были такими разными, что даже Филипп отчаялся подружить их.

– Мэтью, ты где? – заревел он, почуяв присущий брату запах корицы с гвоздикой.

– Здесь, Болдуин.

Старший тут же схватил его за горло. Двое сцепившихся вампиров – один рыжий, другой темноволосый – пронеслись через холл и разнесли в щепки дверь.

– Как ты мог связаться с колдуньей после того, что они сделали с отцом!

– Она еще не родилась, когда это случилось. – Голос Мэтью звучал по очевидной причине сдавленно, но страха Клермонт не выказывал.

– Вина лежит на всех колдунах. Они знали, что нацисты его пытают, но не помешали им.

– Болдуин, – вмешалась Изабо, – Филипп оставил четкие указания не мстить за него.

Она твердила это Болдуину годами, но гнев его все не унимался.

– Без колдунов эти твари его бы не схватили. Нацисты ставили на нем эксперименты – проверяли, сколько может вынести вампир. А мы из-за проклятых колдовских чар так и не сумели найти его и спасти.

– Тело Филиппа им не удалось сокрушить, но душу они сгубили, – безжизненным голосом сказал Мэтью. – С Дианой может случиться то же самое, Болдуин.

Физические страдания не так страшны по сравнению со сломленным духом. Мэтью закрыл глаза при мысли о том, что могут сделать мучители с его непокорной упрямой колдуньей.

– А мне-то что! – Болдуин швырнул брата на пол и занес кулак, но медный звон грохнувшей о стену кастрюли привел его в чувство. Братья вскочили на ноги.

– Она жена ему! – резко бросила Марта, уперев руки в бока.