– Конгрегация интересуется «Ашмолом-782» и тем, как Диане удалось взять его из хранилища. Колдуны следили за этой рукописью столько же, сколько и я, если не дольше, но никак не думали, что получишь ее ты и что я доберусь до тебя раньше их.

В душе снова всколыхнулись старые страхи, твердившие, что со мной что-то не так.

– Если бы не Мейбон, – продолжал Мэтью, – в библиотеке дежурили бы сильные колдуны, сознающие важность этого документа. Но они готовились к празднику и оставили там молодую колдунью, и она проворонила и рукопись, и тебя.

– Бедная Джиллиан. Вот уж, наверно, кому досталось от Нокса.

– Досталось, – подтвердил Мэтью, поджав губы. – Но Конгрегация следила и за тобой. Это связано уже не с книгой, а с твоим даром.

– Давно?

– Возможно, всю твою жизнь.

– Начиная со смерти родителей. – Детские воспоминания нахлынули волной: щекочущий взгляд колдуна, когда я сидела на школьных качелях, холодные глаза вампира на дне рождения у подруги. – С тех самых пор.

Изабо хотела что-то сказать, но перехватила взгляд сына и промолчала.

– Для них ты как-то связана с книгой – они надеются получить ее через тебя. Я пока не понял, что это за связь, и не думаю, что они понимают.

– Даже Питер Нокс?

– Маркус поспрашивал кое-кого – у него это хорошо получается. Нокс, по его сведениям, в полном недоумении.

– Не хочу, чтобы Маркус подвергался из-за меня риску. Не надо его впутывать, Мэтью.

– Он вполне способен за себя постоять.

– Я тоже должна кое-что рассказать тебе. – Нужно сделать это прямо сейчас, ведь моя решимость таяла с каждой минутой.

Мэтью, держа меня за руки, слегка раздул ноздри:

– Ты устала, проголодалась. Не подождать ли с этим до обеда?

– У моего голода есть запах? – не поверила я. – Так нечестно.

Мэтью расхохотался и развел мои руки в стороны, точно крылья:

– И это говорит колдунья, которая при желании могла бы читать мои мысли как с телеграфной ленты. Диана, дорогая, я знаю, когда ты меняешь о чем-то мнение, знаю, когда замышляешь что-то вроде прыжка через изгородь, и, уж конечно, знаю, что ты голодна. – Он поцеловал меня, чтобы поставить точку.

– Кстати, о моих скрытых талантах, – начала я, не успев отдышаться. – В генетическом тесте упоминалась колдовская вода.

– Что? – заволновался Мэтью. – Когда это случилось?

– Как только ты уехал из замка. При тебе я не давала воли слезам, а после… расплакалась.

– Ты и раньше плакала. – Опять сведя мои руки вместе, он стал разглядывать ладони и пальцы. – Вода струилась из рук?

– Отовсюду. – (Он тревожно вскинул брови.) – Из рук, из ног, из глаз, из волос, даже изо рта. Я словно растворилась в этом потоке, превратилась в воду. Думала, во рту навсегда останется вкус соли.

– Ты была одна в это время? – резко спросил он.

– Нет-нет, с Изабо и Мартой, – поспешно сказала я. – Они просто не могли подобраться ко мне из-за всей этой воды – а тут еще и ветер поднялся.

– Что же остановило бурю?

– Пение Изабо.

Мэтью прикрыл глаза:

– Когда-то она все время пела. Спасибо, Maman.

Я ждала, что он расскажет о том, как Изабо пела ему, и о том, как она изменилась после смерти Филиппа, но Мэтью только стиснул меня в объятиях, а я постаралась не обижаться из-за того, что он по-прежнему о многом умалчивает.

Он так радовался, что вернулся домой, что и меня заразил. После обеда мы поднялись в его кабинет. На полу у камина Мэтью отыскал почти все мои чувствительные местечки, но к своим секретам меня ни разу не подпустил.

Раз я попыталась проникнуть за крепостную стену сама.

– Ты что-то сказала? – удивленно посмотрел он.

– Нет. – Я быстро убрала невидимый щуп.

Ужинали мы с Изабо, печально наблюдавшей за сыном. Облачившись в свою псевдопижаму, я приготовилась пожелать Мэтью спокойной ночи. Потом он, наверно, спустится в кабинет. А что, если в тайнике с печатями остался мой запах?


Он явился ко мне в комнату босиком, в полосатых пижамных штанах и выцветшей черной футболке.

– Ты где больше любишь спать – справа или слева? – спросил он как бы между делом, скрестив руки на груди.

Иногда и я могу крутить головой так же быстро, как и вампиры.

– Если тебе все равно, то я лягу слева, – серьезно сказал он. – Мне будет спокойнее между тобой и дверью.

– Да, в общем-то, все равно, – промямлила я.

– Тогда подвинься… – Я подвинулась, и он с довольным вздохом улегся рядом.

– Самая удобная постель в этом доме. Мы спим очень мало, и мать хорошими матрасами пренебрегает. Ее кроватям самое место в чистилище.

– Ты собираешься спать со мной? – пискнула я, тщетно стараясь, чтобы голос звучал как ни в чем не бывало.

Он обнял меня одной рукой, примостив мою голову себе на плечо.

– Да, но спать в буквальном смысле я не буду.

Я приложила ладонь к его сердцу, чтобы слышать каждый удар.

– Что ж ты тогда будешь делать?

– Тебя караулить. А когда надоест – если надоест, – он коснулся моих век губами, – почитаю. Тебе свечи не мешают?

– Нет, я крепко сплю. Пушкой не разбудишь.

– Да ну? Если мне станет скучно, я придумаю, как тебя разбудить.

– А часто тебе бывает скучно? – Я зарылась пальцами в его волосы.

– Подожди немного – и увидишь сама.

Его холодные объятия, близость убаюкивали лучше всякой колыбельной.

– Это кончится когда-нибудь?

– Ты о Конгрегации? Не уверен.

– Конгрегация меня волнует меньше всего, – встрепенулась я.

– О чем же ты в таком случае?

Я поцеловала его.

– О чувстве, которое испытываю рядом с тобой, – как будто впервые живу полной жизнью.

– Надеюсь, что не кончится, – улыбнулся он с несвойственной ему милой застенчивостью.

Довольная, я уронила голову ему на грудь и уснула крепко, без сновидений.





Глава 27




Утром мне пришло в голову, что наши с Мэтью дни делятся на две категории: либо он все предусматривает, охраняет меня, не дает никому нарушить свои точные планы, либо все идет кувырком. А ведь еще совсем недавно я сама планировала собственное время, составляя списки и графики.

Сегодня я тоже вознамерилась взять все в свои руки. Сегодня Мэтью введет меня в свою вампирскую жизнь.

Мое решение, к несчастью, грозило испортить так хорошо начавшийся день.

На рассвете желание пронзило меня с не меньшей силой, чем вчера во дворе, – лучше любого будильника. Мэтью тут же ответил мне поцелуем.

– Уж думал, ты никогда не проснешься, – ворчал он. – Хотел в деревню посылать за оркестром, хотя единственный трубач, умевший играть побудку, умер в прошлом году.

Я заметила, что у него на шее нет медальона.

– А где твой значок пилигрима?