– А при чем тут мужская психология? – удивился Алексей. – Ты же сказала, что руководитель всего проекта – женщина. Если бы она считала, что нужно описать случай Выходцева, она бы настояла, да и все. Она профессор, она намного старше, значит, она – главная. Нет, я понимаю, о чем ты говоришь, конечно. Подавляющее большинство мужиков не любит распространяться о своих болезнях, и Выходцеву могло быть неприятно, что о нем будут писать как о тяжелобольном. Он мог попросить Стеклову не упоминать его как пострадавшего от врачебной халатности. Но ведь он, насколько я понял, умер?

– Ну да, полтора года назад.

– А Стеклова когда умерла?

– Совсем недавно, в начале января. Завтра сорок дней.

– Значит, у нее было целых полтора года, чтобы использовать случай Выходцева в научной работе или в публикациях. Но она этого не сделала. Это ее решение. И тут уже целиком и полностью женская психология, а не мужская. Кстати, ты уверена, что действительно не сделала? Ты хорошо проверила?

Настя засомневалась.

– Вообще-то я на глазок прикидывала, – призналась она. – Искала упоминания «Игорь Выходцев» или «Игорь В.» вместе с врачебными ошибками и онкологическими диагнозами. Но ты прав, могла и просмотреть.

Она с сожалением взглянула на опустевшую тарелку, на которой совсем недавно лежали такие чудесные горячие бутерброды. Что это за странная закономерность, в соответствии с которой по ночам любая еда вкуснее?

Кто сказал, что случай Выходцева должен быть непременно описан с использованием его настоящего имени? Вот ведь глупость какая! Если Лешка прав и дело в чисто мужском нежелании распространяться о своей болезни, то что мешало назвать Игоря Петром, Сидором или Абдурахманом? И любой инициал ему припаять, букв-то в алфавите много. Спрятался за псевдоним – и рассказывай свою горестную историю во всех подробностях, ничего не скрывая. Среди материалов на флешке есть и наброски к выступлению Стекловой на заседании Криминологического общества, в котором профессор доказывала необходимость введения в научный оборот понятия «рикошетная жертва». Игорь Выходцев как раз и есть такая рикошетная жертва. Можно ли найти пример более яркий и доходчивый?

Нет, тут определенно что-то не так. Настя по очереди загружала все материалы и вводила в текстовый поисковик ключевые слова, стремясь найти историю Выходцева хоть в каком-нибудь виде, с настоящим именем или без него. «Что я делаю? – спрашивала она себя. – Зачем я это делаю? Это не имеет никакого отношения к поставленной задаче. Я зря трачу время. Но мне почему-то интересно… Надо прекращать эти поиски, они Зарубину никак не помогут. Ладно, еще одну статью проверю – и всё. И еще одну… Ну вот теперь уж точно последний материал посмотрю и больше не буду…»

– Я закончил, – зевая, сообщил Алексей. – Тебе еще долго?

Она взглянула на часы: без пяти четыре. Опять ее «хочу, мне интересно» одержало бескровную победу над «надо». Может, в этом и состоит прелесть жизни на пенсии?

– Долго, – ответила Настя. – Но я тоже пойду спать. Утром продолжу, у меня завтра нет занятий ни на курсах, ни в музыкалке, на сорок дней к Стекловой нужно идти к трем часам. Все успею.

Засыпая, она прижималась к плечу мужа и все равно думала о Выходцеве. Такой показательный случай, буквально квинтэссенция идеи – и никак не использован? Впрочем, она еще не все проверила. Завтра. Завтра…





Инга




Болеть оказалось одновременно муторно и приятно. Температуру удалось сбить уже на следующий день, но оставались кашель, заложенный и периодически текущий нос и сильная слабость. Инга Гесс никогда не была хиленькой и подверженной простудам, а для ежегодных осенне-зимних эпидемий ОРВИ она обычно бывала словно бы человеком-невидимкой. Крайне редко, собственно, всего три раза в жизни, вирус надевал очки и замечал здоровую активную молодую женщину без отягощенного анамнеза. В первый раз это случилось, когда Инга училась в шестом классе, и болела она с нескрываемым удовольствием: в школе скучно, вся программа еще с Машкой освоена, а дома можно лежать, читать и ни о чем не беспокоиться, кроме домашнего задания старшей сестры, но это только после обеда, а на протяжении всей первой половины дня Инга – сама себе хозяйка. Во второй раз грипп свалил ее, когда она уже работала и училась у мастеров, и тогда было ужасно жалко каждого пропущенного часа занятий. Она злилась на саму себя, нервничала, наврала участковому терапевту, что прекрасно себя чувствует, и выскочила с больничного, не долечившись. Сама, будучи медиком, понимала, что поступает категорически неправильно, но надеялась, что обойдется. Обошлось, слава богу.

А сейчас Инга призналась себе, что устала. Артем прав, в таком режиме работы она долго не протянет. И судьба послала ей необходимый перерыв, паузу, во время которой можно отлежаться, отоспаться, набраться сил.

Она бродила по квартире в халате, надетом поверх теплой пижамы, каждые несколько минут присаживаясь то на диван, то на ближайший стул: слабость не давала пройти больше десяти шагов подряд. Пыталась сделать что-нибудь полезное, где-то убрать, где-то отмыть, отчистить, через несколько минут сдавалась и отдыхала. Лежать в постели не хотелось, и она устраивалась на диване с подушкой, пледом, книгой и пультом от телевизора. Артем звонил каждые два часа, спрашивал, как она себя чувствует, мерила ли температуру, не забыла ли принять лекарства, вечером приносил пластиковые упаковки с готовой едой из ближайшего ресторана. Инге было так приятно впервые за много лет ничего не делать, ни за что не отвечать и с благодарностью принимать заботу.

К вечеру она задремала под какую-то невыносимо глупую телепрограмму и проснулась, только когда пришел Артем.

– Лежи-лежи, – сказал он, видя, что Инга порывается встать с дивана. – Сейчас переоденусь и буду тебя кормить. Сам не знаю – чем, какое-то новое блюдо, но менеджер клялся, что бомбически вкусное.

Аппетита у нее не было, но обижать Артема не хотелось, он ведь так старается. Доволокла себя до стола, села, начала есть. Действительно вкусно! Правда, больше двух кусочков вряд ли удастся в себя запихнуть. Нужно сделать усилие…

– Ты представляешь, сегодня к Фадееву приходили из полиции, – с озабоченным видом сообщил Артем, набросившись на еду.

Инга испугалась. Неужели проблемы в строительном бизнесе? Начнется: арест счетов, банкротство, суд. И прощай, такая комфортная и доходная работа, а вместе с ней и мечты о собственном кабинете.

– Мне начинать волноваться? – спросила она уныло. – Искать другое место?

– Ну что ты! Виталий Аркадьевич им не нужен, у него в бизнесе все чисто, можешь мне поверить, уж кому знать, как не мне. Им нужна Горожанова из обладминистрации. Она у Фадеева часто бывала, у них много общих дел, вот полиция наших домашних девушек и опрашивала. Как Фадеев с ней разговаривал, как она себя вела, не было ли конфликтов.

Инга наморщила лоб, пытаясь вникнуть, о ком идет речь.

– А Горожанова – это…

– Жена Чекчурина, у которого сына убили и из-за этого отменили банкет. Помнишь?

Инга непроизвольно вздрогнула, вилка звякнула о тарелку. Артем заметил, посмотрел на нее вопросительно.

– В чем дело?

Наверное, лицо у нее заметно изменилось, потому что взгляд Артема становился все более требовательным.

– Что с тобой, Инга? Ты как будто привидение увидела. Что я такого сказал?

Если в тот раз, когда отменили банкет, Инге фамилия Чекчурина показалась в первый момент всего лишь смутно знакомой, то сегодня она уже совершенно точно знала, откуда ей известно это имя. Оно было в списке Выходцева. В списке намеченных Игорем жертв. Игорь от своего плана отказался, виновные остались живы-здоровы, но, как выяснилось, лишь до поры до времени. Одного из них судьба все-таки догнала и больно ударила.

Врать Артему не хотелось. Нужно сказать правду, но не всю. Вроде бы Иешуа у Булгакова утверждал, что говорить правду легко и приятно. Наверное, так. Лгать труднее, ведь нужно сделать свои слова убедительными и правдоподобными, а потом еще хорошо их помнить, чтобы не спалиться. Это требует усилий. Но самое сложное – делить правду на части, буквально на ходу соображая, что можно сказать, а о чем лучше умолчать. На такой труд ее ослабленный болезнью мозг вряд ли способен. И все-таки нужно попытаться.


– Мой пациент, к которому я ездила на кладбище… – нерешительно начала Инга, – Игорь Андреевич.

– Да, и что?

– Он… Я тебе не рассказывала, потому что для наших отношений это не имело значения. Когда ему поставили диагноз, оказалось, что заболевание можно было обнаружить еще годом раньше, когда процесс не был так запущен и легко поддавался излечению. Игорь Андреевич хотел найти того врача, который просмотрел симптомы онкологии, и устроить ему скандал. Но выяснилось, что накануне того дня, когда Игорь Андреевич ходил к нему на прием, у этого врача в ДТП погибла маленькая дочка. Ну, ты сам понимаешь, в каком состоянии был человек…

– Конечно, – кивнул Артем, внимательно глядя на нее. – И что было дальше?

– Игорь Андреевич его простил. Не стал искать, поднимать шум. Но начал много думать о том, как могло получиться, что людей, находящихся в таком стрессе, допускают до работы, где любая ошибка может обернуться новой трагедий. В общем, Игорь… Игорь Андреевич решил провести что-то вроде научных изысканий. У него был доступ к нужной информации, и он нашел несколько случаев, похожих на то, что случилось с ним. То есть в ДТП погибает или получает серьезные травмы человек, у которого кто-то из близких врач или, например, водитель, диспетчер, короче, кто-то, кто, по требованиям профессиональной деятельности, не имеет права на ошибки.

– И зачем? Что твой Игорь Андреевич делал с этими сведениями?

– Ничего. Он же болел. Думал, что хватит сил провести какой-то анализ, может, статью публицистическую написать или обратиться к журналистам, чтобы они подняли тему.

Это было уже почти совсем ложью, но, однако же, состояло из частиц правды. Игорь действительно подумывал об этом. Сначала. То есть после убийства Пруженко, самого первого. После акта личной мести. Но потом сложилось совсем иначе, однако рассказывать об этом Инга категорически не хотела. Это не ее тайны. И это память о человеке, которого она любила и до сих пор любит. Нельзя допустить, чтобы Артем получил возможность осуждать Игоря, говорить о нем гадости.

– Написал?

– Я… – Инга поежилась. Отделять одну правду от другой становилось все труднее. – Не знаю, не в курсе. Он не очень делился со мной, особенно в последнее время, когда уже совсем плохо себя чувствовал. Я всего лишь приходящая медсестра, а не близкая подруга. Но список он составил, я его видела своими глазами. Игорь Андреевич мне показал, а потом подробно рассказал про каждый случай.

Это тоже было почти правдой. Она ведь и в самом деле видела этот список. Именно своими глазами. Только уже после смерти Выходцева. И подробности про каждый случай тоже не излагались устно, а были прописаны в тетради. Но разве это имеет значение в данный момент?

– Что за список? – нахмурился Артем.

– Список жертв и виновников. Как я поняла с его слов, он надеялся передать этот список тому, кто заинтересуется, поднимет в архиве дела, найдет самих этих людей, поговорит с ними и напишет материал, в котором обозначит проблему.

– Интересно. Список большой?

– Нет, – она покачала головой, – совсем короткий. Но фамилия Чекчурина там была. Я точно помню.

Артем, до этого не перестававший мерно и тщательно пережевывать красную рыбу с запеченными овощами, медленно положил нож и вилку на края тарелки, глаза его сузились, между бровей пролегла тенью едва заметная складка.

– Ты не ошибаешься?

– Леонид Чекчурин, – сказала Инга устало.

У нее больше не было сил. Хотелось лечь, но до дивана она вряд ли дойдет.

– Да, сына Георгия Владимировича так и звали, – задумчиво подтвердил Артем. – Ты что же, весь список запомнила? И за столько времени не забыла?

Инга едва заметно пожала плечами.

– Выходит, что так. Если меня спросить, какие еще там фамилии, я вряд ли сама вспомню, но если их назвать, то я, скорее всего, смогу ответить, были они там или нет.

Если назвать фамилии, то она, конечно же, скажет, есть они в списке или нет, но не потому, что вспомнит, а потому, что знает наизусть. Специально не учила, но в памяти отложилось, как и все, что касалось Игоря Выходцева. Совсем чуть-чуть урезанный вариант правды.

Артем с укором посмотрел на тарелку Инги: половина овощей и почти весь кусок рыбного филе остались нетронутыми.

– Нужно поесть, милая, ты и так обессилела.

– Прости, – пробормотала она. – Очень вкусно, но для меня много.

– Ладно.

Он со вздохом переставил тарелки поближе к мойке, аккуратно сложил в контейнер то, что Инга не доела, поставил в холодильник. У такого рачительного хозяина ничего не выбрасывается и ни одна копейка не тратится впустую. Артем не жадный, не скупой, просто любит во всем порядок.

– Пойди приляг, я принесу чай, и посмотрим что-нибудь.

Инга с облегчением перебралась на диван, закуталась в плед, откинулась на мягкую подушку. За этот короткий разговор она устала больше, чем за весь прошедший день.

Артем подал ей чай с печеньем и уселся в ногах с чашкой в руке. Пощелкал пультом, перебегая с канала на канал в поисках чего-нибудь спокойного и познавательного вроде документальных фильмов о путешествиях или о жизни животных. Инга честно пыталась смотреть и вникать, но все равно постоянно отвлекалась, уходила мыслями к воспоминаниям об Игоре или начинала дремать. Артем тоже не сказать чтобы уж очень внимательно следил за привычками обитателей саванны: то отвечал на звонки и сообщения, то читал новости в телефоне, то думал о чем-то, запрокинув голову на спинку дивана и закрыв глаза. Инга понимала, что, если бы не ее болезнь, Артем наверняка сидел бы за компьютером, доделывал то, что поручено ему Фадеевым и что не успел выполнить днем. Но она вроде как болеет, и он вроде как ухаживает за болящей, подает-уносит или просто сидит рядом, одним словом, ведет себя как должно. Ей стало неловко. Это просиживание перед телевизором вдвоем ей совсем не нужно, во всяком случае, сейчас. Но как сказать об этом Артему?

Инга откинула плед, спустила ноги на пол.

– Я, наверное, пойду в постель, – виновато сказала она. – Что-то сил нет совсем, засыпаю.

– Конечно, иди, тебе нужно спать как можно больше, – тут же отозвался Артем.

Ей показалось, или он обрадовался? Ну конечно, обрадовался, ведь можно наконец заняться тем, что ему нужно, а не тем, что полагается по протоколу под названием «правила совместного проживания».

Она все еще настаивала на том, чтобы не спать вместе во избежание ненужного риска заразиться, и, закрывая дверь в спальню, с испугавшим ее саму облегчением подумала, что теперь уж точно останется одна до самого утра. Однако спустя несколько минут дверь снова открылась. Артем вошел, осторожно присел на краешек кровати, словно находился в гостях, а не у себя дома.

– Инга, тебе не кажется, что нужно обратиться в полицию?

– В полицию? Зачем?