Звякнул телефон Сташиса, Антон прочитал сообщение и вздохнул.
– Охранник Ингу не опознал. Причем уверенно. Пишет, что тип внешности абсолютно другой.
– Жалко, – огорчился Виктор. – А может, эта Инга из соцсетей вообще не наша? А наша как раз в сетях не присутствует, шифруется.
– Зуб даю: нет в Москве второй Инги Гесс, которая увлекалась бы восточной медициной. Сам видишь, женщин с таким именем и в России-то мало, а уж в Москве найти полную тезку с одинаковыми профессиональными интересами нереально.
Антон оторвался от компьютера и ободряюще улыбнулся Вишнякову.
– Не расстраивайся, Витя, не все потеряно. Если мы правильно прикидываем, то эта девушка не пальцем делана, она хитрая и предусмотрительная. Вполне может иметь помощницу, которая и собирает информацию о будущей жертве. Сама Инга не светится, сидит в уголочке и дергает за ниточки, выполняет функцию координатора. С одной стороны – помощница или даже несколько помощников, с другой – фадеевские мальчики, а массажистка – связующее звено и мозг всей операции. Так что работаем и не думаем о плохом.
– Антон, ну чего так сидеть-то? Давай позвоним ей, есть же телефончик!
– Рано.
– Да почему рано-то?
– Не суетись, я сказал! – отрезал Сташис. – Никуда она не денется до завтра. И никого не убьют в ближайшее время.
Виктор не обиделся. Он вообще не был обидчивым. Остановил запись на ноутбуке в том месте, где отчетливее всего были видны пуховик и сапожки неизвестной женщины, и принялся внимательно и методично отсматривать кадры с мест, где проводили последние часы своей жизни Леонид Чекчурин и Татьяна Майстренко.
Каменская
Пса Бруно Настя поручила Роману как самому физически крепкому из всех троих. Повторять утреннее падение отчего-то не хотелось.
– Ну, что ты решил? – спросила она Зарубина. – Побежишь к Косте жаловаться?
– А то! Прямо завтра утренней лошадью и помчусь. Ребята старались, аж целую твою лекцию прослушали и потом время на разговоры тратили, чтобы ты меня взбудоражила, а я испугался бы и поскакал к Большому. Надежды надо оправдывать.
Сергей прошел несколько шагов молча и беззлобно чертыхнулся, не заметив, что любопытный Бруно метнулся в сторону и пересек тротуар прямо перед ними.
– Блин! Чуть о поводок не споткнулся! Дзюба, чего за собакой не смотришь?
– Ага, усмотришь за ним, – огрызнулся Роман и протянул Зарубину рулетку. – Попробовать не желаете, гражданин начальник?
– Нет уж, уволь, давай сам, тебе доверено. Я маленький и легкий, меня это чудище в момент снесет. Аська, – обратился он к Каменской, – а ты что, в самом деле думаешь, что меня слушают?
– Вряд ли. Всех подряд слушать – каналов не напасешься, ты ж не террорист какой-нибудь. Но я так, на всякий случай. Мало ли что… За последние десять лет многое изменилось. Пока служила – могла точно сказать, какова вероятность того, что слушают, а теперь не знаю. Новые веяния, новые правила. И техника новая.
– Да брось, – махнул рукой Сергей, – техника, может, где-то там и новая, а вороватость старая осталась. Сколько бы денег МВД ни выделяло на технику, один черт почти все распилят, а на остаток закупят старье или некондицию. Каналов для прослушки всегда не хватало и хватать не будет в обозримом будущем. Я как твой голос по телефону услышал – так чуть не сдох от ужаса. Ну, приплыли, думаю, беда подступила по всем фронтам, у нашей Палны крышак снесло на почве паранойи.
Настя расхохоталась.
– Я такая, я могу. Но теперь-то отпустило?
– Насчет тебя – да, а насчет Большого огорчительно. Подсиживают его в министерстве, в любой момент уберут. Мне другой начальник МУРа не нужен. Если Большого скинут – я в тот же день рапорт на пенсию подам.
– Уверен, что с другим начальником не сработаешься?
– Ой, Аська, я их столько на своем веку перевидал! Точно знаю, что с Большим могу работать, а с другими – увольте.
Все правильно. Кому нужен Зарубин? Не та фигура, мелковат. Если работают по Косте, то только министерские. Те, которые подчиняются лично министру и его замам. Хотят столкнуть генерала Большакова лоб в лоб с кем-то из руководства, чтобы пух и перья полетели. И разом избавиться от обоих. Но вид делают, что разрабатывают Сережку Зарубина. Серега – уровень более низкий, по нему должны работать сотрудники УСБ не выше московских. Замысел прост: сработать топорно, грубо, примитивно. Засветиться в полный рост. Так засветиться, что не заметить нельзя. Зарубин пойдет к Большакову выяснять, с какой такой радости на него спустили цепных псов. Костя пойдет в отказ, потому как ни сном ни духом. Он и в самом деле может не знать, его в известность и не собирались ставить, но Сережа не поверит. Разойдутся взаимно недовольные друг другом, разобиженные недоверием. Вот и первая кошка между ними пробежит. УСБ начальнику уголовного розыска не подчиняется, но Константину Георгиевичу наверняка сильно не понравится, что вышестоящий генерал, начальник ГУВД, протягивает потные ручонки к подчиненным Большакова в обход их руководства. Тут и вторая кошка пробежит. Кому-то не нравится, что генерал Большаков чрезмерно доверяет заместителю начальника убойного отдела и хочет сделать его начальником, благо место пока свободно. После такой склоки генерал призадумается, а так ли нужен ему Зарубин на этой должности. Начальник ГУВД, точно зная, что подотчетное городу звено УСБ не получало команды разрабатывать полковника Зарубина, начнет выяснять на уровне министерства, что происходит и кто это без спросу полез в огород генерала Большакова в нарушение всех правил. А там уж, у министерских, наверняка домашняя заготовка припасена, как довести Костю до скандала с тем чиновником, с каким его хотят поссорить. Третья кошка сидит в засаде и ждет своего часа.
Возможно, комбинация другая, их в арсенале гестаповцев много. Очень может быть, что и замысел другой. Например, хотят вбить клин между Большаковым и начальником УСБ городского уровня. Или между Большаковым и начальником ГУВД Москвы. Или еще что-то. Бедный майор Паюшин, тебя, скорее всего, сделают козлом отпущения. Тот, кто поручил тебе задание, наверняка понимал, что будет дальше. Твое место тоже кому-то понадобилось. Или не место, а твои покровители, ведь кто-то же тебя рекомендовал, ручался за тебя или, может, просил. Просто так, с улицы в верхний эшелон не попадают. Теперь дадут понять, что ты, конечно, накосячил, но тебя, от щедрот душевных, простят, зато тот, кто за тобой стоит, будет «должен». И никто никогда не признает, что этот косяк стоял в плане как необходимый элемент.
Господи, как это противно! И как муторно! Как скучно! Служба собственной безопасности когда-то создавалась с вполне благородной целью: выявлять и пресекать должностные преступления в среде сотрудников милиции. И во что она превратилась? Впрочем, милиция тоже на месте не стояла, превратившись сперва в полицию, а теперь вообще непонятно во что…
– Хорошо, что я вовремя ушла, – сказала Настя. – Мне такие игрища уже не по плечу.
– Да ничего хорошего, – проворчал Зарубин. – Была б ты на службе – я бы тебе приказывал и требовал выполнения. А так – приходится в ногах валяться. Будем считать, что с плохими новостями мы отстрелялись на сегодня. Давай теперь о приятном.
«О приятном» означало «о профессоре Стекловой и ее соратниках». Во всех текстах, которые Насте удалось за сегодняшний день найти и прочитать, не содержалось ни малейшего намека на правовой экстремизм. Ни слова о несправедливости наказания, о недобросовестности следствия и суда, о возмездии или о потребности пострадавших и их семей в удовлетворении чувства отмщенности. В общем, ничего такого, что хотя бы отдаленно могло напоминать мотивацию загадочного Ученика.
– У нас еще кое-что есть, – сказал Сергей. – Посмотришь?
– Сереж, давай не будем нарываться, ладно? За этим делом и так уже сто пар глаз следят. С меня взятки гладки, я – никто, слава Богу, а вот тебе мало не покажется.
– Не-не, Пална, все в рамочках твоей же версии о том, что меня интересуют обстоятельства внезапной смерти Стекловой.
Настя покачала головой.
– Для нашей утренней встречи сгодится, а вот для более глубокого изучения ее трудов уже не прокатит. Дама в столь преклонных годах… К тому же в тот день, по показаниям Очеретина, чувствовала себя плохо, почти не вставала. Какой дурак поверит, что ты увидел в ее смерти что-то подозрительное? Тем более домашние смерти, как правило, вскрывают. Было бы что-нибудь – на вскрытии увидели бы.
– Ой, я тебя умоляю! – Сергей картинно закатил глаза. – Ты забыла, что нынче в профессиональную деятельность пришло поколение двоечников? Никто нигде, ни в одной сфере, не делает так, как положено, даже не мечтай. Меня, динозавра сыскного дела, и то уже перевоспитали, заставили выучить новые правила и играть по ним. У меня есть флешка с материалами, там и то, что опубликовано, и научные отчеты, и доклады на конференциях, аналитические справки, наброски, опросники, анкеты, ну, всякая такая ученая муть. Клянусь, Пална, это последнее, о чем я тебя прошу. Я сам глянул, попытался вникнуть и понял, что ты быстрее в сто раз разберешься, ты ж все-таки кандидат наук.
– Хорошо, – кивнула Настя и улыбнулась.
Она вдруг почувствовала огромное облегчение. Ей ведь так хотелось ответить согласием в первый же момент, едва Зарубин произнес слова «кое-что есть»! Она наслаждалась, выискивая и читая публикации Стекловой и ее соавторов в Интернете, анализируя фразы, мысли, логику, манеру подачи, даже частоту употребления отдельных слов и терминов, а также любые признаки, свидетельствующие об эмоциональной окраске текстов. Это была именно та работа, по которой Настя Каменская скучала. Да что там скучала – тосковала! Тихонько сидеть в уголке, молчать, ковыряться в информации, обдумывать ее… Что может быть лучше? За годы службы выбирать не приходилось, и ей оставалось только радоваться, если выпадало дело, в котором ей поручали именно такое задание, и считать это неожиданной удачей, незаслуженным везеньем. Стоило Сереже Зарубину заговорить о том, что есть еще какие-то материалы, Настя поняла, что ужасно хочет в них покопаться. Но… Неужели Серега, с его-то опытом, не чует опасности? Да, сегодня ей удалось выкрутиться в разговоре с Паюшиным, и вроде бы вполне успешно. Но что будет дальше?
Да, ей очень хотелось сразу же согласиться, и все остальные слова были сказаны просто для очистки совести. Она легко дала себя уговорить.
Лабрадор Бруно в очередной раз затормозил движение, ломанулся влево, в дальнюю часть газона, и принялся выразительно крутиться, слегка выгнув спину. Место неосвещенное, и Насте пришлось прищуриться и напрячь глаза, чтобы рассмотреть собаку: если просто принюхивается – можно одернуть и прикрикнуть, чтобы не вздумал ничего схватить с земли, а вот если крутится – следует замереть, ослабить поводок и терпеливо ждать, ибо выбор сортира – дело для пса важное и ответственное. Судя по спине, речь шла именно о сортире.
Дзюба нажал кнопку на рулетке и выпустил поводок на полную длину. Настя вытащила из кармана два хрустящих собачьих лакомства в форме маленьких косточек. Все строго по инструкции: сходил «по-большому» – получил вкусняшку. Хозяева Бруно объясняли, что по утрам, а зачастую и по вечерам у них нет времени слишком долго гулять, но пока пес не сделает все, что нужно, возвращаться нельзя. Пес хоть и невоспитанный, но далеко не глуп, и память у него прекрасная. Бруно быстро сообразил, что после туалета дают лакомство, а хозяева точно так же быстро сообразили, что рефлекс нужно закрепить. Прожорливый любитель вкусненького не станет слишком оттягивать момент получения вожделенной хрустящей косточки, и таким образом время прогулки можно при необходимости сокращать. Сделал дело – гуляй смело: дождался собачьей кучки – можешь с чистой совестью возвращаться домой. В целом ход мыслей соседей так и остался для Насти Каменской загадкой: о чем они думали, когда заводили собаку крупной породы? Зачем вообще брать собаку, если у тебя проблемы с временем для выгула? И почему ты не можешь встать еще на полчаса раньше или лечь на полчаса позже? Для чего нужно было приучать пса к режиму, в соответствии с которым утренняя прогулка – в семь, а вечерняя – в восемь? Что это? Бред? Торжество глупости? Безответственность?
– Давайте пакет, Анастасия Павловна, я пойду уберу, – сказал Дзюба, протягивая ей рулетку.
Мешочка с пакетами, притороченного к рулетке, он не заметил и очень удивился, когда Настя показала ему нехитрое приспособление.
Бруно вернулся радостной трусцой и уставился на Настю с выражением строгой требовательности: ждал положенного по регламенту поощрения. Получив вкусняшки, деловито захрустел.
– Видишь, Пална, я тебя еще рабсилой для сбора какашек обеспечил, – заметил Зарубин. – Это я в том смысле, что не за «спасибо» трудиться будешь.
– Равноценно, – усмехнулась Настя. – Один пакет с собачьими какашками в обмен на бессонную ночь с чужими материалами во имя чужой работы. Ты не зарвался, милый?
Роман шагнул с газона на тротуар, держа в руке пакет, приподнял ногу и попытался рассмотреть подошву тяжелого ботинка.
– Кажется, я на что-то наступил, – пробормотал он.
Зарубин быстро присел на корточки, сделал несколько коротких вдохов, выразительно дергая носом, и захихикал.
– Точно, Ромчик, наступил. Не завидую я твоей машине, теперь долго вонять будет.
Только тут до Насти дошел смысл слов, сказанных хозяевами Бруно, об отправлении серьезной нужды в «правильном месте», то есть поближе к фонарям. Владельцев собак много, а вот тех, кто убирает за своими питомцами, – существенно меньше. В плохо освещенных местах, да к тому же на грязной земле… Если бы хоть снег был, на котором можно что-то увидеть! Бедный Ромка.
Черт! Она совсем забыла, что за выбор «неправильного» туалета поощрение не полагается. Нет, доверять Анастасии Каменской чужих домашних питомцев определенно нельзя, она половину указаний мимо ушей пропустит и непременно сделает что-нибудь не так. Ладно, в будущем постарается не забывать.
Дзюба отчаянно зашаркал ногой о тротуарную плитку в попытках избавиться хотя бы от части налипших ароматных экскрементов. Сережа Зарубин отпускал ехидные замечания и давал ценные советы, а Настя смотрела на них и думала о том, какая же она счастливая. Только сейчас, на пороге шестидесятилетия, она начала понимать, что в момент выхода в отставку вступила в самую лучшую пору своей жизни, когда можно делать не то, что должна, а то, что хочется, что приносит удовольствие. Вся первая часть жизни состояла из обязательных элементов: получи знания, овладей профессией, работай, а если что-то не нравится – терпи. Делай так, как положено, отрабатывай зарплату, играй по правилам. Будь благодарен, если среди всей этой обязаловки вдруг случатся моменты, приносящие радость и удовлетворение: это твой бонус за честное отбывание номера под названием «должен». Этого «должен» в ее жизни было так много, что не оставалось ни миллиметра личного пространства для «хочу». Какая же она была дурочка, когда не понимала своего счастья и впадала в отчаяние, став пенсионеркой! Сегодня ей смешно об этом вспоминать. Смешны собственные слезы, вздохи, обиды на жизнь и причитания. Сейчас она по-настоящему свободна и имеет возможность заниматься тем, что ей интересно. Интересно заниматься музыкальной литературой с подростками. Интересно преподавать основы анализа статистической информации. Интересно учиться быть экономной хозяйкой и готовить вкусные блюда из недорогих продуктов. Интересно читать материалы Светланы Валентиновны Стекловой и ее группы. Интересно наблюдать за лабрадором Бруно и выстраивать взаимоотношения с ним. Сейчас она может позволить себе сказать «нет» старому другу Сереге Зарубину или, наоборот, согласиться помочь и с наслаждением погрузиться в любимую аналитическую работу. У нее есть выбор. Вот в чем главное счастье. Выбор, которого почти никогда не бывает, пока носишь погоны и исполняешь приказы.
И еще у нее есть возможность не играть в игры, которые ей не нравятся.
– Аська, у Стекловой, между прочим, завтра сороковины.
– Это намек? – хмыкнула Настя.
– Да боже упаси, какие намеки! – заблажил Зарубин. – Дзюба пойдет. Вот ботиночки отмоет – и вперед, в научную общественность.
– Пустая трата времени, – сердито проговорил Роман, все еще не отошедший от огорчения. – Мы же видели Гиндина. Если они все такие, то какие из них убийцы? Смешно!
– А если не все? Аська, ну скажи ему, надави авторитетом.
Настя задумчиво оглядела лабрадора, который в нерешительности вертелся вокруг очередного дерева, очевидно, размышляя, оставлять комментарий под постом или ну его.
– Если судить по текстам, то на потенциальных убийц они мало похожи. Но, Сержик, есть такая штука, которая называется «научное редактирование». Если там, где статьи публиковались, хорошие опытные редакторы, то они могли порекомендовать авторам смягчать формулировки и снимать все, что может трактоваться как агрессивность или экстремизм. Опять же заседания кафедры, на которых могли обсуждаться эти статьи, рецензенты, сама Стеклова как руководитель темы… Повторяю, по текстам все чисто, а вот как на самом деле – не берусь судить. Ромчик, твой начальник прав, нужно на этих деятелей посмотреть своими глазами. Тем более ситуация удачная: они соберутся все вместе. Кстати, где они собираются?
– Гиндин сказал, что сначала проведут что-то типа заседания Ученого совета или как там у них это называется, заслушают доклад о научных достижениях Стекловой, потом поминальный стол накроют в факультетской столовой. Анастасия Павловна, ну нельзя мне туда соваться, Гиндин же меня знает! Толку-то от моего присутствия!
– Вот и я о том же, – неожиданно заявил Зарубин. – Слышь, Пална? Гиндин-то Ромку знает. И Ромка его знает в лицо.
Настя от души расхохоталась.
– Ага, а меня твой Гиндин не знает. Ну ты жук, Сергей Кузьмич! Хозяйка, дай попить, а то так кушать хочется, что аж переночевать негде. У тебя что, все подчиненные разом ослепли? Никто, кроме Ромчика, Гиндина этого не опознает? Фотографии запоминать не умеют?
– Ася, я серьезно. Кто, кроме тебя, сможет с ними нормально поговорить, чтобы как будто про науку, а на самом деле про то, что нам нужно?
– Правда, Анастасия Павловна, – вдруг заговорил Дзюба совсем другим тоном, и Настя поняла, что ее развели, как лохушку. – Мне там определенно нельзя показываться. Но если вы не хотите идти одна, мы вам дадим классного парнишку, опера из Восточного округа. Он совсем молоденький, можете даже сказать, что это ваш сын. А вы когда-то давно писали диссертацию на этой кафедре, знали Стеклову, пришли почтить память. Никто из ее нынешних учеников обман не заподозрит, они в те годы еще, наверное, в средней школе учились. А если кто-нибудь из сотрудников кафедры вас узнает и вспомнит – будет даже лучше.
Ловко они ее обработали. Наверняка сценарий придумал Зарубин, чувствуется рука мастера. И ведь выстроил разговор таким манером, что Настя сама сказала, мол, нельзя полагаться на впечатление от текстов, нужно посмотреть на фигурантов, пообщаться с ними. Ей стало так весело, что даже сердиться не захотелось.
В общем-то, если вдуматься, в предложении Сережки есть смысл. Она действительно сможет поддержать и развить беседу на темы, близкие научным интересам молодых соавторов профессора Стекловой, ведь она прочитала кучу статей, а теперь еще и материалы на флешке Гиндина просмотрит. Но вот мальчик из Восточного округа ее смущал.