– Тоже верно. Личность установили?

– Да, Олег Литвинович, жил в доме неподалеку. Жена, двое малолетних детей. И ДТП в анамнезе. С женой сейчас опера разговаривают.

Николай Остапович недовольно фыркнул.

– Поймаете мне этого народного мстителя – я лично ему ноги-руки поотрываю. Ладно, работай, пойду с коллегой разберусь.

Как только приехал Роман, Зарубин сразу спросил:

– Как думаешь, Литвинович – наш?

Дзюба покопался в телефоне, открывая одну за другой ссылки, полученные накануне от Каменской. Сергей молча ждал. У него ведь тоже были эти ссылки, и он уже успел все просмотреть. Но там только инициалы, и он боялся ошибиться. Хотя где там ошибаться? Все совпадает. Но для уверенности лучше получить другой взгляд.

– Есть некий Олег Л., потерпевшая – Даша В., восьми лет. Подходит?

Даша В. Даша Винникова. Именно это имя назвала жена убитого.

На Петровку Зарубин вернулся через три часа вместе с Дзюбой.





Сташис




Он ошибся. Проще говоря – облажался. Накануне вечером с такой уверенностью говорил Вите Вишнякову, что если будет еще одно убийство, то не сразу, у них есть время, – и нате вам, пожалуйста. Ромка позвонил ему около восьми утра, пока работал на месте обнаружения трупа. Способ убийства, на первый взгляд, тот же, точнее скажут после вскрытия. Жертва – Олег Литвинович – из числа тех, кто фигурирует в статьях Стекловой и ее соавторов. Матвей Очеретин в камере. Получается, или парнишка вообще не причастен, или у него есть сообщник. Если есть сообщник, значит, все-таки группа, а это плохо для всех, но в первую очередь – для Кузьмича и для генерала. Кузьмич впрямую ничего не говорил, но ясно и недвусмысленно дал понять, что Большого кто-то крепко взял за жабры и требует выявить группу, отвести от уголовной ответственности и передать под чужое крыло. Снять Константина Георгиевича с этого крючка можно только одним способом: доказать, что никакой группы нет и не было, а действовал идейный псих-одиночка, которому голоса навеяли мифический образ Учителя.

Когда Антон приехал на Петровку, Зарубина и Дзюбы еще не было. Открыв дверь своего кабинета, он увидел спящего на стульях Виктора, трогательно подложившего обе ладони под щеку. Неужели не уходил домой?

Сташис тихонько потряс его за плечо.

– Витя, – негромко позвал он, – просыпайся.

Лейтенант сначала испуганно вскочил, потом открыл глаза. Куртка, которой он накрывался, свалилась на пол, один из стульев от резкого движения отъехал в сторону, и Виктор с трудом удержал равновесие, нелепо размахивая руками.

– Антон… – пробормотал он неуверенно.

Потом проморгался, и взгляд стал осмысленным.

– Антон, я ее нашел, – заявил Вишняков без предисловий.

– Это хорошая новость, – улыбнулся Сташис. – А у меня, уж извини, плохая. У нас новый труп. Как видишь, я ошибся. А тебе наука: отстаивай свою точку зрения, невзирая на авторитеты и звания. У старших, конечно, больше знаний и опыта, но кто больше знает, тот чаще ошибается.

– Это как?

– Очень просто. Когда много знаешь, в какой-то момент появляется уверенность, что уже знаешь вообще все. Уверенность эта ложная, неправильная; если идти у нее на поводу, то будешь ошибаться все чаще и чаще, ибо всего знать никому не дано. А когда человек понимает, что знает пока еще мало, он и не берется судить о том, чего не знает. Соответственно, и ошибается меньше. Вот Колумб, например, был абсолютно уверен, что знает географию лучше всех в мире, и его до самой смерти так никто и не смог убедить, что он доплыл не до Индии, а до совершенно другого места.

– Ты серьезно?

Виктор смотрел на него в полном изумлении.

– Нет, шучу. Но микроскопическая доля правды в моих словах есть, так что не забывай о них. Давай докладывай, кого ты там нашел.

Вишняков включил компьютер и начал показывать. Да, ничего не скажешь, глаз у парня острый. Но сколько же упорства и терпения нужно иметь, чтобы найти на черно-белых кадрах не самого высокого качества эту особу, менявшую одежду, парики и грим! Повезло еще, что она так много разговаривала по телефону, в противном случае ни по какой артикуляции ее никто не опознал бы. Вообще-то довольно странно, что человек, ведущий наружное наблюдение, постоянно отвлекается и болтает…

Точно. Речь идет именно о человеке, не просто ведущем наружное наблюдение, но умеющем это делать. Чтобы на тебя не обратили внимания, нужно чуть-чуть отвернуться и сделать вид, что болтаешь по телефону. Школа «наружки». Ай да Витя, ай да сукин сын! Даже не понимает, кого на самом деле нашел. Правда, теперь предстоит много бумажной суеты и согласований: «наружников» никто не должен знать в лицо, у них даже базы организованы отдельно от других оперативных подразделений и «прикрыты» разными нейтральными вывесками типа «Супер-пупер-плюс». И понятно, что их имена могут дать только по специальному предписанию, на котором стоит куча подписей.

– Ты даже не представляешь, какой ты молодец, – сказал Сташис. – А вот твоего приятеля Есакова ждет страшный удар. Он тебе не простит. Ты готов?

Виктор равнодушно пожал плечами.

– Да мне по барабану.

Но по глазам его Антон видел, что нет, не по барабану. Он рад. Он доволен своей работой. И ему приятна похвала. А то, что не боится какой-нибудь подлянки со стороны Есакова, так это оттого, что служит недавно и пока еще не представляет в полном объеме весь спектр того, что может получить в ответ. Женя Есаков, конечно, тоже не старожил в оперативной работе, но у него есть «папаня», который подскажет, научит, поможет. А у бесхитростного Вити Вишнякова никого нет. Надо, надо поскорее забирать парня с земли, пока его не сломали и не испортили.

К моменту появления Зарубина Антон уже успел поговорить с Колюбаевым и Есаковым, которые должны были собрать информацию об Инге Гесс. Ничего особенного о медсестре пока не узнали, кроме одной настораживающей детали: Инга занималась у тренера, который обучал женщин приемам самозащиты и самообороны. Это внушало определенный оптимизм. Молодая женщина – значит, много сил. Не замужем – вероятно, достаточно неконтролируемого свободного времени. Зарабатывает на жизнь массажем – значит, сильные руки. Имеет медицинскую подготовку – стало быть, знакома с анатомией. Учится приемам самообороны – имеет нужные навыки. В целом неплохой кандидат в подозреваемые. Девица из «наружки» собирает сведения об объектах, Гесс – исполняет, можно даже фадеевских прихвостней исключить. Не зря же говорят: хочешь, чтобы было сделано хорошо, – сделай сам. Другой вопрос – зачем? Тут два варианта: либо Инга с подачи Фадеева убивает сына Чекчурина и потом заметает следы, либо действует под влиянием идей покойного Выходцева, с которым медсестра вполне могла сблизиться в последний период его жизни.

Сергей Кузьмич выслушал отчет Сташиса внимательно, но особой радости по поводу явных подвижек в деле не выказал.

– Все это хорошо звучит, Антон, но есть одна несостыковка.


– Какая?

– Чекчурин и Майстренко – люди из статьи, соавтором которой считается Выходцев. Если бы у нас было только два трупа, мы вполне могли бы исходить из того, что медсестра о них знает. Может, Выходцев ей рассказывал или давал свои материалы почитать, или, например, авторский экземпляр сборника подарил. Но сегодняшний Литвинович – из более поздней статьи, написанной и опубликованной, когда Выходцев уже умер. Не склеивается.

– А если Гесс как-то связана с группой Стекловой и получает от них информацию?

– Так иди и ищи эту связь, – сердито ответил Зарубин. – Сегодня у Стекловой сорок дней, народ соберется. Я Каменскую подключил, пусть вместе с твоим глазастым лейтенантом понюхает воздух вокруг этих учеников. Так что до двух часов можешь Вишнякова использовать по своему усмотрению, а в два он должен встретиться с Палной. Ученое сборище начнется в три. Надеюсь, часа ей хватит, чтобы натаскать парнишку.

– Рискуешь, Кузьмич, – осторожно заметил Антон. – Парень совсем неопытный. Давай, может, я сам?

Зарубин усмехнулся.

– Я предлагал. Отказалась.

– Что так? Не гожусь?

– Сказала, что ты слишком красивый и яркий, будешь внимание привлекать. В общем, Тоша, надо с группой учеников уже разобраться наконец, окончательно и закрыть вопрос. Либо они ни при чем, и мы о них забываем, как о страшном сне, либо они причастны, и тогда из-за Гиндина мы вынуждены будем подключать УСБ. К одиннадцати всех собери, проведем совещание.

– Да все на месте, даже Хомич появился, а Вишняков вообще не уходил, в кабинете спал, можно хоть сейчас…

– Сейчас нельзя. Мне к Большому нужно зайти.

Сташис вернулся в кабинет, где умытый, с приглаженными волосами и заметно посвежевший Витя Вишняков сидел, уткнувшись в монитор. О ночи, проведенной не дома, свидетельствовала только небритость, но поскольку Витя был темно-русым, светлая короткая щетина не особенно бросалась в глаза. На столе стоял офисный бокал, наполненный колой, и красовалась бумажная тарелочка с надкусанным бутербродом и пышной булочкой, политой глазурью. Оказывается, Виктор успел не только привести себя в порядок, но и в буфет сгонять.

– Что читаешь? – поинтересовался Антон.

– Ищу криминальные новости за последние полгода.

– По всей стране? – удивился Сташис. – Зачем?

– Не, пока только по Москве. Мы же с тобой вчера говорили, что наши трупы могут быть как раз последними, значит, где-то еще есть первые.

– Да елки-палки! А не проще сводки в нашей базе посмотреть? Ты что, вчера родился?

Виктор посмотрел на него с укором и недоумением.

– Так у меня доступа нет к вашей базе.

– Ну да, – вздохнул Антон. – Извини, не подумал.

Доступ к информационным базам для Вишнякова открыт только с его служебного компьютера на месте работы, в Восточном округе. Здесь, на Петровке, у него нет ни места работы, ни служебного компьютера, ни, соответственно, пароля для доступа. «Черт, я уже отношусь к нему как к сотруднику своего отдела. Или я стал рассеянным? Забывчивым?» – с тревогой и неудовольствием спросил себя Сташис.

– Знаешь, Витя, все могло быть вообще не так, – задумчиво протянул он.

– То есть? Как – не так?

– Наш убийца зачастил не потому, что он полный псих и ему болезнь велит сильно сокращать интервал между преступлениями.

– А почему тогда?

– Ты же нашел девицу на видео с камер. Значит, шел целенаправленный сбор информации. Между Чекчуриным и Майстренко – без малого месяц, то есть вполне можно предположить, что сначала наблюдение велось за Чекчуриным, потом его исполнили и взялись выпасать Майстренко. Но с третьим трупом так не получается, после убийства Майстренко прошло слишком мало времени, чтобы можно было собрать полноценную информацию об образе жизни и привычных маршрутах передвижения Литвиновича. Жена убитого показала, что Олег на протяжении длительного периода каждую ночь уходил из дома и бродил по окрестным улицам или сидел в одном из дворов. Чтобы об этом узнать, нужно или быть близко знакомым с семьей Литвиновичей, или наблюдать за будущей жертвой круглосуточно на протяжении как минимум недели, а по-хорошему – двух недель. Согласен?

– Ну… В принципе, да, наверное. Ты хочешь сказать, что это совсем ни разу не псих, если он заранее собрал на всех инфу?

– Именно, Витя. И интервалы между убийствами не имеют никакого отношения к болезни. У него есть план. Или у нее. Убийца разговаривает с нами посредством выбора жертв и интервалов между преступлениями. Он хочет нам что-то сказать.

Глаза Вишнякова загорелись жгучим интересом.

– Что?

Господи, как хорошо, что еще есть на свете и даже в нашей полиции мальчики, которым что-то интересно и что-то нужно. Не деньги. Не карьера. Что-то другое.

– Если бы знать… Ладно, сейчас на всякий случай займемся базами, проверим твою версию. Были бы раньше трупы с записками – мы бы знали, но они могли быть и без записок. Убийца мог увидеть, что без записок никто ничего не понимает и результата нет, и составил новый сценарий. Если найдем похожие случаи без записок, сможем более уверенно утверждать, что преступник пытается теперь вступить с нами в диалог. В одиннадцать совещание у Зарубина, а к двум часам ты должен быть…

Антон запнулся. А в самом деле, где должен быть Виктор? Наверное, Зарубин договорился с Каменской о месте встречи, но пока не сказал, где оно, это место. Торопился к генералу.

– Адрес потом скажу, после совещания.

– И что там, в этом адресе?

– Там тебя будет ждать та самая Пална, о которой ты вчера спрашивал. Считай, тебе повезло, вытащил выигрышный билетик. Познакомишься с легендой московского сыска.

Теперь на лице у лейтенанта явственно читались недоверие и даже пренебрежение. Сташис подумал, что легенды, как и сказки, хороши для детей и младших подростков. Когда тебе за двадцать, все это перестает быть нужным.