Валерий Р., ведя в пьяном виде автомобиль на огромной скорости, не справился с управлением, вылетел на встречку и угробил целую семью П.: родителей и маленького сына. Олег Л. насмерть сбил девочку Дашу В., которая вышла из автобуса и тут же ринулась на противоположную сторону, не обойдя автобус сзади, как полагается. Некий Дмитрий Т., водитель мусоровоза, сдавал назад после опустошения контейнеров в плохо освещенном дворе и совершил наезд на пожилую Аллу Ж., гулявшую в этом дворе с маленьким правнуком. Вроде и время было не позднее, но зимой темнеет рано…
Кому звонить и наводить справки – понятно, но вот какой случай выбрать? Все четыре – не прокатит, потребуют официальный запрос. По дружбе-то, конечно, сделают, но для этого нужно брать бутыль и ехать самому, а времени на это нет. Монетку, что ли, подбросить?
– Ну что, Кларк Азимыч, говори, какая буква тебе больше нравится, «пэ», «вэ» или «жэ»? – спросил Зарубин.
– Почему Кларк Азимыч? – изумился Роман.
– Потому что фантазия хорошо работает. Так какую букву выбираешь?
Дзюба призадумался, потом уверенно произнес:
– Пусть будет «жэ».
– Это с чего же?
– А ни с чего. Жизнь люблю. Жрать тоже люблю. Живопись люблю. Жаворонки поют красиво. Женился вот только что. «Жизель» – любимый балет моей мамы. Хорошая буква.
– Ну гляди, если что – с тебя спрошу, – предупредил Сергей и нашел в записной книжке нужный номер.
В течение первых двух минут он излагал и объяснял по телефону свою просьбу давнему знакомцу из ГИБДД, еще через десять минут получил сообщение с ответом: потерпевшие – Алла Марковна Журавлева и ее правнук Федор Журавлев, четырех лет, адрес по прописке… адрес по проживанию… Водитель – Дмитрий Тарутин, год рождения… адрес по месту регистрации… признан виновным… осужден…
– Так, Тарутин нам не годится, он еще сидит, – констатировал Зарубин. – А Журавлевых попробуем пробить. Вдруг повезет?
О том, что будет, если не повезет, даже думать не хотелось. Но не может же не везти постоянно! Должен быть просвет.
Дзюба
Ловко у Кузьмича получилось, ничего не скажешь! Невезуха последних суток решила взять отгулы, и даже с Гиндиным все сложилось удачно: сперва им сказали, что у старшего научного сотрудника Гиндина Ильи Кирилловича библиотечный день и сегодня его в институте не будет, но Сергей Кузьмич и Роман даже не успели по-настоящему огорчиться, как кто-то заявил, что видел Гиндина буквально пять минут назад в приемной у начальника лаборатории. Еще через четверть часа Зарубин уже разливался соловьем, впаривая психологу в погонах наспех состряпанную байку о поиске оперативных подходов к бизнесмену Журавлеву, отцу погибшего мальчика Феди и внуку Аллы Марковны Журавлевой. Байка была, конечно, так себе, если честно – полное дерьмо, которое никак нельзя надеяться успешно скормить мало-мальски грамотному сыщику, но Гиндин, слава богу, не опер и никогда им не был, он учился на факультете психологии, там же и диссертацию защитил.
– Нам нужно понять, что это за человек, – вдохновенно гнал Сергей Кузьмич, – но ситуация сложилась такая, что мы не можем собирать информацию через его близкое окружение, понимаешь, Илья? Там все сложно… Мы всю голову себе сломали, искали, как подобраться к Журавлеву, и добрые люди подсказали, что вы были вхожи к ним и подолгу беседовали, когда писали статью.
– Конечно-конечно, – с готовностью отозвался Гиндин. – Вы спрашивайте, я расскажу все, что знаю.
И даже не спросил, что это за добрые люди такие и откуда они узнали, какие именно фамилии скрываются за инициалами в статье. Вот сразу видно, что не оперативник. Или, может, наоборот, слишком часто сталкивался с тем, что нельзя спрашивать, «откуда узнал» или «кто сказал», и извлек урок. Вот и поди пойми: то ли полный лох, то ли слишком умный.
Роману сразу понравился этот налысо обритый капитан в очках и с густыми свисающими вниз усами. Было в нем что-то такое нестрогое, неофицерское, что-то неправильное и необязательное. Зарубин солировал в беседе, а Дзюба внимательно слушал, наблюдал, прикидывал: годится Илья Гиндин на роль «ученика»? На исполнителя точно не тянет, кондиции не те. Организатор? Идейный вдохновитель? Вполне может быть, во всяком случае, глаза горят, когда речь идет о жертвах преступлений и об отдаленных последствиях перенесенных трагедий. А вот если разговор затрагивает вопросы правосудия и соразмерности наказания содеянному, глаза утрачивают блеск, сразу становятся обыкновенными. Видно, что эта точка для капитана Гиндина отнюдь не болевая. Так что вряд ли он мог кого-то «идейно вдохновить» на расправу с виновниками ДТП.
Сергей же Кузьмич меж тем незаметно, крохотными шажочками уводил своего собеседника от темы «личность Журавлева» в сторону вопроса, который, будучи заданным в правильном контексте, прозвучал совершенно логично:
– А почему в ваше исследование попал именно случай с Журавлевыми? Ведь дорожно-транспортных происшествий по всей стране сотни тысяч каждый год. По какому принципу вы их отбирали?
– Видите ли, отбором занимался не я, – ни малейшей заминки, даже голос не дрогнул у Ильи Кирилловича Гиндина. – У покойной Светланы Валентиновны был какой-то свой источник информации. Судя по всему, кто-то в ГИБДД, кому она платила, а поскольку это не вполне законно, она никогда не называла имени этого человека. Но он давал ей сведения, на основании которых она и составляла списки тех, чьи случаи мы исследовали и описывали с той или иной степенью подробности. Я подключился к ее работе в семнадцатом году, и к этому времени списки уже были составлены. По ним мы и работали, и сейчас продолжаем, хотя Стекловой уже нет с нами.
– Я понял. А как вы думаете, если мы встретимся с другими членами вашего авторского коллектива, они смогут вспомнить еще какие-то подробности о Журавлевых, которые вы, может быть, забыли, упустили или просто не знаете?
– Это вряд ли, – Гиндин покачал головой. – Всю собранную информацию мы многократно обсуждали все вместе, несмотря на то, что у каждого из нас было, так сказать, свое поле интереса. Саша Лазаренко, к примеру, больше ориентирован на анализ самой ситуации ДТП: причины, технические характеристики, экспертные заключения, схемы, протоколы. Он у нас по этой части как раз. Вообще-то он по образованию социолог, но у себя дома, в Чите, был активистом движения за защиту прав автомобилистов, у них там очень сильная инициативная группа, и Саша вник во все премудрости, стал специалистом в дорожно-транспортных проблемах. Борис Димура – юрист, криминолог, у него своя тема в искусстве, попутно он с Лазаренко разрабатывает основы правовой регламентации ответственности муниципальных властей за всякие неполадки на дорогах, из-за которых происходят ДТП. К примеру, зимой рядом с трассой прорывает трубу горячего водоснабжения. Аварийные службы приезжают далеко не сразу, вода льется на проезжую часть и застывает ледяная корка, а из прорыва поднимается густой пар, мороз же. Видимость, соответственно, плохая, а дорожное покрытие скользкое. Никаких предупреждающих знаков нет. Можете себе представить, что происходит на таком участке? И кто за это ответит? Кто будет возмещать ущерб ни в чем не виноватым пострадавшим?
– Да ладно, – удивленно протянул Дзюба. – Неужели так бывает?
– Саша Лазаренко приводил этот пример, у них в Чите были случаи. Или другой вариант: объявляется тендер на строительство участка дороги, выигрывает, как почти всегда бывает, тот, кто вовремя занес и обо всем договорился, но качество работы крайне низкое, поскольку выделенные бюджетные средства быстренько попилили, вместо дорогих качественных материалов использовали дешевые и плохие, вместо квалифицированных рабочих наняли гастарбайтеров, которые ничего не умеют, и уже через полгода асфальт начинается трескаться и проседать, и вот в один прекрасный день посреди полного здоровья чей-то автомобиль на полном ходу попадает в яму, а в него врезается сзади идущая машина, и хорошо, если только одна. Опять вопрос: кто виноват? Кто за все заплатит? В существующих нормативных актах все прописано так, чтобы ущерб повесить на самих участников движения, а местные власти как будто ни при чем. Обращения граждан, хоть единоличные, хоть коллективные, никакой силы не имеют, никто на них не реагирует. Борис уже несколько статей написал о правовом регулировании статуса автомобиля как источника повышенной опасности.
– Разве это ново? – снова удивился Дзюба. – Автомобиль всегда в законах прописан именно как источник повышенной опасности.
– Ну да, – согласился Гиндин. – А толку-то? Борис хочет доказать, что автомобиль не менее, а возможно, и более опасен, чем огнестрельное оружие, понимаете? Машина – это точно такое же оружие, которым в одну секунду можно лишить жизни или серьезно травмировать несколько человек, а в случаях с пассажирским транспортом жертвы могут исчисляться десятками. Человека, устроившего в общественном месте пьяную пальбу, сажают, даже если он ни в кого не попал, а водителя, которого поймали пьяным за рулем? Если сумеет договориться и сунуть в карман – вообще отпустят без последствий. А представьте себе обколотого дурью мужика, который в одной руке держит пистолет и палит во все стороны не глядя, а в другой руке держит телефон и увлеченно разговаривает. Через минуту прибудет полиция и повяжет его, пока он не подстрелил кого-нибудь. Водитель же в состоянии наркотического опьянения спокойно ведет машину, болтая по телефону, и никто на это не реагирует. Чувствуете разницу?
– Это верно, – снова вступил Зарубин. – Интересно как у вас все устроено… А еще какие специалисты есть в вашей группе?
Роман понимал, что Кузьмич ждет, когда назовут Выходцева, того самого неустановленного соавтора статьи, в которой фигурировали и Чекчурин, и Майстренко.
– Еще с нами работает Коля Абросимов, дипломник, будущий экономист, через пару месяцев выйдет публикация, где он будет назван как наш соавтор. Эта статья – последнее, что мы сделали вместе со Светланой Валентиновной.
– И все? Вас только четверо?
– Пишущих – да, четверо, но нам еще один парень, Матвей, помогает. Он в последнее время был чем-то вроде технического ассистента у Стекловой, она не всегда справлялась с компьютерами. Помогал-помогал – и поневоле втянулся, – Илья улыбнулся, – проникся идеями. Но он скорее на общественных началах участвует, ему публикации не нужны, да он и писать не может.
Пора было сворачивать разговор, иначе высок риск, что умный Илья Кириллович заметит, как далеко и надолго они отошли от якобы разрабатываемого Журавлева. Заметит и заподозрит обман. А это совсем не нужно.
– Слушай, ну обалдеть вообще! – шумно восторгался Зарубин. – Мы там, на Петровке, пыль глотаем, злодеев пытаемся ловить, а в науке-то, оказывается, такие интересные вещи творятся! Нам бы даже в голову не пришло, что кто-то проводит такие исследования! А по своей части ты что делаешь? Ты же психолог, верно?
– Верно. Мои частные задачи – изучать и описывать психическое состояние жертв, если они живы, и их близких на протяжении длительного времени. А генеральная цель – обосновать необходимость создания и развития системы психологической помощи и поддержки людям, перенесшим травму. Для начала – трагическую утрату, внезапную, вызывающую сильный шок. Таких людей очень много, а помощь оказывают в основном тем, кто потерял близких при массовых катастрофах. Если коротко, то так: где задействовано МЧС – там есть психологическая помощь, где МЧС нет – там и помощи нет. Почему-то считается, что если ты внезапно потерял близкого человека при землетрясении или авиационной катастрофе, то тебе нужна помощь специалиста, а если у тебя точно так же внезапно убили члена семьи либо он погиб в автомобильной аварии, то и помощь тебе никакая не положена. Ну где логика-то?
Глаза Гиндина снова заблестели, загорелись азартом и интересом, он сел на своего любимого конька. Зарубин дал ему минут пять поговорить о наболевшем, не прерывал, только ахал и поддакивал, изображая горячий интерес, после чего позволил себе полюбопытствовать, давно ли ведутся подобные исследования и много ли имеется публикаций на тему. Илья Кириллович немедленно полез в ящик стола и вытащил папку.
– Я вошел в тему в семнадцатом году, но Светлана Валентиновна всю жизнь разрабатывала проблемы виктимологии. Вот здесь все статьи, которые мы написали по отдаленным последствиям психотравм, полученных в результате преступлений. Как видите, немало.
– И что, в каждой статье подробно рассматриваются конкретные случаи, вот как с Журавлевыми?
– Нет, конечно, монографические исследования – это только одна часть работы. Таких статей всего четыре или пять, остальные посвящены другим проблемам. Экономика, социология, социальная психология, правовое регулирование, правоприменение, даже по борьбе с коррупцией есть материал.
– А каким боком… – недоуменно спросил Зарубин.
– Ну а как же без коррупции-то? А неправильные протоколы? А заведомо ложные экспертизы?
– Тоже верно, – вздохнул Сергей Кузьмич и бросил быстрый незаметный взгляд на Дзюбу.
Точнее, незаметный для Гиндина. Ромка-то все отлично заметил и понял. Во всяком случае, он надеялся, что понял. Он протянул руку к папке и изобразил умоляющий взгляд.
– Можно я почитаю, пока вы беседуете? Ты, блин, так вкусно рассказываешь, что я аж загорелся – до того интересно.
– Да ради бога, – Гиндин не скрывал удовольствия.
Теперь очередь Кузьмича, если Ромка правильно усек его план. А если неправильно?
– Куда лезешь, читатель? – неожиданно грубовато возразил Зарубин. – Мы вон сколько времени у человека отняли, ввалились без предупреждения, а у него, может, свои планы были, рабочий день все-таки, да и нам пора к станку, дело стоит.
Вроде все правильно, как Дзюба и думал.
– Ну Кузьмич, будь человеком, ну интересно же! Может, там такие мысли, которые нам в работе пригодятся. Дай хоть пятнадцать минут, я буквально по диагонали быстренько…
Полковник посмотрел на часы и сказал строго и недовольно:
– Нет у нас этих пятнадцати минут. Все, клади папку на стол – и пойдем.
– Момент, – вдруг подхватился Гиндин. – На минутку еще задержитесь.
Он повернулся к стоящему на столе компьютеру, сунул в порт флешку и через несколько секунд вручил Дзюбе.
– У меня все публикации по теме собраны в один файл, я вам переписал. Держите. Почитаете на досуге, если действительно интересно.
– Спасибо огромное.
Ромка собрался произнести еще много всяких благодарственных слов, но тут Зарубин с озабоченным видом вытащил из кармана телефон, сказал: «Слушаю, Зарубин» и жестами показал, что ему нужно выйти из кабинета и поговорить. Кажется, Ромка все делает как надо, хотя полной уверенности нет… Как только за начальником закрылась дверь, он снова потянулся к папке, отщелкнул резинку и жадно впился глазами в текст.
– Пока он будет вопросы решать, я успею почитать, – пробормотал Дзюба. – С боссами всегда так: часами языком молоть им времени не жалко, а на то, чтобы что-то дельное прочитать, пяти минут не найдут. У вас в науке, наверное, все наоборот?
– Да нет, точно так же, – усмехнулся Гиндин. – Тебе действительно интересно или ты просто хочешь сделать мне приятное?
– Действительно, – горячо отозвался Роман, ничуть не покривив душой. – Когда я только начинал «землю» топтать, у меня наставник был, так он все время надо мной насмехался за то, что мне всегда все интересно и обо всем хочется побольше узнать. Говорил, что я как любопытный щенок, которому надо все кусты на своем пути обнюхать и обоссать. И еще говорил, что с годами это обязательно пройдет.
– И как, прошло?
– Не-а, – Ромка тряхнул рыжеволосой головой. – Не прошло. Даже хуже стало.
Он быстро пробегал глазами по распечатанным страницам, пытаясь найти хотя бы одно слово, за которое можно зацепиться, чтобы быстро раскрутить ситуацию в нужном направлении, пока Кузьмич тянет время и делает вид, что разговаривает по телефону в коридоре. Вот, кажется, нашел… «Осуществляя правосудие, мы множим страдания». Будем пробовать.
– Странная мысль, – заговорил он удивленно, – «осуществляя правосудие, мы множим страдания». Парадокс получается. Любопытно. Хотелось бы более развернутую аргументацию.
– В этих статьях ее нет, здесь приведен только вывод. Это основной тезис моего доклада на одной конференции.
– А доклад можно почитать?
– Конечно, почему нет?
– Я бы, если честно, вообще все прочитал, что вы там в своей группе наработали, уж больно вопрос занятный.
Гиндин снова повернулся к компьютеру.
– Давай флешку, я тебе скину, что есть. У нас материалы открытые, даже грифа «для служебного пользования» ни на одном документе нет.
– А как так вышло? Я думал, если ВНИИ МВД, то все, наоборот, секретное, для сугубо внутреннего употребления.