– Было.

– Вот видишь. Когда я начала ковыряться в себе в попытках понять, почему я своими руками разрушила наши отношения, то заметила, что чаще всего вспоминаю именно этот твой рассказ. И из всего, что связано с тобой, именно эта история вызывает самую сильную боль. Ну вот, стала копать глубже в этом направлении, пока не докопалась до страха, что я просто не выдержу конкуренции с ангелом. Можно назвать это слабостью, можно трусостью, можно глупостью или чем угодно еще. Но это было, и я прошу за это прощения.

Она сделала знак официанту, чтобы принесли счет. Да уж, Лиза Стасова всегда отличалась точностью формулировок: если сказала, что ненадолго, значит, так и будет; если сказала, что доклад окончен, стало быть, ни на какие другие темы говорить не намерена.

Антон расплатился, подал Лизе пуховик, исподтишка оглядывая ее заметно округлившуюся фигуру. Месяцев шесть, если на глазок. О том, что дочь Стасова вышла замуж, Антон знал давно, а вот о том, что Владислав Николаевич скоро станет дедом, услышал сегодня впервые.

– Машину далеко поставила? – спросил он, когда вышли на улицу.

– Далеко, – кивнула Лиза. – Поблизости все парковки были забиты.

– Я провожу.

– Спасибо.

– Где работаешь? Все там же?

Вопрос был дежурным, для поддержания разговора. Во всяком случае, в первый момент Антону Сташису так показалось. Какая, в сущности, разница, где работает эта молодая женщина, давно ставшая ему посторонней?

– Да, на кафедре, преподаю. После защиты стала доцентом.

– О Светлане Валентиновне Стекловой что-нибудь слышала?

Ага, как же, для поддержания разговора. Мысли о работе не уходят из головы ни на миг, как ни старайся. Извечное проклятие оперов.

– Она умерла недавно.

Лиза замедлила шаг, повернула лицо к Антону, взглянула вопросительно.

– А почему ты спросил?

– Да так, свидетель по делу упомянул ее, – уклончиво ответил Сташис. – А еще что-нибудь знаешь, кроме того, что Стеклова умерла?

Она усмехнулась:

– Собираешь информацию? Или перепроверяешь показания?

– Ну извини. Работа такая, сама понимаешь. Так как, расскажешь что-нибудь?

– Если только что-нибудь… Мы же на разных кафедрах, я на процессе, она была на уголовном праве и криминологии. Руководила кафедрой до последнего дня, хотя была уже очень пожилой, часто болела. Жесткая, язвительная, подчиненные ее боялись и, кажется, не очень-то любили. Но тут я могу ошибаться, конечно.

– Учеников у нее много?

– Три кучи. Она же докторскую по криминологии защитила лет сорок назад, если не больше, сразу получила право научного руководства, потом написала еще одну докторскую, кажется, по социологии, так что сам представь, сколько человек наваяли свои кандидатские под ее крылом. Прибавь к этому докторантов, у которых Стеклова была научным консультантом, и еще сотни дипломников из числа студентов. Да, и студенческое научное общество не забудь.

– Это всё? – уточнил Антон. – Других учеников не бывает?

– Ну почему же, бывают. Думаю, ты в курсе, что практика написания диссертаций за деньги существует очень давно, а с конца восьмидесятых цветет пышным цветом. Если научный руководитель пишет за деньги для своего же аспиранта или соискателя, тогда аспирант с чистой совестью может называться учеником, а вот если человек пишет не для своего аспиранта, а для чужого, то…

– Ясно, – вздохнул Антон. – Попробуй представить себе гипотетическую ситуацию, когда человек не имеет юридического образования, по работе никак не связан с юридической практикой, но называет себя учеником Стекловой. Как это может быть?

Она пожала плечами:

– Полагаю, что никак не может.

Они уже стояли возле машины. Лиза открыла дверь, бросила на пассажирское сиденье сумку и повернулась к Антону.

– Не думай, что мне не интересно, но папа приучил меня не задавать операм лишних вопросов. Он всегда повторял, что опер сам скажет ровно столько, сколько можно.

Антон рассмеялся. Да уж, Владислав Николаевич в своем репертуаре.

– Спасибо, что пришел и выслушал меня, – очень серьезно сказала Лиза. – Мне это действительно было нужно.

– Легче стало?

– Стало. И еще: если нужны будут какие-то ходы на кафедру Стекловой – звони. Помогу чем смогу.

– Ну что ж, тогда и тебе спасибо, – улыбнулся на прощание Антон.

Телефон тихонько звякнул, оповещая о новом сообщении. Сташис помахал рукой отъезжающей Лизе и полез в карман.

«Ты скоро? Жаркое в мульте выкл или грев?»


В переводе с «ускоренного Васиного» на общепонятный русский текст сообщения должен был выглядеть примерно так: «Я приготовила жаркое, оно в мультиварке. Если ты вообще собираешься сегодня прийти домой, то я поставлю режим поддержания температуры. Если же ты явишься только к утру или неизвестно когда, то я мультиварку выключаю». Ну, или что-то вроде этого.

Антон быстро отстучал в ответ: «10 минут, уже на подходе». Его снова пронзило сочувствие к дочери: семнадцать лет, почти восемнадцать уже, в жизни столько интересного, яркого, заманчивого, и влюбленность в мотоциклиста Толика, и гормоны зашкаливают, и с подружками хочется потусоваться, и новое кино посмотреть на нормальном огромном экране с хорошим звуком, а не на маленьком айпадике или даже на телефоне. Да много чего хочется юной девушке! А она сидит дома, караулит брата и готовит отцу ужин, мечтая о том, чтобы в семье появилась наконец новая хозяйка.

Он вспомнил, как отчаянно Васька ревела, испугавшись, что ее папа женится на Лизе Стасовой. Девочка не любила Лизу и считала ее злой. Прошли годы, и вот Василиса готова принять в качестве папиной жены кого угодно, лишь бы от нее самой уже отстали наконец, предоставили свободу и возможность дышать. Впрочем, Ольга, в отличие от Лизы, дочери нравится.

Лиза, Ольга… Наверное, Оля тоже опасается конкуренции, только ведет себя иначе, потому что старше Лизы и понимает себя намного лучше. Нет, сравнивать все-таки нельзя, ведь Вася уже выросла и относится к перспективе появления мачехи совсем не так, как семь-восемь лет назад. Только рада будет. А вот Степка – с ним непонятно. Такой ранимый, нервный мальчик, порой кажется, что он очень нуждается в материнском тепле, а порой выглядит озлобленным зверьком, которому вообще никто не нужен. Трудный возраст. Парень живет в виртуальном мире, интернет дает ему все то, что люди предыдущих поколений получали из живого личного общения, из реальной жизни. Или не получали. Это уж кому как повезло.

Парень и компьютеры… Матвей Очеретин, которого сегодня задержал лейтенант Вишняков. Странная история, в которую очень трудно верить. Профессор Стеклова Светлана Валентиновна, ее интерес к жертвам дорожно-транспортных происшествий, ее научные труды в области виктимологии – и айтишник Матвей, называющий себя ее учеником. Все бы ничего, но почему-то этот загадочный Матвей появился на пороге Масленковых не когда-нибудь, а именно после убийства женщины, виновной в гибели их сына Александра Масленкова.

Все, что рассказывал задержанный и доставленный на Петровку Очеретин, выглядело как вполне невинно, так и вполне логично. С покойной Стекловой он познакомился, по его собственному выражению, «на почве компьютерных дел», помог ей с налаживанием интернета, а поскольку «железо у нее было старое», приезжать пришлось довольно часто. Постепенно сфера оказания помощи расширилась, и к моменту ухода из жизни Светланы Валентиновны Матвей уже был, хотя и в небольшой степени, посвящен в ее научную работу. После смерти профессора захотел продолжить ее изыскания в части сбора эмпирического материала.

– Такая работа проделана, жалко, если пропадет. Ну, я и впрягся. Типа в память о старушке. Подумал, что, может, найдется когда-нибудь ученый, который доведет это дело до ума, а материал-то – вот он, весь собран.

В память о старушке это, конечно, похвально. Но подобные благостные намерения не очень-то вяжутся с образом современного двадцатитрехлетнего парня. Впрочем, кто их знает, этих компьютерных мальчиков, они такие «вещи в себе», никогда не угадаешь, что у них на самом деле на уме.

Антон уже почти подошел к своему подъезду, когда позвонил Ромка.

– Тоха, у нас, кажется, новая вводная.

Да блин! А ведь мог сложиться такой спокойный семейный вечер…

– Что случилось?

– Мне только что звонил Витя.

– Витя? – недоумевающе переспросил Антон. – Какой Витя?

– Ну Вишняков же, лейтенант из Восточного. Ему вдруг показалось, что он накосячил зачутка.

«Мозги к вечеру совсем отказывают, – недовольно подумал Сташис. – Ведь только сегодня в конторе вместе с Вишняковым задержанного опрашивали, а я уже и имя коллеги забыл. Может, Лиза была права, когда уговаривала меня сменить работу? Да ну, совсем с ума сошел, на что ее менять-то?»

– Показалось на ночь глядя, – сердито отозвался Сташис. – И что там за косяк?

Выслушал Дзюбу внимательно, посмотрел на часы. Косяки нужно исправлять, и желательно вовремя. До двадцати трех часов, если по закону, еще можно и допрашивать, и опросы проводить. Вопрос: кто этим займется? Самого Антона дома ждут дети. И он устал. Ромка только-только женился, и хотя они с Дуняшей давно живут вместе, но все равно считаются молодоженами, им вообще-то три «медовых» дня положены, а у Ромчика и этих трех дней, похоже, не будет. Вишняков? Молоденького лейтенанта не жалко, ему по статусу положено сутками пахать.

– Ты сам-то где сейчас?

– В машине сижу, жду Вишнякова, он скоро подъедет. Хочу сам послушать. Может, ему и вправду только показалось.

– А если не показалось?

– Рванем к Масленковым, время пока позволяет.

Ну да, сегодня они разбирались с Матвеем Очеретиным, а разговор с Масленковыми запланировали на завтра. Это было разумно с точки зрения экономии сил и времени, потому что в обоих случаях необходимо было присутствие Виктора Вишнякова, который беседовал с Масленковыми и мог сразу отметить несостыковки в ответах. Многие начальники сочли бы такое решение сомнительным, приказали бы вести оба опроса параллельно и в большинстве случаев оказались бы правы. Когда кажется, что свидетели или фигуранты чего-то недоговаривают или вообще скрывают и лгут, нужно хватать их и трясти как груши, одновременно в разных кабинетах, чтобы не успели опомниться, договориться и снять «разночтения». Это правильно. Но исключительно в теории, согласно которой у оперативников и следователей всегда более чем достаточно времени, сил и человеческих ресурсов. На самом же деле… Ладно, чего причитать, жизнь такова, какова она есть, и больше – никакова. Кто это написал? Кажется, Владимир Костров…

– Доложись по результату.

– Само собой, – угрюмо ответил Дзюба.





Каменская




… – Настя, гулять!

На пороге квартиры стоял десятилетний мальчик, держа на поводке массивного, слегка перекормленного лабрадора по кличке Бруно. Бруно был добродушным и ласковым псом, не отягощенным строгим воспитанием, во время прогулок проявлял недюжинную любознательность ко всему, что движется, включая кошек и голубей, и, если начинал тянуть всей массой своих сорока трех килограммов, рассчитывать на то, что его удержит ребенок или старик, не приходилось. Мальчику Мише гулять с питомцем дозволялось только в сопровождении взрослых.

Эти самые взрослые, Мишины родители, жили двумя этажами выше и приятельствовали с Настей и Алексеем. Если бы не Лешка, Настя никогда не познакомилась бы с ними, не было у нее такой привычки – знакомиться с соседями. Но Чистяков из другого теста вылеплен, и уже через пару месяцев после переезда в новую квартиру Настя превратилась в «жену Алексея Михайловича с четвертого этажа».

Соседи собрались на две недели в Северную Италию покататься на лыжах, сын ехал с ними, а собаку оставить оказалось не с кем. Раньше выручали бабушки и дед, но в этот раз как-то так неудачно сложилось, что никто из них не мог пожить с Бруно. Были друзья, готовые взять пса к себе, но проживать в другом месте лабрадор категорически отказывался: как только все по утрам уходили на работу, он начинал отчаянно завывать и лаять до хрипоты. Дома же, в привычной обстановке, Бруно отлично справлялся с одиночеством.

– Ему ничего не нужно, – заверяли соседи, – только два раза в день накормить и два раза погулять.

Настя без колебаний согласилась выручить приятную супружескую пару. Гулять полезно, насыпать в миску сухого корма не сложно, а жизнь у нее теперь протекает строго по расписанию, никаких переработок до глубокой ночи, никаких внезапных вызовов, никаких командировок. Отчего ж не помочь?

Правда, оказалось, что насчет сухого корма она погорячилась: Бруно – аллергик, и кормить его можно только гречкой и индейкой. То есть еду нужно варить через день. Как только Настя Каменская примирилась с этой мыслью, соседи заявили:

– Он должен к вам привыкнуть. У вас собаки были когда-нибудь?