– Я принесу тебе кофе. Или чай? Газировку?

– Спасибо, мне кофе.

– Симона, посиди с Нари. Когда твои мама и папа выйдут, Нари, вы должны поехать домой и немного поспать. А мы с Симоной останемся. Будем дежурить посменно, чтобы здесь всегда кто-то был. Давай, садись.

– Не знаю, уйдут ли они, – сказала Нари, когда Сиси ушла за кофе.

– Сиси их убедит. Она это умеет. – «Чтобы быть храброй ради Ми, начинать нужно сейчас», – подумала Симона, ведя Нари обратно к стульям. – Мы будем дежурить по очереди, чтобы Ми не оставалась одна.

– Она помнит. По крайней мере, частично помнит. Сегодня утром к ней приходили из полиции. Врач разрешил им пообщаться всего пару минут. Ты говорила с полицией?

– Нет. Сегодня еще нет.

Сиси вернулась с кока-колой для Симоны и кофе для Нари.

– Много сливок, немножко сахара, верно?

– Да. – Нари вымученно улыбнулась. – Вы запомнили.

– Тут все записано. – Сиси постучала пальцем себе по виску и села. – Я некоторое время подрабатывала роуди[2]. Учишься запоминать, кто какой любит кофе, алкоголь, секс.

– Сиси!

– Такова жизнь, девочки мои. Нари, ты с кем-нибудь встречаешься?

Симона понимала, почему бабушка это сделала. Она заставила Нари на время забыть о тревогах и за три минуты выяснила больше, чем знали, как подозревала Симона, ее родители – о мальчике, с которым Нари недавно начала встречаться. Мальчик – ирландец, католик, ездил сюда из Бостона, чтобы с ней побыть, и ехал к ней сейчас.

Появились родители Ми, и Сиси подошла к ним, чтобы обнять. Пока они тихо переговаривались, миссис Юнг со слезами на глазах оглядывается на дверь, однако Сиси продолжала что-то говорить тихим и успокаивающим голосом.

«Как во сне», – снова подумала Симона. Через несколько минут Юнги согласились ненадолго уехать домой.

Когда они ушли, Сиси снова села и похлопала Симону по колену.

– Они думают, что не смогут заснуть, но они смогут. Тело и дух нуждаются в перезарядке, и дух будет направлять тело.

– Я не знала, что у Нари есть настоящий парень.

– Я тоже не думала, что он настоящий, пока она не сказала, что он бросил все дела и едет к ней. А сейчас я хочу, чтобы твои мысли были сильными и позитивными.

Погрозив пальцем, Сиси понимающе посмотрела на Симону. Глаза бабушки, которые Симона считала золотистыми, на самом деле были такого же оттенка, как у нее самой.

– И не думай, что я не вижу твоей мысленной ухмылки в мой адрес. Конечно, вы поплачете вместе, но это исцеляет, хочешь ты того или нет. Ты выслушаешь ее, все, что ей необходимо сказать. И скажешь ей правду обо всем, что она спросит, потому что если вы сейчас утратите доверие друг к другу, его уже будет не вернуть.

– Я не хочу говорить ничего такого, что сделает все хуже.

– Все уже «хуже», и вы преодолеете это вместе. Вам нужно, чтобы между вами была правда. Вон медсестра. Иди к ней, детка. Сильная и храбрая.

Симона совсем не чувствовала себя сильной и храброй из-за гудения в голове и тяжести в груди. Она кивнула медсестре, но не совсем поняла, что та сказала.

Все стало хуже, когда она увидела Ми через стекло.

Ми казалась такой маленькой, такой больной… «Слабая», – сказала про нее Нари, однако в глазах Симоны Ми выглядела скорее сломанной. Что-то хрупкое упало и разбилось.

Она встретилась взглядом с Ми и не смогла сдержать слез.

Симона не помнила, как вошла. Не помнила, просила ли медсестра не дотрагиваться до Ми. Она прижалась щекой к руке Ми, сжала ее пальцы, тонкие, как крылья птицы.

– Я думала… я боялась, что они мне солгали. – Голос Ми, тонкий, как ее руки, прерывался от рыданий. – Я боялась, что ты тоже умерла, а мне не говорят. Я боялась…

– Я жива. Я здесь. Я совсем не пострадала. Меня там не было.

Симона услышала себя и вспомнила слова Сиси: «Выслушай ее».

– Тиш правда умерла?

Симона кивнула, все еще прижимаясь щекой к щеке Ми.

Они плакали вместе, Симона чувствовала, как вздрагивает хрупкое тело Ми.

Она села на край кровати и взяла подругу за руку.

– Он вошел… Сначала я его не видела. Потом мы услышали выстрелы и крики. Все случилось очень быстро, и мы не поняли, что происходит. Тиш спросила: «Что это?» А потом…


Ми закрыла глаза.

– Можешь дать мне воды?

Симона взяла чашку с согнутой соломинкой и протянула ее Ми.

– Он в нее выстрелил, Симона. Он выстрелил в нее, а я почувствовала эту… ужасную боль. Тиш упала на меня, как бы опрокинулась, и боль стала еще сильнее, и она… словно дергалась. Он продолжал в нее стрелять, а она была надо мной и поэтому умерла. А я нет. Она меня спасла. Я сказала полиции. Я не могла пошевелиться. Я не могла ей помочь. Он стрелял и стрелял, а потом все прекратилось. Выстрелы прекратились. Люди кричали и плакали. Я не могла кричать, не могла двигаться. Я думала, что я умерла… Наверное, я потеряла сознание. И очнулась здесь.

Легкие, как крылья, пальцы сжали пальцы Симоны.

– Я умру?

Правду.

– Тебя опасно ранили, и мы очень боялись. Мы ждали много часов, пока доктор не вышла и не сказала, что у тебя все в порядке. А сегодня тебя переведут из реанимации, потому что ты больше не в критическом состоянии. Здесь со мной Сиси, она уговорила твоих родителей пойти домой и немного поспать. Они ни за что не пошли бы домой, если бы ты умирала.

Ми снова закрыла глаза.

– Тиш умерла. Почему?

– Не знаю. Я не могу… я все еще не могу поверить, что все это случилось на самом деле.

– Ты пошла в туалет. Что произошло?

– Я уже возвращалась и думала, что звуки идут из фильма. Но человек… мужчина… он пытался убежать и упал. Весь в крови. Я заглянула в зал, всего на секунду, и увидела… увидела, что кто-то стреляет. Я побежала в туалет и позвонила в «девять-один-один». Мне велели оставаться на месте, спрятаться и ждать, а пока я говорила, мой телефон совсем сел.

Ми слабо улыбнулась.

– Ты опять забыла его зарядить.

– Больше никогда не забуду, клянусь. Потом пришел полицейский. Женщина. Я назвала ей ваши имена, и имена моей мамы и Натали.

– Они тоже были в торговом центре. Я и забыла.

– Их было трое, Ми. В новостях говорили. Двое в торговом центре, один в кинотеатре.

– Твоя мама и Натали?.. Нет, нет.

– Они в порядке. Мама ударилась головой и получила порезы на лице от разбитого стекла. Нат затащила ее за витрину. Они обе в порядке.

Симона помедлила, а потом решила сказать:

– Три человека убивали людей. Они убили Тиш. И мы их знали.

– Мы их знали? – медленно повторила Ми.

– Они убиты. Я рада, что они умерли. Джей-Джей Хобарт.

– О Боже.

– Кент Уайтхолл и Девон Полсон были в торговом центре. Джей-Джей был в кинотеатре.

– Он убил Тиш. Я почти каждый день видела их в школе. И они убили Тиш.

– И Трента. Тиффани серьезно ранена. Я вчера вечером видела ее маму. Джей-Джей выстрелил в нее. У нее может быть повреждение мозга… и лица… Я слышала лишь несколько слов. Не знаю, насколько все плохо.

– Я знаю, что Джей-Джей был подлым, иногда глупо подлым, но… – Глаза Ми вновь наполнились слезами. – Это я выбрала фильм. Я хотела посмотреть именно этот фильм, и теперь Тиш мертва.

– Ты не виновата. И я не виновата, что пошла в туалет и что меня с вами не было. Но все равно такое чувство, словно мы виноваты. Хотя виноваты они, Ми. Я их ненавижу. Я вечно буду их ненавидеть.

– Я устала, – пробормотала Ми, закрывая глаза. – Не уходи.

– Я буду прямо за дверью, – сказала Симона, глядя, как медсестра подает ей знак через стекло. – Я не уйду.



Несколько раз в прошлом Риду снились интересные сны о том, как он раздевает Энджи. Сейчас, после нескольких ночных кошмаров о том, как он прячется за ее мертвым телом, он сидел в заднем ряду методистской церкви на ее похоронах.

Они не были друзьями. Он совершенно ее не знал. Не знал, например, что ее родители разведены, или что она играла на флейте, или что ее брат – морской пехотинец.

Наверное, он узнал бы обо всем этом, если бы они сходили в кино, съели вместе пиццу или прогулялись по пляжу. Но не довелось.

Сейчас Рид чувствовал себя глупо и виновато, пока люди вокруг, которые ее знали и любили, плакали.

И все же он должен был прийти. Не считая покупателей, он был последним, кто с ней разговаривал. И те ужасающие минуты, когда он прятал маленького мальчика в ее киоске, рядом с ее телом…