– Эй, ты! – сурово начал я, когда понял, что внимания на меня не обратят.
– Эт вы мне?
При ближайшем рассмотрении она оказалась совсем молодой, вряд ли старше меня.
– Чего вылупились? – Девушка смерила меня презрительным взглядом, с трудом распрямляя затекшую спину.
Я ее ирландского говора не разобрал – вылупиться могут разве что цыплята.
– Ты здесь работаешь?
– А незаметно?
– Я – граф Гленгалл, владею одним из соседних домов, – пояснил я, решив, что в силу своего скудоумия она просто не поняла, с каких вершин социальной лестницы я к ней снизошел. – Мой отец служил вместе с графом Роузом, хозяином дома. Как поживает граф?
– Ой, да уже никак. Помер. Давно, я тут еще не работала.
– Жаль слышать. Кто же владеет домом теперь?
– Да вдова его, леди Бланш. Хозяйка моя.
Я чуть не расхохотался. Леди Бланш времен моего детства была блистательной и прекрасной, как сказочная фея. Она никогда бы не наняла такое чучело работать в своем драгоценном саду.
– Как-нибудь зайду с визитом, узнаю, как у нее дела, – бросил я, будто наносить визиты для меня – привычное дело.
– Не примет вас, – покачала головой садовница. – Она никого не принимает.
– Отчего же?
Садовница шагнула ближе, таща за собой лопату, и я отпрянул от решетки – не хватало какими-нибудь вшами от нее заразиться.
– Она это… головой нездорова. И муж ее покойный был такой же. В общем, вы ее лучше не беспокойте.
– Леди Бланш ударилась головой? – не понял я, и садовница закатила глаза.
– Да нет же! Ну, рехнулась слегка. Но она не буйная, ничего такого. Славная женщина. Ладно, мистер, пойду дальше работать – участок тут холмистый, надо его к посадкам готовить. Вот, видите, канавки для талой воды копаю. – Она помолчала, беззастенчиво разглядывая меня с головы до ног. – Ого, какой вы нарядный джентльмен. Куда идете?
Я опешил от такой наглости, но показать это было зазорно, поэтому я невозмутимо ответил:
– На вечер к графу Ньютауну. Знаешь его?
– Угу, лучший мой приятель. Пьем с ним пиво по пятницам.
– Это шутка? – уточнил я, после новостей о леди Бланш готовый ко всему.
– Хорошо вам повеселиться, – фыркнула она. – Не думайте, кстати, что я тут целыми днями копаюсь. У меня тоже планы на вечер есть.
«Мне-то что», – хотел было сказать я, но вместо этого решил поставить ее на место своим остроумием.
– И какие же? Чистка серебра? Потрошение рыбы? Удачи, милочка.
– «Милочка»?! Где вы откопали такое стариковское словечко? Копать тут умею только я! – Она победно вскинула над головой лопату. – Ладно, перехожу к другой половине сада. Кому-то ведь нужно работать, чтобы леди и джентльменам было где гулять.
И она ушла с лопатой под мышкой, не дав мне оставить последнее слово за собой. Кричать вслед было недостойно аристократа, оставалось молча созерцать ее несуразную удаляющуюся фигуру и утешать себя мыслями, что таких слуг мне не надо и даром.
Вот о такой ерунде я тогда думал, а мне ведь оставалось жить меньше суток. Но позвольте сказать: хоть жизнь и обошлась со мной несправедливо, я сам навлек на себя бедствия. Из всего, что я наговорил в тот день разным людям, одна фраза оказалась – в буквальном смысле – смертельной.
Так ведь бывает и в сказках. Чтобы волки съели козленка, он сам должен открыть им дверь.
Глава 2
Свет и зеркала
Особняк графа Ньютауна поражал воображение. Газовые фонари все еще были диковинкой даже на городских улицах, и я ни разу не видел, чтобы их использовали для домашнего освещения. А здесь фонари тянулись вдоль подъездной аллеи, обрамляли сад, окружали дом. Ну почему сослуживцы отца живут настолько богаче его?! Может, он был тайным картежником?
Я вздохнул и торопливо пошел к дому. Экипажи въезжали в распахнутые ворота один за другим, я даже смутился, что пришел пешком. Через высокие французские окна видно было, что внутри все сияет, – неужели граф ухитрился провести газовое освещение внутрь дома? Как бы все тут на воздух не взлетело!
Но эта опасность придавала чувствам остроту, дом манил, как волшебная шкатулка, полная чудес. Я так разволновался, что взмок и покраснел, – пришлось немного постоять, прежде чем войти.
И тут я столкнулся с неожиданной преградой. На сельских балах, куда нас возили из пансиона, правило было простое: любой, кто одет как леди или джентльмен, – милости просим. В Динхилле аристократов было немного, и даже мы, желторотые птенцы, высланные своими благородными семействами в глушь, считались дорогими гостями. А тут меня вдруг остановил привратник:
– Добрый вечер, сэр.
Я снисходительно кивнул и собирался пройти мимо, но он заступил мне дорогу.
– Разрешите увидеть ваше приглашение.
Я посмотрел на него так, чтобы отбить желание обращаться ко мне с подобными требованиями. Привратник даже бровью не повел.
– Приглашение, сэр.
В дом зашла роскошная пара, у которой он ничего не спросил, но, похоже, для новичков правила были особые. Очевидно, надо было взять с собой карточку, которую прислал граф, а мне это даже в голову не пришло. Ну ничего. Умение убеждать – моя сильная сторона.
– Какая досада! – Я приосанился. – Забыл приглашение дома.
– Тогда я не могу впустить вас, сэр, – последовал безучастный ответ.
В своем шитом серебром наряде привратник казался внушительным и холодным, как льдина. Вот это слуга! Такому не жалко платить. Я вытянул шею – хозяева бала всегда держатся недалеко от входа, чтобы приветствовать гостей. Пусть граф скажет своему церберу, что действительно пригласил меня. Вот только хозяина нигде было не видно.
Я попытался сунуть привратнику пятипенсовую монету. Он непонимающе глянул на мою руку и не взял. Кто-нибудь другой на моем месте признал бы поражение, но меня не так просто выбить из седла.
– Послушайте, – льстиво начал я. – Я не смутьян. Просто молодой аристократ, недавно в Лондоне, унаследовал титул отца. Граф служил с ним вместе лет тридцать назад, они были вместе в командовании пятого ирландского полка.
Я нащупал в кармане фунт и незаметно опустил монету в карман ливреи. На этот раз привратник ее не отверг, видимо, по весу ощутив щедрость подношения.
– Приглашение у меня действительно есть, очень сердечное и теплое, но возвращаться за ним на глазах у всех так неловко! Я вижу, здесь собрался цвет общества, и, поверьте, я компанию не испорчу. Ваша работа ведь в этом: отсеивать недостойных. Но я достоин, и я никогда не забуду вашей услуги, дорогой… Как вас зовут?
– Роджер.
– Дорогой Роджер. – Я улыбнулся ему, как равному. На Роджера это произвело впечатление. – Вы увидите, я буду часто тут появляться. И разве не прекрасно, что мы при этом будем добрыми друзьями?
Я глянул на его карман, намекая, что подарок был не последним. Роджер сделал небольшой шажок в сторону, я благодарно прижал руку к груди и вошел, стараясь не слишком явно сиять от радости.
Поприветствовать хозяина, как это положено, оказалось непросто: его нигде не было. Издалека доносилась музыка, в холле люди в потрясающих нарядах болтали, смеялись и сбрасывали на руки слугам верхнюю одежду. Я со сладким ужасом понял, что «небольшой дружеский прием», обещанный графом, – это самый великолепный бал, на каком мне доводилось присутствовать. Будь настроение у меня действительно траурным, я бы смутился при виде такого пышного веселья, но я вполне готов был всех покорить и отправился бродить по залам. Их оказалось немало: в уютных гостиных люди сидели на диванчиках, сверкая ожерельями и булавками для шейных платков, в укромных альковах – играли в карты, тут и там кто-нибудь пел и играл на пианино, а дойдя до бального зала, я был потрясен его великолепными зеркальными стенами. Танцующих пар было не меньше трех десятков – здесь, похоже, и правда собрался весь цвет Лондона.
Я не сомневался, что, оказавшись в доме, найду способ завести с кем-нибудь разговор, но, похоже, все пре-весело проводили время и без моей компании. Хорошо пошитым костюмом тут никого было не удивить, мода на шейные платки, завязанные бантом, наверное, пришла сюда еще до того, как попала в журналы. Никто не маялся в одиночестве, у каждого была компания – семья или приятели, так что мне оставалось только любоваться освещением (действительно газовым) и вышколенными слугами, стоявшими в каждом зале, будто манекены. Некоторые держали в руках подносы, на которых стояли бокалы с шампанским. Я не преминул этим воспользоваться. Учителя вечно следили, чтобы мы не выпили лишнего, а тут я был сам по себе, поэтому залпом выпил два бокала, чтобы поднять боевой дух.
Хандру и правда как рукой сняло. Я отправился в бальный зал и подошел к группе, состоящей из женщины и трех прелестно одетых девушек, рассудив, что при таком обилии дочерей дама отпустит одну из них потанцевать даже с тем, кто формально ей не представлен.
– Здравствуйте, – храбро начал я. – Прекрасный вечер, вы не находите? Я – граф Гленгалл.
Я поцеловал руку дамы, уже сообразив, что от моего появления она не в восторге.
– Герцогиня Сазерленд, – сухо представилась она.
Ох, слишком высокий титул: она наверняка пришла сюда ловить рыб покрупнее. Но я не сдавался.
– Кажется, объявляли кадриль. Разрешите… – Я обернулся к дочерям, но даже не успел спросить их имена, а дама уже ответила:
– Они уже обещали кадриль другим кавалерам. Но вы можете позже справиться у меня, вдруг какой-то из их танцев окажется свободен.
Будь мы где-нибудь в ирландских трущобах, она сформулировала бы это проще: «Идите прочь и к нам больше не лезьте, низкородный вы болван».
– Почту за честь увидеться с вами позже, – смиренно ответил я и с поклоном отошел, кинув на дочерей прощальный нежный взгляд: вдруг они уже влюбились в меня без памяти?
Нет, похоже, не влюбились. Взгляды их были холодны, как у их матери, и на одну ужасную секунду я усомнился в своем обаянии, но тут же повеселел снова. На сельских балах я пользовался успехом, значит, и тут успех не за горами.
Следующие полчаса я кружил по залам, как хищная рыба, выбирая себе жертву попроще. Удача улыбнулась мне в виде скучающей молодой вдовы – платье черное, спутника нет, но на руке обручальное кольцо.
– Разрешите предложить вам шампанского? Оно с севера Италии, я в этом разбираюсь.
– В самом деле? – без интереса спросила она.
– О да! Везде узнаю эти нотки вяленой груши и свежескошенной травы.
Ха, этот трюк я сам изобрел! Я не имел ни малейшего представления, из каких бутылок разливали напитки слуги графа. Но с деревенским пуншем этот фокус работал, сработает и здесь: просто называешь, что в голову придет, и люди соглашаются, потому что знают об этом еще меньше тебя. Я принес вдове бокал, она пригубила и устало воззрилась на меня.
– Оно явно французское. Груши нет, нотки скорее земляничные.
Я виновато развел руками. Меня никогда еще не разоблачали. Ну и ладно, главное – хоть с кем-то завел беседу. Вдова допила шампанское, и я уже собирался предложить еще, но она вложила мне в руку пустой бокал и двинулась к выходу из комнаты.