— Чем я могу вам помочь? — Джессика уже второй раз перебивала звонившего, хотя старалась не показаться грубой. Она прикрыла глаза. Все ее чувства обострились. Она вглядывалась в силуэты ворон, но не могла различить их среди густых ветвей. Она постоянно что-то слышала.
— Дело вот в чем… Мне пришло в голову кое-что, что может быть связано с убийством Роджера Копонена и его жены, но я не знаю, насколько это полезно…
— Нам пригодится любая информация.
— В другой раз я бы, наверное, не вспомнил, но сейчас…
— Так что? — Джессика больше не могла скрывать своего нетерпения. Теперь она еще пристальнее наблюдала за воронами. Они уселись рядышком на самой нижней ветке сосны. Их головы нервно дергались из стороны в сторону.
— На вчерашнем мероприятии, где выступал Роджер, один из слушателей задал довольно необычный вопрос. Этот зритель был очень самоуверен, даже немного агрессивен. И, когда оглядываешься назад, ретроспектива несколько пугает. Он задал Роджеру необычный вопрос…
Звонивший замолк, обдумывая слова, и Джессика решила дать ему время собраться с мыслями. В данном случае торопить его было совсем не лучшим решением.
— Ох, минуту назад я сформулировал все как надо, но…
— Не торопитесь. Крайне важно, чтобы вы постарались все вспомнить…
— Ну, во-первых, вопрос задавал мужчина. Средних лет, лысый, худой… в общем, какой-то не социализированный и страшный на вид парень, — без умолку затараторил Коскинен, а Джессика достала из кармана ручку и блокнот, прижав телефон плечом к уху. Звонивший завладел ее безраздельным вниманием.
— О чем он спрашивал? — спросила Джессика, щелкая кончиком шариковой ручки.
— Он спросил… не боится ли Роджер собственных книг.
— Не боится ли он собственных книг?
— Да. Это был очень странный вопрос, и я не думаю, что Роджер в принципе его понял. Может быть, поэтому он и не знал, что ответить. По крайней мере, поначалу.
— О чем еще спрашивал этот человек?
— Он несколько раз задавал один и тот же вопрос. Повторял его разными словами.
— По-вашему, этот человек имел в виду, что Копонен должен бояться, что его вымысел станет реальностью?
Джессика тут же пожалела, что задала этот вопрос, слишком увлеклась. Она повернулась и посмотрела на дом. Со двора он казался еще больше, чем с улицы. Это было трудно разглядеть в темноте прошлой ночью.
— Ну, в том-то и дело… Именно так это и прозвучало. И только эти ужасные события заставили меня подумать, что… что вопрос был почти угрозой, — голос Коскинена дрожал.
— Есть ли видео- или аудиозапись этого события? Присутствовал ли кто-нибудь из журналистов?
— Я так не думаю. Не знаю, что насчет журналистов. Может быть, был один или два. Я был всего лишь модератором беседы.
— Отлично. Как вы думаете… Паве, верно?
— Да, мистер Коскин…
— Вы сможете опознать этого человека по фотографии?
— Даже не знаю. Может быть. Да, я так думаю. Он выглядел довольно необычно.
— Хорошо. Сделайте мне одолжение, Паве. Будьте на связи весь день. Я вам перезвоню. — Джессика закончила разговор, сохранила имя звонившего в телефоне и записала его также в свой маленький блокнот, а затем засунула письменные принадлежности в карман пальто. Если в Савонлинна-холле или где-то в непосредственной близости есть камеры, у них будет шанс найти этого парня. Сам по себе этот странный вопрос не доказывает его вины. Тем не менее она чувствовала, что у всего этого есть потенциал.
Джессика натянула шапку на уши. Она не могла не ощущать себя полной идиоткой. Все, что они знали об этом деле, было преподнесено им на блюдечке с голубой каемочкой. Но опыт научил ее, что хлебные крошки, которые подозреваемые оставляют полиции, обычно крайне несъедобны, в них всегда есть что-то ядовитое. Иначе их бы не оставили.
К сожалению, у них было несколько таких подсказок: тощий человек в Савонлинна-холле и туманная теория Юсуфа о том, что они могут найти слова Malleus Maleficarum где-то еще, возможно, написанные на снегу. Ей очень хотелось позвонить Эрну, но она решила добраться до участка и провести разговор лично. Вообще он был самым милым парнем в мире, но при общении по телефону он неизменно представал не в таком радужном свете. Многие разговоры не заладились просто потому, что тепло, которое Эрн излучал в живом разговоре, не действовало по телефону. Чтобы полюбить Эрна, нужно было встретиться с ним лично.
Джессика преодолела оставшиеся несколько десятков метров мокрого снега до берега и остановилась на причале. Вороны кричали у нее за спиной. Два покрытых снегом буя торчали по обе стороны причала, вмерзшие в лед. Слева от причала она заметила полынью, из которой прошлой ночью выловили «ледяную принцессу». Полынья еще не замерзла, ее холодное нутро казалось просто черным.
Джессика взглянула на длинную конькобежную дорожку, бегущую по прямой. Следы указывали на то, что подозреваемый именно по ней прошел накануне вечером. На горизонте вырисовывались отдельно стоящие скалистые утесы Круунувуори и Кайталахти. Как и другие подростки, Джессика когда-то давным-давно проводила там пьяные вечера.
Девушка перевела взгляд вправо. В нескольких сотнях метров от нее на льду между конькобежной дорожкой и Лаахасало стояла фигура. Ни собаки, ни подледных рыболовных снастей. Возможно, это нетерпеливый журналист с камерой и пятиметровым объективом.
Джессика почувствовала странную дрожь в животе. Внезапно она пожалела, что спустилась на берег одна. Он сощурилась. Что-то начало подниматься с плеч фигуры. На мгновение Джессике показалось, что он медленно поднимает руки, но потом она осознала, что это была пара рогов и что они были там все это время. Фигура подняла голову. И теперь смотрела прямо на конец причала, где стояла Джессика.
Воздух пах зловонными венецианскими каналами, смесью ила и соли.
Когда Джессика глядела на странное существо, ее пальцы сжали рукоятку пистолета, но все ее тело оставалось неподвижным. Ей хотелось закричать, приказать существу не двигаться, а потом догнать его. Она сгорала от желания позвать Юсуфа, полицейских в форме на улице, но ее губы не двигались. Фигура подняла правую руку в воздух, как будто собиралась помахать. Но рука не двигалась. И как только Джессика вынула пистолет из кобуры и зашагала по льду, она что-то услышала.
Звук становился громче. Он был за ней. В проруби булькали пузырьки воздуха, как будто вода кипела.
— Какого черта…
Она замерла, когда слова сорвались с ее губ. А потом, словно она смотрела жуткий трейлер ужастика, Джессика услышала звериный крик, увидела поднимающуюся из дыры во льду голову, покрытую блестящими волосами, а за ней и синеватые пальцы, царапающие ногтями мокрый снег.
39
Коломбано распахнул двери на французский балкон, и комнату залил яркий свет. Жужжание подвесного мотора лодки, скользящей по узкому каналу, смешалось с ударами хлопушки по ковру. У воздуха был соленый привкус, Джессика различила запах ила на краю канала, обнажившегося во время отлива.
— Знаешь что, Зесика? — начал Коломбано, подходя к балконным дверям. — Если бы мы были «Le quattro stagioni» Вивальди, то сегодня утром, в эту самую минуту, мы были бы «La primavera». Весна.
— Разве это хорошо? — с улыбкой спросила Джессика.
— Конечно, это хорошо, глупышка. Это означает, что мы находимся в начале чего-то нового, но впереди нас ждет что-то еще более хорошее. У нас будет лето, которого мы так ждем.
— Но когда-нибудь придет осень. И зима.
— Зима. Это неизбежно. Но в правильной компании и зима может быть великолепной, — сказал Коломбано, глядя на французские двери. — Знаешь, что я хотел бы сделать сегодня?
Коломбано оглянулся через плечо. Он поднял свои мощные руки к дверному косяку и теперь выпячивал грудь, растягивая верхнюю часть спины. Поток света ясно очертил мышцы его плеч. У Джессики сложилось ощущение, что она смотрела на эскиз «Витрувианского человека» да Винчи, так ее впечатлило затенение деталей.
Джессика натянула простыню повыше и убрала волосы с глаз.
— Я бы хотел выйти на воду. — Коломбано обернулся. Его обнаженная кожа была покрыта дюжиной заметных татуировок. Но они не делали его пугающим, тело Коломбано походило на иллюстрированный сборник сказок на ночь с теплой доброй моралью. Джессика изучила их, провела кончиками пальцев по темно-зеленым контурам. Спрашивала о них и услышала десятки историй.
— На воду? — Джессика была заинтригована. В Венеции вода настолько вездесуща, что особое упоминание о ней очень удивляло. Лодки здесь были основным видом транспорта, не более. Будто бы они находились на космической станции, а Коломбано предложил взять ее в полет на ракете.
— А почему бы и нет? — Коломбано бросил на Джессику взгляд, который она изучила за последние несколько дней. Кривая улыбка была не только нежна, но и немного злорадна. — Разве маленькая Зесика еще не наигралась в доме? — Коломбано сделал два больших шага, нырнул в постель и обнял Джессику. — Неужели моя Арктическая принцесса ненасытна?
— Не настолько, давай выйдем на воду. — Джессика улыбнулась, закрыла глаза и насладилась долгим поцелуем от Коломбано. Их губы, языки и зубы соприкасались. Поцелуй был, наверное, миллионным по счету, но все равно казался первым.
— Хорошо. У меня такое чувство, что мы должны это сделать. Верный момент.
Коломбано вскочил с кровати так быстро, что на секунду Джессика осталась лежать одна, лишь с ощущением поцелуя на губах.
— У меня есть лодка, — крикнул он мгновение спустя из ванной, где крутил кран в душе. — Двадцать лошадиных сил. «Феррари» морей.
Джессика вытянула руки и сбросила тонкую простыню. Она провела в этой квартире два дня или, если сказать точнее, три ночи. Днем они путешествовали по городу, пешком или на гондоле, скользя по сотням каналов Венеции. Они обнимались, пока гондольеры управляли своими гондолами с помощью длинных весел, прислонялись друг к другу и сидели в тишине. Жизнь Джессики теперь казалась буквально сошедшей со страниц романа: неожиданная любовная история, действие которой происходило в колыбели романтики, и она — главная героиня в середине одинокого путешествия.
На мгновение она отбросила влияние страсти, дав место рациональным мыслям. Джессика вспомнила кольцо, украшавшее левый безымянный палец Коломбано, пока они ждали вапоретто в Сан-Микеле. Кольца больше не было. Осталась лишь полоска бледной кожи, которую можно было заметить только в том случае, если знаешь, что и где искать.
Волна вины захлестнула Джессику — она знала, что отбирала его у кого-то другого. Кто бы она ни была, ее больше нет. Может быть, она умерла, может быть, это по ней Коломбано проливал слезы на кладбище. От этой мысли Джессика ощутила себя стервятником. Она понимала, что она не воровка: если бы эта другая заявилась и попросила ее вернуть Коломбано, она бы немедленно это сделала и уехала. Но она всем сердцем надеялась, что этого не случится. Она молода, свободна, и все ее тело дрожало от силы влюбленности.
— Я должна сегодня выписаться из отеля, — крикнула Джессика, но Коломбано не услышал ее из-за шума душа. По спальне разнесся свежий запах мыла.
С вечера концерта Джессика была в своем отеле в Мурано только один раз, чтобы забрать одежду. Но даже тогда Коломбано не стал спрашивать, что друзья Джессики думают о ее трюке с исчезновением. Может быть, он догадывался, что у нее не было друзей. В конечном счете это не имело никакого значения.
Время пролетело незаметно. Они болтали, ели, пили, гуляли по городу, занимались любовью. Только прошлой ночью Джессика, проснувшись в темноте и услышав храп Коломбано, стала думать, что почти ничего о нем не знает. Задавать важные вопросы — это настоящее искусство. В начале романа любопытство может показаться навязчивым и преждевременным, а после нескольких дней экстаза ставки настолько высоки, что человек очень тщательно подбирает слова.
Джессика села и оглядела залитую солнцем комнату. Она не отличалась большими размерами. На самом деле, квартира была очень компактной, в старом центральноевропейском стиле. Мебель стояла вплотную, повсюду были разбросаны вещи. Ни одного лишнего квадратного метра.
Все еще обнаженная, Джессика встала с кровати, ощупала ногами истертые деревянные доски и подошла к антикварному бюро. Коломбано под струями душа напевал что-то похожее на итальянский шлягер. Джессика огладила декоративные рамы, к ее пальцам прилипла пылинка. Там было больше дюжины фотографий. Несколько выцветших черно-белых снимков людей, которые, как она предполагала, являлись бабушкой и дедушкой Коломбано. Другие фотографии казались более приземленными, явно сделанными спонтанно, без особой подготовки. Коломбано и струнный оркестр, Коломбано и его скрипка, Коломбано с группой парней, Коломбано и женщина щека к щеке. Джессика потянулась к самой дальней фотографии и осторожно взяла ее. Сверкающее синее море и искрящееся солнце на заднем плане. Два красивых человека позируют перед камерой. Мужчина выглядит не моложе того, с которым успела познакомиться Джессика и который смотрел на Джессику так, что она понимала, что, кроме нее, для него никого не существует.
Джессика снова вспомнила, как Коломбано плакал на кладбище Сан-Микеле, и задумалась о том, что на самом деле она и не должна знать всего. Они только что познакомились, едва знают друг друга, и, возможно, так и должно быть. Может быть, все закончится так же быстро, как и началось. Может быть, сегодня Джессика сядет на поезд до Милана, как и планировала изначально.
Шум душа стих. Пение продолжилось. Джессика положила фотографию обратно, но та упала на тесный комод, вызвав эффект домино, который опрокинул всю линию фотографий. Щеки Джессики покраснели от смущения, она едва удержала одну фотографию от падения на пол.
Послышались шаги Коломбано. Она растянула губы в улыбке и собиралась сказать что-то извиняющееся, но он уже схватил ее за плечо и дернул назад. Движение неожиданное и грубое. Его пальцы больно впились в кожу ее плеча.
Голос Джессики задрожал от испуга.
— Мне очень жаль…
Коломбано стоял у бюро с полотенцем в руке и по очереди поправлял фотографии в рамках. Он ничего не говорил, даже не смотрел на Джессику. Вода капала ему на ноги с мокрого тела, движения были скованны от гнева. Затем он разжал кулак, уронил полотенце на пол и повернулся к Джессике, которая отступила к кровати, небрежно обернувшись простыней.
— Ну и что же мне с тобой делать?
— Что? — Джессика заикалась, на мгновение ей показалось, что она должна быть где-то еще, в каком-то другом месте, может быть, в поезде до следующего города.
Но Коломбано уже не выглядел сердитым. Джессика настороженно посмотрела на него. В его взгляде сквозила тревожащая страсть, трудно было сказать, что он действительно чувствует. Может быть, это любовь.
— Что же мне с тобой делать? — спокойно повторил Коломбано, медленно подошел к Джессике обхватил ее шею своими грубыми пальцами, затем погрузил их ей в волосы.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Джессика. Сильный запах геля для душа ударил ей в ноздри, темно-зеленые голуби, вплетенные в мускулистую грудь, приближались к ее лицу.
— Дело вот в чем… Мне пришло в голову кое-что, что может быть связано с убийством Роджера Копонена и его жены, но я не знаю, насколько это полезно…
— Нам пригодится любая информация.
— В другой раз я бы, наверное, не вспомнил, но сейчас…
— Так что? — Джессика больше не могла скрывать своего нетерпения. Теперь она еще пристальнее наблюдала за воронами. Они уселись рядышком на самой нижней ветке сосны. Их головы нервно дергались из стороны в сторону.
— На вчерашнем мероприятии, где выступал Роджер, один из слушателей задал довольно необычный вопрос. Этот зритель был очень самоуверен, даже немного агрессивен. И, когда оглядываешься назад, ретроспектива несколько пугает. Он задал Роджеру необычный вопрос…
Звонивший замолк, обдумывая слова, и Джессика решила дать ему время собраться с мыслями. В данном случае торопить его было совсем не лучшим решением.
— Ох, минуту назад я сформулировал все как надо, но…
— Не торопитесь. Крайне важно, чтобы вы постарались все вспомнить…
— Ну, во-первых, вопрос задавал мужчина. Средних лет, лысый, худой… в общем, какой-то не социализированный и страшный на вид парень, — без умолку затараторил Коскинен, а Джессика достала из кармана ручку и блокнот, прижав телефон плечом к уху. Звонивший завладел ее безраздельным вниманием.
— О чем он спрашивал? — спросила Джессика, щелкая кончиком шариковой ручки.
— Он спросил… не боится ли Роджер собственных книг.
— Не боится ли он собственных книг?
— Да. Это был очень странный вопрос, и я не думаю, что Роджер в принципе его понял. Может быть, поэтому он и не знал, что ответить. По крайней мере, поначалу.
— О чем еще спрашивал этот человек?
— Он несколько раз задавал один и тот же вопрос. Повторял его разными словами.
— По-вашему, этот человек имел в виду, что Копонен должен бояться, что его вымысел станет реальностью?
Джессика тут же пожалела, что задала этот вопрос, слишком увлеклась. Она повернулась и посмотрела на дом. Со двора он казался еще больше, чем с улицы. Это было трудно разглядеть в темноте прошлой ночью.
— Ну, в том-то и дело… Именно так это и прозвучало. И только эти ужасные события заставили меня подумать, что… что вопрос был почти угрозой, — голос Коскинена дрожал.
— Есть ли видео- или аудиозапись этого события? Присутствовал ли кто-нибудь из журналистов?
— Я так не думаю. Не знаю, что насчет журналистов. Может быть, был один или два. Я был всего лишь модератором беседы.
— Отлично. Как вы думаете… Паве, верно?
— Да, мистер Коскин…
— Вы сможете опознать этого человека по фотографии?
— Даже не знаю. Может быть. Да, я так думаю. Он выглядел довольно необычно.
— Хорошо. Сделайте мне одолжение, Паве. Будьте на связи весь день. Я вам перезвоню. — Джессика закончила разговор, сохранила имя звонившего в телефоне и записала его также в свой маленький блокнот, а затем засунула письменные принадлежности в карман пальто. Если в Савонлинна-холле или где-то в непосредственной близости есть камеры, у них будет шанс найти этого парня. Сам по себе этот странный вопрос не доказывает его вины. Тем не менее она чувствовала, что у всего этого есть потенциал.
Джессика натянула шапку на уши. Она не могла не ощущать себя полной идиоткой. Все, что они знали об этом деле, было преподнесено им на блюдечке с голубой каемочкой. Но опыт научил ее, что хлебные крошки, которые подозреваемые оставляют полиции, обычно крайне несъедобны, в них всегда есть что-то ядовитое. Иначе их бы не оставили.
К сожалению, у них было несколько таких подсказок: тощий человек в Савонлинна-холле и туманная теория Юсуфа о том, что они могут найти слова Malleus Maleficarum где-то еще, возможно, написанные на снегу. Ей очень хотелось позвонить Эрну, но она решила добраться до участка и провести разговор лично. Вообще он был самым милым парнем в мире, но при общении по телефону он неизменно представал не в таком радужном свете. Многие разговоры не заладились просто потому, что тепло, которое Эрн излучал в живом разговоре, не действовало по телефону. Чтобы полюбить Эрна, нужно было встретиться с ним лично.
Джессика преодолела оставшиеся несколько десятков метров мокрого снега до берега и остановилась на причале. Вороны кричали у нее за спиной. Два покрытых снегом буя торчали по обе стороны причала, вмерзшие в лед. Слева от причала она заметила полынью, из которой прошлой ночью выловили «ледяную принцессу». Полынья еще не замерзла, ее холодное нутро казалось просто черным.
Джессика взглянула на длинную конькобежную дорожку, бегущую по прямой. Следы указывали на то, что подозреваемый именно по ней прошел накануне вечером. На горизонте вырисовывались отдельно стоящие скалистые утесы Круунувуори и Кайталахти. Как и другие подростки, Джессика когда-то давным-давно проводила там пьяные вечера.
Девушка перевела взгляд вправо. В нескольких сотнях метров от нее на льду между конькобежной дорожкой и Лаахасало стояла фигура. Ни собаки, ни подледных рыболовных снастей. Возможно, это нетерпеливый журналист с камерой и пятиметровым объективом.
Джессика почувствовала странную дрожь в животе. Внезапно она пожалела, что спустилась на берег одна. Он сощурилась. Что-то начало подниматься с плеч фигуры. На мгновение Джессике показалось, что он медленно поднимает руки, но потом она осознала, что это была пара рогов и что они были там все это время. Фигура подняла голову. И теперь смотрела прямо на конец причала, где стояла Джессика.
Воздух пах зловонными венецианскими каналами, смесью ила и соли.
Когда Джессика глядела на странное существо, ее пальцы сжали рукоятку пистолета, но все ее тело оставалось неподвижным. Ей хотелось закричать, приказать существу не двигаться, а потом догнать его. Она сгорала от желания позвать Юсуфа, полицейских в форме на улице, но ее губы не двигались. Фигура подняла правую руку в воздух, как будто собиралась помахать. Но рука не двигалась. И как только Джессика вынула пистолет из кобуры и зашагала по льду, она что-то услышала.
Звук становился громче. Он был за ней. В проруби булькали пузырьки воздуха, как будто вода кипела.
— Какого черта…
Она замерла, когда слова сорвались с ее губ. А потом, словно она смотрела жуткий трейлер ужастика, Джессика услышала звериный крик, увидела поднимающуюся из дыры во льду голову, покрытую блестящими волосами, а за ней и синеватые пальцы, царапающие ногтями мокрый снег.
39
Коломбано распахнул двери на французский балкон, и комнату залил яркий свет. Жужжание подвесного мотора лодки, скользящей по узкому каналу, смешалось с ударами хлопушки по ковру. У воздуха был соленый привкус, Джессика различила запах ила на краю канала, обнажившегося во время отлива.
— Знаешь что, Зесика? — начал Коломбано, подходя к балконным дверям. — Если бы мы были «Le quattro stagioni» Вивальди, то сегодня утром, в эту самую минуту, мы были бы «La primavera». Весна.
— Разве это хорошо? — с улыбкой спросила Джессика.
— Конечно, это хорошо, глупышка. Это означает, что мы находимся в начале чего-то нового, но впереди нас ждет что-то еще более хорошее. У нас будет лето, которого мы так ждем.
— Но когда-нибудь придет осень. И зима.
— Зима. Это неизбежно. Но в правильной компании и зима может быть великолепной, — сказал Коломбано, глядя на французские двери. — Знаешь, что я хотел бы сделать сегодня?
Коломбано оглянулся через плечо. Он поднял свои мощные руки к дверному косяку и теперь выпячивал грудь, растягивая верхнюю часть спины. Поток света ясно очертил мышцы его плеч. У Джессики сложилось ощущение, что она смотрела на эскиз «Витрувианского человека» да Винчи, так ее впечатлило затенение деталей.
Джессика натянула простыню повыше и убрала волосы с глаз.
— Я бы хотел выйти на воду. — Коломбано обернулся. Его обнаженная кожа была покрыта дюжиной заметных татуировок. Но они не делали его пугающим, тело Коломбано походило на иллюстрированный сборник сказок на ночь с теплой доброй моралью. Джессика изучила их, провела кончиками пальцев по темно-зеленым контурам. Спрашивала о них и услышала десятки историй.
— На воду? — Джессика была заинтригована. В Венеции вода настолько вездесуща, что особое упоминание о ней очень удивляло. Лодки здесь были основным видом транспорта, не более. Будто бы они находились на космической станции, а Коломбано предложил взять ее в полет на ракете.
— А почему бы и нет? — Коломбано бросил на Джессику взгляд, который она изучила за последние несколько дней. Кривая улыбка была не только нежна, но и немного злорадна. — Разве маленькая Зесика еще не наигралась в доме? — Коломбано сделал два больших шага, нырнул в постель и обнял Джессику. — Неужели моя Арктическая принцесса ненасытна?
— Не настолько, давай выйдем на воду. — Джессика улыбнулась, закрыла глаза и насладилась долгим поцелуем от Коломбано. Их губы, языки и зубы соприкасались. Поцелуй был, наверное, миллионным по счету, но все равно казался первым.
— Хорошо. У меня такое чувство, что мы должны это сделать. Верный момент.
Коломбано вскочил с кровати так быстро, что на секунду Джессика осталась лежать одна, лишь с ощущением поцелуя на губах.
— У меня есть лодка, — крикнул он мгновение спустя из ванной, где крутил кран в душе. — Двадцать лошадиных сил. «Феррари» морей.
Джессика вытянула руки и сбросила тонкую простыню. Она провела в этой квартире два дня или, если сказать точнее, три ночи. Днем они путешествовали по городу, пешком или на гондоле, скользя по сотням каналов Венеции. Они обнимались, пока гондольеры управляли своими гондолами с помощью длинных весел, прислонялись друг к другу и сидели в тишине. Жизнь Джессики теперь казалась буквально сошедшей со страниц романа: неожиданная любовная история, действие которой происходило в колыбели романтики, и она — главная героиня в середине одинокого путешествия.
На мгновение она отбросила влияние страсти, дав место рациональным мыслям. Джессика вспомнила кольцо, украшавшее левый безымянный палец Коломбано, пока они ждали вапоретто в Сан-Микеле. Кольца больше не было. Осталась лишь полоска бледной кожи, которую можно было заметить только в том случае, если знаешь, что и где искать.
Волна вины захлестнула Джессику — она знала, что отбирала его у кого-то другого. Кто бы она ни была, ее больше нет. Может быть, она умерла, может быть, это по ней Коломбано проливал слезы на кладбище. От этой мысли Джессика ощутила себя стервятником. Она понимала, что она не воровка: если бы эта другая заявилась и попросила ее вернуть Коломбано, она бы немедленно это сделала и уехала. Но она всем сердцем надеялась, что этого не случится. Она молода, свободна, и все ее тело дрожало от силы влюбленности.
— Я должна сегодня выписаться из отеля, — крикнула Джессика, но Коломбано не услышал ее из-за шума душа. По спальне разнесся свежий запах мыла.
С вечера концерта Джессика была в своем отеле в Мурано только один раз, чтобы забрать одежду. Но даже тогда Коломбано не стал спрашивать, что друзья Джессики думают о ее трюке с исчезновением. Может быть, он догадывался, что у нее не было друзей. В конечном счете это не имело никакого значения.
Время пролетело незаметно. Они болтали, ели, пили, гуляли по городу, занимались любовью. Только прошлой ночью Джессика, проснувшись в темноте и услышав храп Коломбано, стала думать, что почти ничего о нем не знает. Задавать важные вопросы — это настоящее искусство. В начале романа любопытство может показаться навязчивым и преждевременным, а после нескольких дней экстаза ставки настолько высоки, что человек очень тщательно подбирает слова.
Джессика села и оглядела залитую солнцем комнату. Она не отличалась большими размерами. На самом деле, квартира была очень компактной, в старом центральноевропейском стиле. Мебель стояла вплотную, повсюду были разбросаны вещи. Ни одного лишнего квадратного метра.
Все еще обнаженная, Джессика встала с кровати, ощупала ногами истертые деревянные доски и подошла к антикварному бюро. Коломбано под струями душа напевал что-то похожее на итальянский шлягер. Джессика огладила декоративные рамы, к ее пальцам прилипла пылинка. Там было больше дюжины фотографий. Несколько выцветших черно-белых снимков людей, которые, как она предполагала, являлись бабушкой и дедушкой Коломбано. Другие фотографии казались более приземленными, явно сделанными спонтанно, без особой подготовки. Коломбано и струнный оркестр, Коломбано и его скрипка, Коломбано с группой парней, Коломбано и женщина щека к щеке. Джессика потянулась к самой дальней фотографии и осторожно взяла ее. Сверкающее синее море и искрящееся солнце на заднем плане. Два красивых человека позируют перед камерой. Мужчина выглядит не моложе того, с которым успела познакомиться Джессика и который смотрел на Джессику так, что она понимала, что, кроме нее, для него никого не существует.
Джессика снова вспомнила, как Коломбано плакал на кладбище Сан-Микеле, и задумалась о том, что на самом деле она и не должна знать всего. Они только что познакомились, едва знают друг друга, и, возможно, так и должно быть. Может быть, все закончится так же быстро, как и началось. Может быть, сегодня Джессика сядет на поезд до Милана, как и планировала изначально.
Шум душа стих. Пение продолжилось. Джессика положила фотографию обратно, но та упала на тесный комод, вызвав эффект домино, который опрокинул всю линию фотографий. Щеки Джессики покраснели от смущения, она едва удержала одну фотографию от падения на пол.
Послышались шаги Коломбано. Она растянула губы в улыбке и собиралась сказать что-то извиняющееся, но он уже схватил ее за плечо и дернул назад. Движение неожиданное и грубое. Его пальцы больно впились в кожу ее плеча.
Голос Джессики задрожал от испуга.
— Мне очень жаль…
Коломбано стоял у бюро с полотенцем в руке и по очереди поправлял фотографии в рамках. Он ничего не говорил, даже не смотрел на Джессику. Вода капала ему на ноги с мокрого тела, движения были скованны от гнева. Затем он разжал кулак, уронил полотенце на пол и повернулся к Джессике, которая отступила к кровати, небрежно обернувшись простыней.
— Ну и что же мне с тобой делать?
— Что? — Джессика заикалась, на мгновение ей показалось, что она должна быть где-то еще, в каком-то другом месте, может быть, в поезде до следующего города.
Но Коломбано уже не выглядел сердитым. Джессика настороженно посмотрела на него. В его взгляде сквозила тревожащая страсть, трудно было сказать, что он действительно чувствует. Может быть, это любовь.
— Что же мне с тобой делать? — спокойно повторил Коломбано, медленно подошел к Джессике обхватил ее шею своими грубыми пальцами, затем погрузил их ей в волосы.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Джессика. Сильный запах геля для душа ударил ей в ноздри, темно-зеленые голуби, вплетенные в мускулистую грудь, приближались к ее лицу.