Вода в душе внезапно кончилась. К счастью, на теле комиссара уже не было ни капли мыла. Одеваясь в чистое, он подумал, что, по сути, все его рассуждения – лишь досужие домыслы и, возможно, выеденного яйца не стоят. То есть логика в них есть, но есть и общий недостаток: опора на тонкую непрочную паутину слов.
Истолкование высказанных и невысказанных слов подобно натянутой до предела резинке, готовой в любой момент лопнуть.
Если подумать, можно истолковать те же слова совершенно противоположным образом и прийти к выводу, что Артуро – не автор «охоты за сокровищем», а значит, и не убийца.
Нет, слов на этот раз недостаточно. Он представил себе диалог с прокурором Томмазео.
– И на чем же основано ваше определение вины?
– На одной оговорке и двух упущениях.
И тот наверняка вызовет санитаров из психушки.
Нужны доказательства, а у него нет даже намека на них. На комиссара накатило уныние. Может, лучше все бросить? Тем более какой теперь в этом смысл?
Нинетта мертва, спасти ее не удалось. Он поговорит с Семинарой, расскажет о своих подозрениях, и пусть тот решает.
Нет, он не может так просто сдаться. Разве Артуро не убедил его, что речь идет о дуэли? Так пусть это и будет дуэль. До последней капли крови.
И потом, нельзя допустить, чтобы этот безумный убийца разгуливал на свободе.
Но что можно сделать?
Ему пришла на ум фраза, сказанная Рамсфельдом, американским министром из правительства Буша, который, когда начальник группы инспекторов, направленных в Ирак для поиска оружия массового уничтожения, доложил ему, что они ни хрена не нашли, ответил: «Отсутствие доказательств не является доказательством отсутствия»[16]. Гениально.
И комиссар принял твердое решение продолжать игру. Но не игру, затеянную Артуро, «охоту за сокровищем», а ту, где правила будет устанавливать он, ту, что зовется «игрой в правду». И он был уверен, что выйдет победителем.
Взглянул на часы. Четыре. Побежал в гостиную и набрал Ингрид, моля Господа Бога, или кто там за него, чтобы звонок застал ее дома.
– Алло, кто говорит?
Комиссара чуть удар не хватил. С чего это ему вдруг ответили на чистейшем итальянском?
– Это Монтальбано. Я бы хотел поговорить с синьорой Ингрид.
– Сейчас передам трубку.
Негромкие голоса, приближающийся стук каблучков.
– Привет, Сальво, как ты?
– Я хорошо. У тебя дворецкий-итальянец?
– Дворецкий? Нет, это мой муж!
Комиссар оторопел.
– Прости, я совершенно не…
– Ладно уж! Что тебе нужно?
– Ну, я надеялся, что сегодня вечером ты можешь…
– Он через полчаса отбывает в Рим. Рассказывай!
– Я могу говорить?
– Да что на тебя нашло?
– Слушай, ты сказала, что Артуро в тебя влюблен, так?
Раскатистый смех.
– Да. Не влюблен, он от меня без ума.
«Не только от тебя, он вообще полный псих», – чуть не выпалил комиссар. Но вместо этого спросил:
– Можешь ему позвонить и пригласить поужинать?
Ингрид на мгновение замолчала. Потом, видимо, поняла намерения Монтальбано, но не стала спрашивать объяснений – она была тот еще крепкий орешек, – а спросила лишь:
– А если он сегодня не сможет?
– Завтра на обед.
– В общем, чем раньше, тем лучше?
– Да.
– И сколько времени мне его отвлекать?
– Двух часов мне хватит.
– Сейчас позвоню, постараюсь уговорить на сегодня. Где я тебя найду, чтобы дать знать?
– Еще минут десять я буду в Маринелле.
Повесил трубку и позвонил в комиссариат. Едва заслышав его голос, Катарелла затянул свою запутанную речевку:
– Ай, синьор комиссар, синьор комиссар! Туточки такое дело, спрашивал вас синьор Семинарио, калека ваш из Монтелузы, каковой настоятельно сыскать вас хотел, поскольку ему от вас что-то нужно…
– Неважно. Переключи на Фацио.
– Сиюмоментно, синьор комиссар.
Глубоко сожалею, «калека» Семинара, сейчас немного не до вас.
– Слушаю, комиссар.
– Фацио, я сделаю тебе один подарок, можешь в нем ковыряться сколько твоей душе угодно. Мне нужны персональные данные одного молодого человека лет двадцати по имени Артуро Пеннизи. Еще я хочу знать, где он живет в Вигате, и все прочее, что может оказаться полезным.
– Полезным для чего, комиссар?
Монтальбано прикинулся глухим.
– Вернусь в контору часам к шести.
Только положил трубку – телефон снова зазвонил.
Это была Ингрид.
– Договорилась на сегодня. Но сразу предупрежу: в постель я с ним ложиться не собираюсь.
– Я и не просил!
– Так что в твоем распоряжении два часа, пока мы будем в ресторане. Продолжения не будет.
– Ладно-ладно. Во сколько вы встречаетесь?
– В восемь тридцать, у моего дома.
– А можешь ответить на один вопрос?
– Спрашивай.
– Почему ты бы не стала с ним спать?
– Не знаю… просто такое ощущение… он, конечно, симпатичный, жутко умный, вежливый, но… как это сказать… я боюсь, что у него порывы… не знаю… думаю, он подавляет садистские наклонности, вот.
Подавляет, ага! Еще одно подтверждение: всегда доверяй женской интуиции.
– И последнее. Когда Артуро сообщит в домофон, что пришел, позвони мне в Маринеллу.
– Ладно.
– Доктор Паскуано у себя?
– Да, я ему сообщу.
Поговорив с доктором по телефону, сторож сказал:
– Он в кабинете.
Пройдя знакомым длинным коридором, комиссар постучался.
– Войдите.
Истолкование высказанных и невысказанных слов подобно натянутой до предела резинке, готовой в любой момент лопнуть.
Если подумать, можно истолковать те же слова совершенно противоположным образом и прийти к выводу, что Артуро – не автор «охоты за сокровищем», а значит, и не убийца.
Нет, слов на этот раз недостаточно. Он представил себе диалог с прокурором Томмазео.
– И на чем же основано ваше определение вины?
– На одной оговорке и двух упущениях.
И тот наверняка вызовет санитаров из психушки.
Нужны доказательства, а у него нет даже намека на них. На комиссара накатило уныние. Может, лучше все бросить? Тем более какой теперь в этом смысл?
Нинетта мертва, спасти ее не удалось. Он поговорит с Семинарой, расскажет о своих подозрениях, и пусть тот решает.
Нет, он не может так просто сдаться. Разве Артуро не убедил его, что речь идет о дуэли? Так пусть это и будет дуэль. До последней капли крови.
И потом, нельзя допустить, чтобы этот безумный убийца разгуливал на свободе.
Но что можно сделать?
Ему пришла на ум фраза, сказанная Рамсфельдом, американским министром из правительства Буша, который, когда начальник группы инспекторов, направленных в Ирак для поиска оружия массового уничтожения, доложил ему, что они ни хрена не нашли, ответил: «Отсутствие доказательств не является доказательством отсутствия»[16]. Гениально.
И комиссар принял твердое решение продолжать игру. Но не игру, затеянную Артуро, «охоту за сокровищем», а ту, где правила будет устанавливать он, ту, что зовется «игрой в правду». И он был уверен, что выйдет победителем.
Взглянул на часы. Четыре. Побежал в гостиную и набрал Ингрид, моля Господа Бога, или кто там за него, чтобы звонок застал ее дома.
– Алло, кто говорит?
Комиссара чуть удар не хватил. С чего это ему вдруг ответили на чистейшем итальянском?
– Это Монтальбано. Я бы хотел поговорить с синьорой Ингрид.
– Сейчас передам трубку.
Негромкие голоса, приближающийся стук каблучков.
– Привет, Сальво, как ты?
– Я хорошо. У тебя дворецкий-итальянец?
– Дворецкий? Нет, это мой муж!
Комиссар оторопел.
– Прости, я совершенно не…
– Ладно уж! Что тебе нужно?
– Ну, я надеялся, что сегодня вечером ты можешь…
– Он через полчаса отбывает в Рим. Рассказывай!
– Я могу говорить?
– Да что на тебя нашло?
– Слушай, ты сказала, что Артуро в тебя влюблен, так?
Раскатистый смех.
– Да. Не влюблен, он от меня без ума.
«Не только от тебя, он вообще полный псих», – чуть не выпалил комиссар. Но вместо этого спросил:
– Можешь ему позвонить и пригласить поужинать?
Ингрид на мгновение замолчала. Потом, видимо, поняла намерения Монтальбано, но не стала спрашивать объяснений – она была тот еще крепкий орешек, – а спросила лишь:
– А если он сегодня не сможет?
– Завтра на обед.
– В общем, чем раньше, тем лучше?
– Да.
– И сколько времени мне его отвлекать?
– Двух часов мне хватит.
– Сейчас позвоню, постараюсь уговорить на сегодня. Где я тебя найду, чтобы дать знать?
– Еще минут десять я буду в Маринелле.
Повесил трубку и позвонил в комиссариат. Едва заслышав его голос, Катарелла затянул свою запутанную речевку:
– Ай, синьор комиссар, синьор комиссар! Туточки такое дело, спрашивал вас синьор Семинарио, калека ваш из Монтелузы, каковой настоятельно сыскать вас хотел, поскольку ему от вас что-то нужно…
– Неважно. Переключи на Фацио.
– Сиюмоментно, синьор комиссар.
Глубоко сожалею, «калека» Семинара, сейчас немного не до вас.
– Слушаю, комиссар.
– Фацио, я сделаю тебе один подарок, можешь в нем ковыряться сколько твоей душе угодно. Мне нужны персональные данные одного молодого человека лет двадцати по имени Артуро Пеннизи. Еще я хочу знать, где он живет в Вигате, и все прочее, что может оказаться полезным.
– Полезным для чего, комиссар?
Монтальбано прикинулся глухим.
– Вернусь в контору часам к шести.
Только положил трубку – телефон снова зазвонил.
Это была Ингрид.
– Договорилась на сегодня. Но сразу предупрежу: в постель я с ним ложиться не собираюсь.
– Я и не просил!
– Так что в твоем распоряжении два часа, пока мы будем в ресторане. Продолжения не будет.
– Ладно-ладно. Во сколько вы встречаетесь?
– В восемь тридцать, у моего дома.
– А можешь ответить на один вопрос?
– Спрашивай.
– Почему ты бы не стала с ним спать?
– Не знаю… просто такое ощущение… он, конечно, симпатичный, жутко умный, вежливый, но… как это сказать… я боюсь, что у него порывы… не знаю… думаю, он подавляет садистские наклонности, вот.
Подавляет, ага! Еще одно подтверждение: всегда доверяй женской интуиции.
– И последнее. Когда Артуро сообщит в домофон, что пришел, позвони мне в Маринеллу.
– Ладно.
– Доктор Паскуано у себя?
– Да, я ему сообщу.
Поговорив с доктором по телефону, сторож сказал:
– Он в кабинете.
Пройдя знакомым длинным коридором, комиссар постучался.
– Войдите.