– И ты решил, что это ко мне? Пусть Фацио займется.
– Но синьор Бильярдо заявил, что желает говорить только с вами, лично и персонально.
– Ладно, переключи его на меня.
– Синьор комиссар, это никак невозможно, поскольку…
– …он сейчас находится в присутствии? Проводи его ко мне.
– Здравствуйте! – заявил тот, входя и протягивая комиссару руку.
Элегантный тип лет пятидесяти, из нагрудного кармана торчит носовой платочек, на носу золотые очки, волосы с проседью тщательно уложены, обут в шикарные английские туфли, подкрученные кончики усов лихо торчат кверху.
Так надушен, что кабинет сразу пропитался сладковато-едким ароматом, от которого сводит желудок. Комиссару с первого же взгляда этот тип не понравился. И он не стал в ответ протягивать ему свою руку.
Решил разрулить дело по-своему.
– Хау ду ю ду? – спросил он.
Тот оторопел.
– Разве вы не англичанин? Нет? Странно! – произнес Монтальбано, надолго задержав на нем взгляд, а потом, извинившись, встал и открыл окно. Постоял немного, глядя на улицу, наконец снова сел за письменный стол.
– Я решил побеспокоить вас визитом, поскольку… – неуверенно начал посетитель.
– Простите, еще одну минуту.
Комиссар наклонился, выдвинул нижний ящик стола, достал толстую папку, надолго завис над ней, взял ручку, поправил пару слов, положил на место и задвинул ящик.
И поднял пустые глаза на посетителя.
– Что вы говорите?
– Хочу заявить…
– Вас сбили?
– Меня? Нет.
– Простите, я понял, что вас сбила машина, синьор Бильярдо.
– Вилардо.
Вдоволь позабавившись, комиссар решил перейти к делу.
– Слушаю вас.
– Я пришел заявить об угоне моей машины, – сказал тот, крутя пальцами кончик левого уса.
– Назовите марку.
– У меня джип. Марка…
– Ездите по городу на джипе?
– Иногда. У меня две машины.
– Когда ее угнали?
– Позавчера.
– Почему сразу не заявили?
– Я думал, мой сын Пьетро взял ее и забыл мне сказать. Он часто так делает.
Монтальбано не смог отказать себе в удовольствии немного поиздеваться.
– Простите, я не совсем понял. У вас две машины, а у вашего сына Пьетро – ни одной?
– Ну… да.
– Он живет с вами?
– Да.
– А сколько ему лет?
– Тридцать.
– Маменькин сынок?
Визитер вытаращил глаза.
– Не понял.
– Не слышали? Так называл один наш министр тридцатилетних переростков, продолжающих жить с родителями. Маменькиными сынками.
Взгляд Вилардо становился все более ошарашенным. Похоже, он всерьез засомневался в душевном здоровье комиссара.
– Не вижу, при чем тут…
– Вы правы, продолжайте.
– На чем мы остановились?
– Что маменькин сынок одолжил у вас джип.
– Ах да. Но Пьетро сказал мне, что ездил в Палермо на машине друга.
– Ладно. Мне кажется, этого достаточно. Сейчас направлю вас к сотруднику, он займется вашим заявлением.
– Минутку, комиссар. Я хотел поговорить именно с вами, на то есть причина. Хотел сказать, что вчера я видел свою машину здесь, в Вигате, но издалека.
– Уверены, что это была ваша машина?
– Убежден.
– Видели, кто сидел за рулем?
– Мужчина, но черты лица я не разглядел. Было темновато. Но он был не один, я мельком заметил светлые волосы. Лежавшая на заднем сиденье женщина как будто пыталась привстать. Но тот, за рулем, грубо толкнул ее обратно. Потом проехал автобус, и…
– Наверняка ссорилась влюбленная парочка.
Комиссар поднял трубку.
– Катарелла? Зайди ко мне, проводи синьора Вилардо к Фацио.
Не прошло и часа, как Катарелла вполголоса сообщил, что к нему еще один посетитель, имени которого он не разобрал, потому что тот плачет.
Когда посетитель, бедно одетый мужчина лет пятидесяти, вошел, Монтальбано сразу заметил, что тот заплакан и еле держится на ногах. Глаза покраснели и распухли, в руке скомкан грязный носовой платок.
Комиссар вскочил, подхватил его под руку, усадил перед письменным столом.
– Налить вам воды?
Мужчина молча кивнул. Монтальбано налил в стакан воды из бутылки, стоявшей на рубрикаторе, и протянул ему.
Тот залпом осушил стакан.
– Простите, я с утра на ногах, умираю от усталости.
По щекам скатились две большие слезы, он, стыдясь, вытер их платком.
– Моя дочь… она…
Голос дрожал, он едва мог говорить.
– Как вас зовут?
– Бонмарито Джузеппе.
– Синьор Бонмарито, послушайте, не мучьте себя, у нас полно времени. Постарайтесь успокоиться.
– Раз… разрешите? – выдавил тот, указывая на пустой стакан.
Монтальбано встал и налил еще воды. Бонмарито отпил полстакана, протяжно вздохнул и заговорил.
– Но синьор Бильярдо заявил, что желает говорить только с вами, лично и персонально.
– Ладно, переключи его на меня.
– Синьор комиссар, это никак невозможно, поскольку…
– …он сейчас находится в присутствии? Проводи его ко мне.
– Здравствуйте! – заявил тот, входя и протягивая комиссару руку.
Элегантный тип лет пятидесяти, из нагрудного кармана торчит носовой платочек, на носу золотые очки, волосы с проседью тщательно уложены, обут в шикарные английские туфли, подкрученные кончики усов лихо торчат кверху.
Так надушен, что кабинет сразу пропитался сладковато-едким ароматом, от которого сводит желудок. Комиссару с первого же взгляда этот тип не понравился. И он не стал в ответ протягивать ему свою руку.
Решил разрулить дело по-своему.
– Хау ду ю ду? – спросил он.
Тот оторопел.
– Разве вы не англичанин? Нет? Странно! – произнес Монтальбано, надолго задержав на нем взгляд, а потом, извинившись, встал и открыл окно. Постоял немного, глядя на улицу, наконец снова сел за письменный стол.
– Я решил побеспокоить вас визитом, поскольку… – неуверенно начал посетитель.
– Простите, еще одну минуту.
Комиссар наклонился, выдвинул нижний ящик стола, достал толстую папку, надолго завис над ней, взял ручку, поправил пару слов, положил на место и задвинул ящик.
И поднял пустые глаза на посетителя.
– Что вы говорите?
– Хочу заявить…
– Вас сбили?
– Меня? Нет.
– Простите, я понял, что вас сбила машина, синьор Бильярдо.
– Вилардо.
Вдоволь позабавившись, комиссар решил перейти к делу.
– Слушаю вас.
– Я пришел заявить об угоне моей машины, – сказал тот, крутя пальцами кончик левого уса.
– Назовите марку.
– У меня джип. Марка…
– Ездите по городу на джипе?
– Иногда. У меня две машины.
– Когда ее угнали?
– Позавчера.
– Почему сразу не заявили?
– Я думал, мой сын Пьетро взял ее и забыл мне сказать. Он часто так делает.
Монтальбано не смог отказать себе в удовольствии немного поиздеваться.
– Простите, я не совсем понял. У вас две машины, а у вашего сына Пьетро – ни одной?
– Ну… да.
– Он живет с вами?
– Да.
– А сколько ему лет?
– Тридцать.
– Маменькин сынок?
Визитер вытаращил глаза.
– Не понял.
– Не слышали? Так называл один наш министр тридцатилетних переростков, продолжающих жить с родителями. Маменькиными сынками.
Взгляд Вилардо становился все более ошарашенным. Похоже, он всерьез засомневался в душевном здоровье комиссара.
– Не вижу, при чем тут…
– Вы правы, продолжайте.
– На чем мы остановились?
– Что маменькин сынок одолжил у вас джип.
– Ах да. Но Пьетро сказал мне, что ездил в Палермо на машине друга.
– Ладно. Мне кажется, этого достаточно. Сейчас направлю вас к сотруднику, он займется вашим заявлением.
– Минутку, комиссар. Я хотел поговорить именно с вами, на то есть причина. Хотел сказать, что вчера я видел свою машину здесь, в Вигате, но издалека.
– Уверены, что это была ваша машина?
– Убежден.
– Видели, кто сидел за рулем?
– Мужчина, но черты лица я не разглядел. Было темновато. Но он был не один, я мельком заметил светлые волосы. Лежавшая на заднем сиденье женщина как будто пыталась привстать. Но тот, за рулем, грубо толкнул ее обратно. Потом проехал автобус, и…
– Наверняка ссорилась влюбленная парочка.
Комиссар поднял трубку.
– Катарелла? Зайди ко мне, проводи синьора Вилардо к Фацио.
Не прошло и часа, как Катарелла вполголоса сообщил, что к нему еще один посетитель, имени которого он не разобрал, потому что тот плачет.
Когда посетитель, бедно одетый мужчина лет пятидесяти, вошел, Монтальбано сразу заметил, что тот заплакан и еле держится на ногах. Глаза покраснели и распухли, в руке скомкан грязный носовой платок.
Комиссар вскочил, подхватил его под руку, усадил перед письменным столом.
– Налить вам воды?
Мужчина молча кивнул. Монтальбано налил в стакан воды из бутылки, стоявшей на рубрикаторе, и протянул ему.
Тот залпом осушил стакан.
– Простите, я с утра на ногах, умираю от усталости.
По щекам скатились две большие слезы, он, стыдясь, вытер их платком.
– Моя дочь… она…
Голос дрожал, он едва мог говорить.
– Как вас зовут?
– Бонмарито Джузеппе.
– Синьор Бонмарито, послушайте, не мучьте себя, у нас полно времени. Постарайтесь успокоиться.
– Раз… разрешите? – выдавил тот, указывая на пустой стакан.
Монтальбано встал и налил еще воды. Бонмарито отпил полстакана, протяжно вздохнул и заговорил.