Будет, ещё как. И плевать ей, что раздеванием на публику я никогда не промышляла. Всего лишь танцевала. В почти даже приличном клубе, куда далеко не каждый был вхож. И вовсе не ради денег, пусть и весьма неплохих, просто… мне тогда это казалось чем-то очень нужным. Не пляски у пилона, а то обманчивое чувство собственной значимости — оно знакомо любому, кто когда-либо выступал на сцене. Ложное ощущение власти над каждым из тех самодовольных богатеньких засранцев, что пялились на меня снизу вверх, алчно и восхищённо, как на невесть какую красавицу…

Ну да, комплексы. Каждая девочка-подросток через это прошла, что обо мне-то говорить? Это у папы с мамой я уникальная снежинка, а от сверстников в прошлом прилетало и за высоченный рост, и за отнюдь не северную масть, и за жёлтые тигриные глаза. Нет на свете других таких жестоких выблядков, как детишки в младшей школе.

— Ай, к Хаосу! — я скомкала гербовую бумажонку и демонстративно зашвырнула в самый дальний угол гостиной. — Греймор так Греймор, им же хуже. Жаль только с вами, придурками, прощаться… Кстати, а где оставшийся кусок нашего сэндвича?

— Олли-то? — Сэра усмехнулась, глядя на мои жуткие корчи — это я в очередной раз попыталась распробовать пиво. Безуспешно, ага. — Скоро будет. Надеюсь, что с сюрпризом для твоей полосатой задницы.

Олли и впрямь вскоре явился. С бутылкой моего любимого лимонного ликёра и худенькой пачкой документов. И один взгляд на всё это богатство заставил меня совершенно по-детски завизжать да радостно повиснуть на шее у моего лучшего друга.

Мегар бы точно поморщился и принялся выговаривать за недостойные взрослой женщины манеры — честное слово, он иногда в сто раз хуже моего родного отца (вот уж кому до моих манер сроду дела не было). Хаос, пожалуй, я и впрямь буду рада уехать в Греймор, подальше от неудавшегося женишка.

Боги, почему фигню сотворил он, а стыдно мне?

Но какая всё-таки запредельная наглость! Подойдёт ли мне конец сентября? А подойдёт ли тебе катиться к шогготу в задницу, майор Хартасерра? Если всерьёз хотел жениться, неужели я не заслужила пару-тройку комплиментов и сопливых фраз, красивое колечко и — ах, да! — спросить моего согласия? Само собой, я бы всё равно отшила, но помягче. Расстались бы по-хорошему. И я бы не чувствовала себя так неловко…

Нет уж, не буду сейчас об этом думать. А говорить и подавно не собираюсь. К чему портить вечер себе и друзьям?

— Чего ты такое лицо сделал? — шутливо возмутилась я, глянув на сморщившегося Олли. — Настолько неприятно моё внимание?

— Твоё внимание мне всегда приятно, — улыбнулся он. — Просто представил, как надулся бы твой солдафон.

Как всегда, читает мои мысли. Я рассмеялась и снова стиснула Олли в объятиях; тот ойкнул и принялся просить пощады. Пришлось отпускать да спешно извиняться: две трети жизни проведя среди оборотней, я до сих пор иногда забываю о том, что люди гораздо более хрупкие.

— Как ты это устроил? — я опустилась на диван и с жадным любопытством уставилась в бумаги о направлении Оливера Маккензи в моэргринскую гильдию. Прядильщик, чтоб твою паучью натуру, это же так нечестно! Хрен с ней, с хорошей должностью, но как я могу отказаться, когда мой лучший друг едет в мой дом! — И почему вы, засранцы, ничего мне не сказали?

— А вдруг не вышло бы? — резонно заметила Сэра, перекинув ноги через подлокотник захваченного кресла. — Не хотели тебя лишний раз обнадёживать.

— Шансы были довольно велики, — Олли сел рядом со мной и принялся распечатывать бутылку. — Говоря по-честному, мало кто согласен по доброй воле ехать на север. Любому желающему были бы рады, а уж мне… — он усмехнулся чуть грустно. — Ну, как понимаешь, от меня с радостью избавились. Думал, девицы в кадрах прямо при мне ударят по рукам да закатят ужин с танцами.

Вот так ведь и не скажешь, что Оливер — человек добрейшей души и безобидной наружности — чёрный маг с жутковатым даром. Единственное пятно на безупречной репутации семейства Маккензи, всем известной династии светлых магов. Та ещё семейка, даже в Грейморе их все знают: они славились своей нетерпимостью ещё с начала Третьей Эры, во времена Чёрного Исхода, когда все изуверства над нечистью творились с полного одобрения Первой Святой Инквизиции. Жаль, Гектор Воскреситель не скормил своей армии нежити всех этих лицемерных мерзавцев… с другой стороны, если бы после Исхода не осталось ни одного Маккензи, на свет никогда бы не появились такие чудесные люди, как Сэра и Олли.

Я снова приобняла его, утешая, и по кошачьей привычке потёрлась щекой о мягкие непослушные волосы. Они у него точно красное золото, я за все пять лет знакомства так и не перестала немного завидовать. А ещё недоумевать, зачем его сестра-двойняшка, такая же рыжевато-золотистая, красится в термоядерно-попугайские цвета. Не то чтобы хоть кто-то из нас помнил, как Сэра выглядит со скучными нормальными волосами.

— Наплюй, ладно? Обещаю, в Моэргрине всё будет по-другому: никто не станет судить тебя только за окрас магии. А кто посмеет, тот будет иметь дело со мной!

Олли насмешливо вздёрнул бровь, явно пытаясь передразнить мою экспрессивную мимику.

— Ты защитишь мою честь, да, Джинни?

— Когтями и клыками!

Но, надеюсь, не придётся. Всё-таки у нас к тёмным куда более лояльное отношение: Воскреситель уничтожил Первую Инквизицию и спас всех, над кем она измывалась. Спасал он, конечно, других тёмных магов, однако если бы не он, то и оборотней могли бы давно перебить, как бешеных зверей.

— Нет, но как ты всё это так быстро провернул?

Олли, потянувшийся было к вожделенному шоколадному тортику, так и замер с протянутой рукой.

— Ну… задобрил миз Стюарт щедрым и вкусным подношением?

Я сама, конечно, за еду готова на многое, но здесь что-то не особо верится.

— Давай, колись!

Олли и Сэра таинственно переглянулись. Ой, да чтоб их! Знают же, что мы, кошки, ужасно любопытные!

— Честно говоря, — наконец подал голос мой друг, — пришлось немного слукавить.

— И в чём же именно?

— Ну-у…



3



— Поверить не могу, — вновь припомнив разговор двухнедельной давности, со смешком покачала головой. — Ты и впрямь убедил дамочек из кадров, что мы женимся!

— Не пришлось убеждать, — пожал плечами Олли, коротко глянув на меня, и снова уткнулся в книгу. — Только намекнул, а дальше они уже чуть ли не придумали имена дюжине наших детишек… Чего ты кривишься? Понятно, мы б никогда, но если бы вдруг — грех было бы заделать меньше, — он широко распахнул глаза в деланом восторге. — Да ладно, киса, ты только представь: твоя красота и мой интеллект!

— Почему это твой? — фыркнула я чуть возмущённо. — Напоминаю, по успеваемости я была четвёртой на потоке!


— Да, но я-то был вторым.

Ну допустим. Хотя мысль о наших с Оливером совместных детях всё равно вызывает приступ нервного хихиканья. Мы бы и впрямь никогда! Нет, он симпатичный парень и прекрасный друг, но совсем не в моём вкусе — и это взаимно, к счастью для нас обоих. Я очень дорожу нашей дружбой. Смогли бы мы её сохранить, если бы стали встречаться?

Не смогли бы, Реджина. Ни фига подобного. Уж не так ли ты потеряла самого лучшего друга, что у тебя когда-либо был?

Невеста, чтоб его, Хаоса.

Когда я родилась, моему кузену Хоте гро Маграту было восемь лет — и уже с тех самых сопливых пор мы души друг в друге не чаяли. Он всегда был рядом, сколько я себя помню. Всегда. Даже когда он уехал в свой треклятый юридический колледж, о котором так мечтал, я не чувствовала себя покинутой — ведь даже на расстоянии в сотни и тысячи километров мы не забывали друг о друге.

Вот только чем старше я становилась, тем меньше наши отношения походили на дружбу — и тем сложнее приходилось. Да и проблематично смотреть на кого-то как на друга, когда все вокруг с придыханием вещают про то, что вы повенчаны самим Хаосом, а ваши детишки, прекрасные, как рассвет над местным озером с тентаклями, во славу Прядильщика поднимут Север с колен…

Ну ладно, почти все. Папа, прежде так довольный нашей дружбой, не мог и дня прожить, не кинув на своего племянничка ястребиный взор в духе «тронь мою маленькую принцессу и расстанься с яйцами»; и если лет в четырнадцать-пятнадцать это ещё было смешно, то в семнадцать мне самой хотелось кастрировать обоих. И отца с его ревнивой гиперзаботой, и Хоту с его смешанными сигналами. Он то отстранялся и едва смотрел на меня, то прилипал намертво и не давал проходу; зажимал в укромном уголке и целовал так, что колени подкашивались — и пропадал с глаз на добрую неделю, а то и на две…

Это теперь, повзрослев и сменив нескольких мужчин, я понимаю, как трудно ему, наверное, было свыкнуться с мыслью, что его влечёт к девочке-подростку, которую он знает с пелёнок. А тогда я лезла на стенку, ужасно злилась и чего только ни надумала…

Но даже и представить себе не могла, что Хота меня предаст.

Тот, кого я любила больше всего на свете, кому доверяла безоговорочно и ради кого была готова на что угодно.

Тот самый Хота, который никому не давал меня в обиду, утешал, когда было плохо и грустно, и всегда мог заставить меня улыбаться.

Хота, который звонил по межгороду и до глубокой ночи трепался со мной, подчас жертвуя часами сна и учёбы. Называл меня самой красивой девочкой на Севере и во всём целом мире. До кровавых соплей избил своего друга, когда тот полез ко мне с приставаниями…

Хота, который, мать его медведицу, трахал всё, что не пытается уползти. Ох, Джинни, какой же непроходимой дурой ты была!

Нет, ну конечно же, я не думала, что взрослый парень бережно хранит для меня свою невинность. Но это не значит, что можно было позорить меня так, как это делал он! С каждым днём игнорировать шепотки за спиной и жалостливые взгляды становилось всё труднее, но я честно пыталась. Ну как же, это ведь мой Хота, он ни разу в жизни мне не солгал! А если я чего-то не видела, то, значит, этого и не было, да.

Что ж, настал день, и я увидела всё своими глазами…

— Реджина, ты в порядке? — позвал Олли чуть обеспокоенно. — Может, я поведу?

— Я в порядке, — пришлось приложить все силы, чтобы голос не задрожал. — Где-то через час будем в Хварне. Переночуем, а с утра сможешь пофоткать свои любимые горы и прочие местные ебеня.

— Ну никакого почтения к своей родине!

— Я альфа, у меня почтение в заводских настройках отсутствует.

И здравый смысл, видимо, тоже. Иначе почему я снова решила растравить эту рану? Пять лет прошло, а до сих пор невыносимо вспоминать тот вечер, когда всё покатилось в ад.

Уна гро Гален всегда меня терпеть не могла — наверное, потому что Хота был готов залезть на любую девицу кроме неё. (Могу его понять: она та ещё сука, даром что медведица, и за прошедшие пять лет наверняка не сильно изменилась.) Именно она и сослужила мне услугу — медвежью, ха, — с преисполненным сочувствия лицом поведав и обо всех увлечениях моего так называемого наречённого, и о том, где и с кем он развлекается, запропав на четыре дня.

И она не соврала.

Как ни удивительно, тот вечер я почти не помню. Даже вымаралось из памяти имя той девки, светловолосой нахальной волчицы с такими буферами, о каких мне и по сей день можно лишь мечтать. Впрочем, Хоте тоже стало не до неё, когда я сломала ему нос и выбила пару зубов. Но он будто и не заметил. Всё тащился за мной по морозу, полуголый и весь в собственной крови, хватал за руки, нёс какую-то чушь — мол, офигеть как любит и всё объяснит…

Мне не нужны были объяснения. Только лишь оказаться от него как можно дальше, чтобы не сотворить что-нибудь ужасное. И чтобы не было так больно и мерзко, точно внутри кто-то расплескал едкую кислоту, а по голове со всей дури въехали кувалдой. Счастье, что Хота решил не испытывать судьбу и дал мне уехать.

Четыре дня я просто валялась в постели, отказываясь от еды и глядя в потолок. Периодически равнодушно слушала, как мой папа нефигурально так спускает Хоту с лестницы, а мама мнётся за дверью и спрашивает, не хочу ли я поговорить.

Я не хотела.

А на пятый день, вдруг подорвавшись посреди ночи, как попало побросала вещи в дорожный рюкзак, села за руль и уехала.

С Хотой вскоре было покончено раз и навсегда. Как и с той наивной идиоткой, для которой он мог заменять целый мир. О нет, с меня было достаточно…

4

…а сейчас вот мой кар тоже решил, что с него достаточно, и заглох прямо посреди дороги.

— Да серьёзно, что ли? — рявкнула я, со злостью хлопнув ладонью по приборной панели. — О, Хаос, за что?! Олли, когда только эти грёбаные южане сделают хоть одну нормальную гибридную колымагу?

— Полегче, Реджина, — Олли со вздохом глянул на почти дочитанную книжку и затем отбросил ту на заднее сиденье. — Сдаётся мне, не в колымаге здесь дело.

И — ну кто бы сомневался! — он был прав. Даже под капот не пришлось заглядывать: причину наших бед я буквально почувствовала кожей.

— Откуда вообще близ Хварна взялся разлом? — нахмурился Олли, как обычно всё поняв по одному лишь выражению моего лица. — Что? Чего ты веселишься?

Ни разу не веселюсь. Просто нервы.

— У моей мамы, помнится, был похожий вопрос, — пояснила я, кое-как уняв смех.

— И?

— И где-то через годик появилась я. Помяни моё слово, с минуты на минуту случится какая-нибудь хрень.