— Не обращай внимания, это часто бывает после инфаркта. Саша восстановится со временем, и все пройдет.
Все пройдет… И этот день пройдет. И подвешенное состояние на службе, и переделка диссертации, и разруха в квартире — все когда-нибудь пройдет. Даже жизнь — и та пройдет рано или поздно. Но здесь и сейчас Вера Потапова жива и здорова, ее дочь вышла замуж за отличного парня, они едут в ресторан праздновать, а обо всем остальном можно не думать хотя бы три часа.
Через три часа нужно будет найти телефон-автомат и дозвониться Всеволоду Андреевичу. Что он скажет? Чем окончились переговоры с ученым секретарем Академии Баландиным?
Здесь и сейчас у Веры есть целых три часа, чтобы не думать ни о чем и просто радоваться жизни.
* * *
Из трех банкетных залов в дорогом и престижном ресторане Орловы заказали самый маленький: торжество рассчитывалось человек максимум на двадцать — молодожены, родители и самые близкие друзья. Со стороны Орловых-старших — две супружеские пары, Вера Потапова пригласила подругу с мужем, Таня и Борис — свидетелей и друзей. Отец Татьяны, как и следовало ожидать, задерживался. За столом было нешумно, но как-то удивительно легко, никто не произносил длинных нудных тостов, никто не пытался стать центром внимания. По настоятельной просьбе жениха и невесты даже «Горько!» не кричали. Просто собрались давно знакомые, приятные друг другу люди, чтобы мило пообщаться, а заодно и поесть.
В начале седьмого Вера Леонидовна извинилась и вышла из зала в холл, где заранее присмотрела телефон-автомат. Телефон не работал. Она огляделась и подошла к гардеробщику — пожилому усатому, весьма внушительных габаритов мужчине.
— А вон там, в коридорчике, есть еще один автомат, — ответил тот, указывая куда-то влево, в темноту. — Его отсюда не видно, про него мало кто знает, так что и ломать некому.
Вера поблагодарила и отправилась на поиски. То, что из ярко освещенного холла казалось «темнотой за поворотом», на деле оказалось небольшим, слабо освещенным коридорчиком, за которым обнаружилось симпатичное небольшое помещение, обставленное мягкой мебелью и украшенное пышными растениями в кадках. Судя по трем дверям без табличек, отсюда можно было войти в совсем маленькие залы, скорее даже — кабинеты для особых гостей. На стене действительно висел телефон. Вера бросила в прорезь двухкопеечную монетку и набрала номер.
Длинные гудки. Никто не подошел.
Она решила не возвращаться в банкетный зал, подождать здесь, на мягком удобном диванчике, в тишине и одиночестве. Вера присела, откинулась на спинку, и ей нестерпимо захотелось закрыть глаза. Надо же! Оказывается, она умудрилась устать за сегодняшний день. Хотя вроде бы ничего особенного не делала, вагоны не грузила, тяжести не таскала. Наверное, возраст сказывается, уныло подумала Вера Леонидовна, усталость теперь наступает не только от физических нагрузок, но даже от нервного напряжения.
Минут через десять она позвонила опять. На этот раз номер оказался занят. Вера снова присела на диванчик и опустила веки. Со стороны коридорчика послышались шаги, Вера шевельнула ресницами, и тут же опустила их: какой-то мужчина в военной форме подошел к телефону, позвонил, и тоже неудачно. Когда она в следующий раз открыла глаза, офицер сидел на дальнем от нее диване, уткнувшись в развернутую газету. «Наверное, у него тоже «занято» и он тоже ждет», — подумала Вера, в третий раз опуская монетку.
Всеволод Андреевич разговаривал сухим голосом и короткими фразами, как бывало всегда, когда он находился в кабинете не один.
— Вы сможете представить диссертацию в совет до двадцать пятого июня? Если диссертация будет принята к защите на последнем заседании совета до летних каникул, то ваш вопрос решается положительно, — сказал он.
— А когда последний совет? — растерянно спросила Вера.
— Третьего июля. До двадцать пятого июня вы должны сдать Баландину текст работы и весь пакет документов. Если вы даете гарантии, то завтра же в кадры придет команда никого не назначать на эту должность до первого июля. С первого июля сможете приступить к работе.
— А почему с первого июля? — не поняла она. — Я могу приступить хоть завтра…
— Голубушка моя, — тон профессора Серова немного смягчился, — а доделывать работу вы когда собираетесь? Или вы уже все написали?
— Нет, но… А вдруг Баландин не станет меня ждать и назначит кого-то другого?
— Мне стоило огромного труда убедить его, что вы достойны этой должности больше кого-либо другого. Баландин дал мне слово. Контрольный срок — пятнадцатое июня. Если пятнадцатого вы скажете, что к двадцать пятому успеваете все подать в совет, кадры будут готовить приказ о вашем назначении. Если пятнадцатого окажется, что вы еще не на финишной прямой, будут искать других кандидатов на место старшего научного. Вот такие у Баландина условия. Я должен сегодня до восьми вечера передать ему ваш ответ. Держать для вас место, или вы не уверены, что успеете?
Двадцать пятое июня — крайний срок. Пятнадцатое июня — контрольный. Сегодня пятое мая. Помещения, в которых располагались подразделения ликвидированного Научного центра, отдали расширившимся кафедрам, работать над диссертацией в Академии Вере теперь негде, она ютится в разоренной, подготовленной к ремонту квартире, где даже бумаги разложить можно только в кухне на полу.
Мысли разъезжались, как ноги у пьяного, пытающегося впервые в жизни встать на коньки.
— Сколько времени у меня есть, чтобы подумать? — спросила она, едва шевеля одеревеневшими от напряжения губами.
— Не больше часа. Чем быстрее вы дадите ответ, тем лучше. Я не уезжаю домой, сижу на кафедре, чтобы сразу идти к Баландину, как только вы ответите. Но имейте в виду: в двадцать ноль-ноль он уйдет. И если он не получит от меня подтверждения сегодня, то завтра будет решать вопрос уже сугубо по собственному усмотрению.
Она повесила трубку на рычаг и глубоко вздохнула, пытаясь сосредоточиться. Краем глаза заметила, что офицер опустил газету и пристально смотрит на нее.
— Вера? — раздался незнакомый и в то же время какой-то знакомый голос. — Малкина?
Она повернулась к мужчине, который уже встал с дивана и сделал шаг в ее сторону. Первое, что Вера, по выработавшейся за годы службы привычке, заметила — звание и род войск. Генерал-майор. Сухопутные войска. Второй взгляд — общий вид. За время, проведенное среди множества мужчин в форме, Вера Леонидовна научилась мгновенно отличать хорошо сшитый мундир, прикрывающий нескладную фигуру, от действительно красивого сложения. Здесь явно просматривалась заслуга мундира. Офицер в генеральской форме был невысок и неказист.
И только третий взгляд — на лицо.
— Господи! — ахнула Вера. — Алик!
Они бросились друг к другу, крепко обнялись, расцеловались. Олег Верещагин, или просто Алик, с младшей сестрой которого Вера училась в одном классе и очень дружила. Верещагины жили в соседнем доме, и девочки, если не гуляли, то постоянно торчали или у них, или у Малкиных.
— Я тебя сперва по голосу опознал, — смеялся Олег. — Слышу — и думаю: надо же, как на Верку-Примерку похоже, даже интонации те же, вот же как бывает… А потом всмотрелся и понял, что это ты и есть. Верка-Примерка! Ты хоть помнишь, кто тебе это прозвище придумал?
— Конечно, помню, — счастливо улыбалась Вера. — Ты и придумал. Ты всегда смеялся надо мной, когда я пыталась Катюхе что-то объяснить на примерах.
— Между прочим, ты всегда отлично объясняла, а я дурак был, смеялся, прозвище придумал. Если бы не ты, Катька вообще непонятно как до конца школы дотянула бы.
— Да ладно, — смутилась Вера, — не преувеличивай. Боже мой, боже мой, Алик, ты — генерал! Поверить не могу.
— Почему? — удивился Верещагин. — Я что, с детства производил впечатление недоумка? Обижаешь, Верка-Примерка!
— Да нет, я не об этом… Просто живешь все время с ощущением, что ты еще молод, что у тебя все впереди и ты все успеешь, а потом встречаешь ровесника, смотришь, как многого он добился, и понимаешь, что ты сам уже далеко не молод. Ну рассказывай же, где ты, как ты?
— Служу в мотострелковых войсках, год назад вернулся из Афганистана, три года там провоевал, за боевые заслуги получил генерала, теперь учусь в Академии Генштаба. Видишь, как у меня все просто. Живу у Катьки, пока учусь. Отучусь — получу новое назначение и уеду куда-нибудь далеко.
— У Кати? — удивилась Вера. — А она что, в Москве? Я не знала. Мы с ней в последний раз общались очень давно, я еще даже замуж не вышла. Я думала, она по-прежнему в Ленинграде живет.
— Переехала пару лет назад. Ее сын женился на москвичке, а та возьми и роди сразу тройню. Представляешь, в какой ужас они впали? — рассмеялся генерал. — У девчонки родители молодые еще, работают, а Катерина в горячем цеху всю жизнь, ей пенсия раньше положена, вот они и распределили обязанности: сваты Катькины завербовались на Север, деньги зарабатывать, чтобы троих мальцов тянуть, а сестра моя обменяла родительскую квартиру на «двушку» в Москве и помогает сыну и невестке с детьми. Ну, и я до кучи к ней пристроился. Временно, конечно.
Подумать только! Катерина — уже бабушка… Настроение у Веры резко пошло вниз: люди в ее возрасте внуков нянчат, а она все никак кандидатскую не защитит, как будто ей тридцать пять лет. Стыдоба! В пятьдесят два года диссертацию писать! Курам на смех!
— Теперь ты мне про себя доложи, — потребовал Верещагин.
— Про меня скучно, — вздохнула Вера. — Дочку замуж сегодня выдаю, свадьба в соседнем зале, и это, пожалуй, единственное, что в моей жизни действительно хорошо. Все остальное более чем посредственно.
— Замужем, значит?
— Не значит, — улыбнулась она. — Давно в разводе. А ты?
— В двух.
— Что — в двух?
— В двух разводах. Дважды предпринимал попытки, но обе неудачные.
— Почему?
— Им не понравилось, — весело ответил Верещагин.
— А тебе?
— А я-то что? Я с удовольствием. Люблю жениться! Наверное, высоту для атаки выбирал неправильно.
— Дети есть?
— Не случилось.
Вера посмотрела на часы. Минуты перетекают одна в другую, и уже совсем скоро ей нужно перезвонить Всеволоду Андреевичу и дать ответ. Что ответить? Очень страшно давать обещания, если нет твердой уверенности, что сможешь выполнить.
Олег бросил на нее внимательный взгляд из-под густых, почти сросшихся на переносице бровей.
— Проблемы?
— Да…
— Докладывай, — потребовал он. — Только коротко и четко, ну, я ж помню, ты умеешь.
Ликвидация Центра. Высказывание министра. Переделка уже написанной и готовой к защите диссертации. Отсутствие рабочего места. Разруха дома. Вывод за штаты. Безработица и грозящее безденежье. Сжатые сроки. Необходимость принять решение в течение ближайших сорока пяти минут.
— Подполковник Потапова доклад окончила, — грустно завершила Вера Леонидовна свое повествование.
— Доложите о боеспособности личного состава.
— Чего?
— Как у тебя с выносливостью? — Верещагин перевел свой вопрос на более понятный язык. — Сможешь работать с утра до позднего вечера, и шесть часов на сон? Каждый день.
Каждый день с утра до позднего вечера без выходных — нормальный режим работы для следователя по особо важным делам, возглавляющего выездную следственную бригаду по сложному многоэпизодному делу. Сколько раз Вера проходила через такое! Правда, тогда она была несколько моложе… Ну ничего, не старуха еще, можно поднапрячься.
— Смогу.
— Сколько дней тебе потребуется на завершение текста, если действовать в таком режиме?
— Не знаю…
— Это не ответ, подполковник Потапова… Правильно я запомнил, ты теперь Потапова?
— Так точно! — рассмеялась Вера, удивляясь сама себе: в такой ситуации она, оказывается, сохранила способность шутить.
— Правильно отвечаешь, молодец, товарищ подполковник. Давай обратный отсчет: сколько дней нужно на то, чтобы собрать документы?
Вера быстро прикинула: часть документов, таких как, например, личный листок по учету кадров или справки о внедрениях, у нее есть, их переделывать не нужно. Все остальные документы нужно готовить заново, но уже не придется думать над формулировками, достаточно просто перепечатать то, что уже было подготовлено и многократно проверено и исправлено под бдительным оком ученого секретаря, изменив только название диссертационного исследования и некоторые слова. Пожалуй, за неделю она справится, даже если Баландин снова заставит что-то переделывать.
— Неделя, — твердо ответила она.
— Значит, восемнадцатое июня. Сколько времени нужно хорошей опытной машинистке, чтобы напечатать диссертацию начисто?
Все пройдет… И этот день пройдет. И подвешенное состояние на службе, и переделка диссертации, и разруха в квартире — все когда-нибудь пройдет. Даже жизнь — и та пройдет рано или поздно. Но здесь и сейчас Вера Потапова жива и здорова, ее дочь вышла замуж за отличного парня, они едут в ресторан праздновать, а обо всем остальном можно не думать хотя бы три часа.
Через три часа нужно будет найти телефон-автомат и дозвониться Всеволоду Андреевичу. Что он скажет? Чем окончились переговоры с ученым секретарем Академии Баландиным?
Здесь и сейчас у Веры есть целых три часа, чтобы не думать ни о чем и просто радоваться жизни.
* * *
Из трех банкетных залов в дорогом и престижном ресторане Орловы заказали самый маленький: торжество рассчитывалось человек максимум на двадцать — молодожены, родители и самые близкие друзья. Со стороны Орловых-старших — две супружеские пары, Вера Потапова пригласила подругу с мужем, Таня и Борис — свидетелей и друзей. Отец Татьяны, как и следовало ожидать, задерживался. За столом было нешумно, но как-то удивительно легко, никто не произносил длинных нудных тостов, никто не пытался стать центром внимания. По настоятельной просьбе жениха и невесты даже «Горько!» не кричали. Просто собрались давно знакомые, приятные друг другу люди, чтобы мило пообщаться, а заодно и поесть.
В начале седьмого Вера Леонидовна извинилась и вышла из зала в холл, где заранее присмотрела телефон-автомат. Телефон не работал. Она огляделась и подошла к гардеробщику — пожилому усатому, весьма внушительных габаритов мужчине.
— А вон там, в коридорчике, есть еще один автомат, — ответил тот, указывая куда-то влево, в темноту. — Его отсюда не видно, про него мало кто знает, так что и ломать некому.
Вера поблагодарила и отправилась на поиски. То, что из ярко освещенного холла казалось «темнотой за поворотом», на деле оказалось небольшим, слабо освещенным коридорчиком, за которым обнаружилось симпатичное небольшое помещение, обставленное мягкой мебелью и украшенное пышными растениями в кадках. Судя по трем дверям без табличек, отсюда можно было войти в совсем маленькие залы, скорее даже — кабинеты для особых гостей. На стене действительно висел телефон. Вера бросила в прорезь двухкопеечную монетку и набрала номер.
Длинные гудки. Никто не подошел.
Она решила не возвращаться в банкетный зал, подождать здесь, на мягком удобном диванчике, в тишине и одиночестве. Вера присела, откинулась на спинку, и ей нестерпимо захотелось закрыть глаза. Надо же! Оказывается, она умудрилась устать за сегодняшний день. Хотя вроде бы ничего особенного не делала, вагоны не грузила, тяжести не таскала. Наверное, возраст сказывается, уныло подумала Вера Леонидовна, усталость теперь наступает не только от физических нагрузок, но даже от нервного напряжения.
Минут через десять она позвонила опять. На этот раз номер оказался занят. Вера снова присела на диванчик и опустила веки. Со стороны коридорчика послышались шаги, Вера шевельнула ресницами, и тут же опустила их: какой-то мужчина в военной форме подошел к телефону, позвонил, и тоже неудачно. Когда она в следующий раз открыла глаза, офицер сидел на дальнем от нее диване, уткнувшись в развернутую газету. «Наверное, у него тоже «занято» и он тоже ждет», — подумала Вера, в третий раз опуская монетку.
Всеволод Андреевич разговаривал сухим голосом и короткими фразами, как бывало всегда, когда он находился в кабинете не один.
— Вы сможете представить диссертацию в совет до двадцать пятого июня? Если диссертация будет принята к защите на последнем заседании совета до летних каникул, то ваш вопрос решается положительно, — сказал он.
— А когда последний совет? — растерянно спросила Вера.
— Третьего июля. До двадцать пятого июня вы должны сдать Баландину текст работы и весь пакет документов. Если вы даете гарантии, то завтра же в кадры придет команда никого не назначать на эту должность до первого июля. С первого июля сможете приступить к работе.
— А почему с первого июля? — не поняла она. — Я могу приступить хоть завтра…
— Голубушка моя, — тон профессора Серова немного смягчился, — а доделывать работу вы когда собираетесь? Или вы уже все написали?
— Нет, но… А вдруг Баландин не станет меня ждать и назначит кого-то другого?
— Мне стоило огромного труда убедить его, что вы достойны этой должности больше кого-либо другого. Баландин дал мне слово. Контрольный срок — пятнадцатое июня. Если пятнадцатого вы скажете, что к двадцать пятому успеваете все подать в совет, кадры будут готовить приказ о вашем назначении. Если пятнадцатого окажется, что вы еще не на финишной прямой, будут искать других кандидатов на место старшего научного. Вот такие у Баландина условия. Я должен сегодня до восьми вечера передать ему ваш ответ. Держать для вас место, или вы не уверены, что успеете?
Двадцать пятое июня — крайний срок. Пятнадцатое июня — контрольный. Сегодня пятое мая. Помещения, в которых располагались подразделения ликвидированного Научного центра, отдали расширившимся кафедрам, работать над диссертацией в Академии Вере теперь негде, она ютится в разоренной, подготовленной к ремонту квартире, где даже бумаги разложить можно только в кухне на полу.
Мысли разъезжались, как ноги у пьяного, пытающегося впервые в жизни встать на коньки.
— Сколько времени у меня есть, чтобы подумать? — спросила она, едва шевеля одеревеневшими от напряжения губами.
— Не больше часа. Чем быстрее вы дадите ответ, тем лучше. Я не уезжаю домой, сижу на кафедре, чтобы сразу идти к Баландину, как только вы ответите. Но имейте в виду: в двадцать ноль-ноль он уйдет. И если он не получит от меня подтверждения сегодня, то завтра будет решать вопрос уже сугубо по собственному усмотрению.
Она повесила трубку на рычаг и глубоко вздохнула, пытаясь сосредоточиться. Краем глаза заметила, что офицер опустил газету и пристально смотрит на нее.
— Вера? — раздался незнакомый и в то же время какой-то знакомый голос. — Малкина?
Она повернулась к мужчине, который уже встал с дивана и сделал шаг в ее сторону. Первое, что Вера, по выработавшейся за годы службы привычке, заметила — звание и род войск. Генерал-майор. Сухопутные войска. Второй взгляд — общий вид. За время, проведенное среди множества мужчин в форме, Вера Леонидовна научилась мгновенно отличать хорошо сшитый мундир, прикрывающий нескладную фигуру, от действительно красивого сложения. Здесь явно просматривалась заслуга мундира. Офицер в генеральской форме был невысок и неказист.
И только третий взгляд — на лицо.
— Господи! — ахнула Вера. — Алик!
Они бросились друг к другу, крепко обнялись, расцеловались. Олег Верещагин, или просто Алик, с младшей сестрой которого Вера училась в одном классе и очень дружила. Верещагины жили в соседнем доме, и девочки, если не гуляли, то постоянно торчали или у них, или у Малкиных.
— Я тебя сперва по голосу опознал, — смеялся Олег. — Слышу — и думаю: надо же, как на Верку-Примерку похоже, даже интонации те же, вот же как бывает… А потом всмотрелся и понял, что это ты и есть. Верка-Примерка! Ты хоть помнишь, кто тебе это прозвище придумал?
— Конечно, помню, — счастливо улыбалась Вера. — Ты и придумал. Ты всегда смеялся надо мной, когда я пыталась Катюхе что-то объяснить на примерах.
— Между прочим, ты всегда отлично объясняла, а я дурак был, смеялся, прозвище придумал. Если бы не ты, Катька вообще непонятно как до конца школы дотянула бы.
— Да ладно, — смутилась Вера, — не преувеличивай. Боже мой, боже мой, Алик, ты — генерал! Поверить не могу.
— Почему? — удивился Верещагин. — Я что, с детства производил впечатление недоумка? Обижаешь, Верка-Примерка!
— Да нет, я не об этом… Просто живешь все время с ощущением, что ты еще молод, что у тебя все впереди и ты все успеешь, а потом встречаешь ровесника, смотришь, как многого он добился, и понимаешь, что ты сам уже далеко не молод. Ну рассказывай же, где ты, как ты?
— Служу в мотострелковых войсках, год назад вернулся из Афганистана, три года там провоевал, за боевые заслуги получил генерала, теперь учусь в Академии Генштаба. Видишь, как у меня все просто. Живу у Катьки, пока учусь. Отучусь — получу новое назначение и уеду куда-нибудь далеко.
— У Кати? — удивилась Вера. — А она что, в Москве? Я не знала. Мы с ней в последний раз общались очень давно, я еще даже замуж не вышла. Я думала, она по-прежнему в Ленинграде живет.
— Переехала пару лет назад. Ее сын женился на москвичке, а та возьми и роди сразу тройню. Представляешь, в какой ужас они впали? — рассмеялся генерал. — У девчонки родители молодые еще, работают, а Катерина в горячем цеху всю жизнь, ей пенсия раньше положена, вот они и распределили обязанности: сваты Катькины завербовались на Север, деньги зарабатывать, чтобы троих мальцов тянуть, а сестра моя обменяла родительскую квартиру на «двушку» в Москве и помогает сыну и невестке с детьми. Ну, и я до кучи к ней пристроился. Временно, конечно.
Подумать только! Катерина — уже бабушка… Настроение у Веры резко пошло вниз: люди в ее возрасте внуков нянчат, а она все никак кандидатскую не защитит, как будто ей тридцать пять лет. Стыдоба! В пятьдесят два года диссертацию писать! Курам на смех!
— Теперь ты мне про себя доложи, — потребовал Верещагин.
— Про меня скучно, — вздохнула Вера. — Дочку замуж сегодня выдаю, свадьба в соседнем зале, и это, пожалуй, единственное, что в моей жизни действительно хорошо. Все остальное более чем посредственно.
— Замужем, значит?
— Не значит, — улыбнулась она. — Давно в разводе. А ты?
— В двух.
— Что — в двух?
— В двух разводах. Дважды предпринимал попытки, но обе неудачные.
— Почему?
— Им не понравилось, — весело ответил Верещагин.
— А тебе?
— А я-то что? Я с удовольствием. Люблю жениться! Наверное, высоту для атаки выбирал неправильно.
— Дети есть?
— Не случилось.
Вера посмотрела на часы. Минуты перетекают одна в другую, и уже совсем скоро ей нужно перезвонить Всеволоду Андреевичу и дать ответ. Что ответить? Очень страшно давать обещания, если нет твердой уверенности, что сможешь выполнить.
Олег бросил на нее внимательный взгляд из-под густых, почти сросшихся на переносице бровей.
— Проблемы?
— Да…
— Докладывай, — потребовал он. — Только коротко и четко, ну, я ж помню, ты умеешь.
Ликвидация Центра. Высказывание министра. Переделка уже написанной и готовой к защите диссертации. Отсутствие рабочего места. Разруха дома. Вывод за штаты. Безработица и грозящее безденежье. Сжатые сроки. Необходимость принять решение в течение ближайших сорока пяти минут.
— Подполковник Потапова доклад окончила, — грустно завершила Вера Леонидовна свое повествование.
— Доложите о боеспособности личного состава.
— Чего?
— Как у тебя с выносливостью? — Верещагин перевел свой вопрос на более понятный язык. — Сможешь работать с утра до позднего вечера, и шесть часов на сон? Каждый день.
Каждый день с утра до позднего вечера без выходных — нормальный режим работы для следователя по особо важным делам, возглавляющего выездную следственную бригаду по сложному многоэпизодному делу. Сколько раз Вера проходила через такое! Правда, тогда она была несколько моложе… Ну ничего, не старуха еще, можно поднапрячься.
— Смогу.
— Сколько дней тебе потребуется на завершение текста, если действовать в таком режиме?
— Не знаю…
— Это не ответ, подполковник Потапова… Правильно я запомнил, ты теперь Потапова?
— Так точно! — рассмеялась Вера, удивляясь сама себе: в такой ситуации она, оказывается, сохранила способность шутить.
— Правильно отвечаешь, молодец, товарищ подполковник. Давай обратный отсчет: сколько дней нужно на то, чтобы собрать документы?
Вера быстро прикинула: часть документов, таких как, например, личный листок по учету кадров или справки о внедрениях, у нее есть, их переделывать не нужно. Все остальные документы нужно готовить заново, но уже не придется думать над формулировками, достаточно просто перепечатать то, что уже было подготовлено и многократно проверено и исправлено под бдительным оком ученого секретаря, изменив только название диссертационного исследования и некоторые слова. Пожалуй, за неделю она справится, даже если Баландин снова заставит что-то переделывать.
— Неделя, — твердо ответила она.
— Значит, восемнадцатое июня. Сколько времени нужно хорошей опытной машинистке, чтобы напечатать диссертацию начисто?