Блядь. Что я несу?
– Ты только что сказал, что мой рот, как у гея? – скептически интересуется он. – А что касается моего симпатичного личика и идеального тела… – он окидывает меня демонстративно оценивающим взглядом с такой неприкрытой агрессией, что меня пробирает озноб. – Могу сказать то же самое и о вас, доктор. Ты сам-то уверен, что не педик?
– Ни хрена! – рычу я, надеясь запугать его, как и он меня.
Кристина прыжком встает между нам как раз в тот момент, когда мы уже начинаем остывать.
– Пожалуйста, – кричит она. – Вы можете просто сесть и посмотреть фильм? Это все моя идея, и никто из вас не гей. Вы оба великолепные, с потрясающими телами, мужественные, умные, которых мне посчастливилось считать очень привлекательными. Но если вы будете продолжать в том же духе, может, мне стоит пойти в бар и подцепить каких-нибудь парней. Вряд ли, конечно, найду с такими же симпатичными личиками и идеальными телами, но, может, они будут заинтересованы в небольшом разврате с красивой и готовой к нему женщиной.
Это привлекает мое внимание, и гнев начинает спадать.
– Ты права, – я делаю пару глубоких вдохов и отступаю от Кори. – Мы отреагировали слишком остро. Просто ты меня немного застала врасплох всем этим.
– Меня тоже, – соглашается Кори, снова показывая ямочки.
Симпатичное личико и идеальное тело. Господи, я чувствую себя идиотом.
Мы садимся и пытаемся смотреть фильм. К этому моменту тройничок наших героев уже в разгаре. Цыпочка получает член в каждое местечко, и ей это нравится, или же она убедительно делает вид.
– Думаю, это может быть не так уж и плохо, – замечает Кори. – Может, наша реакция была бы не такой бурной, узнай мы друг друга получше, Бен. Я имею в виду, что никогда не думал о сексе втроем как о табу, а ты?
Я стараюсь придумать схожий ответ.
– Я вроде бы тоже. Никогда не считал его постыдным или извращением. Просто это ощущается как-то иначе… когда оно неизбежно.
– Неизбежно? – пищит от восторга Кристина. – Значит, это все-таки произойдет, верно?
Я возвращаю взгляд на экран, потом на Кристину и затем на Кори. Она ясно дала понять о своих намерениях, но вот о его я ничего не знаю.
– Дай мне пару дней обдумать.
Она улыбается, после чего выжидающе смотрит на Кори.
Он кивает.
– Ага, давай пару дней, чтобы почувствовать себя комфортнее друг с другом, а потом решим.
Кристина подпрыгивает на диване.
– Ура! У меня будет секс втроем с самыми горячими мужчинами на планете! – после чего виновато смотрит на меня. – Если вы решите, конечно.
Меня немного беспокоит, что моя девушка выглядит так чертовски взволнованной от перспективы появления еще одного мужчины в нашей постели, но еще больше меня беспокоит, что я всерьез рассматриваю эту возможность. Особенно если учесть, что собирался завтра с ней порвать. Где-то на подкорке у меня появляется предчувствие, что грядет что-то плохое, и я не в силах это остановить.
Глава З
Я не сдвинулся с места до полудня следующего дня, но к тому времени Кристина и Кори ушли. Я рад, что не пересекся с ними и не пришлось вести светские беседы. Интересно, Кристина отвезла его с утра перед своей работой или отправила пешком? До его мотель рукой подать, как и до всего остального в этом старомодном городе.
По дороге домой я проезжаю мимо того мотеля – тесное и жутковатое место, которое, кажется, не ремонтировали не один десяток лет. Я раньше и внимания на него не обращал. Так часто бывает, когда ты каждый день проходишь мимо чего-то, толком не замечая. А сейчас, глядя на него, все, о чем я могу думать, – это наркодилеры, проститутки и наемные убийцы. И содрогаюсь при мысли, что Кори ночует в такой гнусной дыре.
По переходу между двумя зданиями идет маленькая девочка с длинными каштановыми волосами. Она выглядит свежо и прелестно и никак не подходит этому месту. Это похоже на сцену из фильма ужасов, когда ты понимаешь: сейчас произойдет что-то чудовищное. Видеть ее здесь разрывает мое сердце. Ни один порядочный человек не должен тут жить, не то что ребенок.
Я отвожу взгляд, потому что у меня нет времени беспокоиться об этой хрени. Мне нужно домой, принять душ и морально подготовиться к ночной смене в больнице. Я должен быть в порядке перед своими пациентами. Быть с похмелья, вонять пивом и думать о беспризорных детях и о групповом сексе – это явно не в порядке. Мне нужно прийти в себя.
Мой дом пустой и тихий, и слишком большой для меня одного. Когда-нибудь в будущем, я надеюсь, у меня будет семья, но сейчас я будто нахожусь в Большом Каньоне. Большое пространство, в котором нет ничего, кроме воздуха, мебели и тишины. Приняв душ и одевшись, я валяюсь на диване с книгой, и, как обычно, пришел в норму, прежде чем отправиться в больницу.
В ER [отделение скорой помощи – прим. перев.] у меня сегодня особых дел нет. Я делаю обход, навещаю пациентов, поступивших в последние несколько дней, оценивая их прогресс. Выписав нескольких, вернулся в ER, где по-прежнему было относительно тихо. Вызовов не поступало, и я скрестил пальцы, чтоб и не было. Я бы никогда не стал желать ничего плохого другим людям, только чтобы это развеяло мою скуку.
– Я в ординаторскую, – говорю я сестрам. – Понадоблюсь – зовите.
– Ой, Кристина просила передать, чтобы вы позвонили, когда появится возможность, – говорит Джули, одна из моих лучших ночных медсестер.
Кивнув, я тащусь в скудно обставленную ординаторскую и падаю на кровать. Достаю телефон и набираю Кристину, опасаясь предстоящего разговора. Может, мне стоит придерживаться плана и бросить ее сегодня.
– Привет, малыш, – радостно говорит она, что никак не вяжется с моим настроением. – Просто хочу узнать, решили ли вы что-то с Кори.
– Господи, женщина, – смеюсь я. – Ты только об этом и думаешь?
– Хм-м-м… – она замолкает, и эта тишина растягивается до предела. Кристина не сказать что прям искрометный собеседник, но она сексуальная. А, как мне кажется, сексуально привлекательные женщины могут себе позволить быть немного скучными. Тем более что она умеет держать себя в обществе, – это отличное качество для жены врача.
Прекрати ее оправдывать, Бен.
– Ты когда-нибудь видела тот мотель? – спрашиваю я. – Я имею в виду, замечала ли на самом деле.
– Да, он отвратительный. Не могу поверить, что Кори там живет. Ему придется дважды вымыться, прежде чем он коснется моего тела.
– Я видел там маленькую девочку, Крис, – мое сердце сжимается от воспоминания ее невинной красоты, окруженной тьмой того ужасного места.
– Наверное, дочь какой-нибудь шлюхи. Слушай, я хотела успеть сегодня в магазин. Там меня ждет платье, а через двадцать минут они закрываются, так что у меня нет времени на разговоры.
– Конечно, сосредоточься на важном. Я немного посмотрю телевизор, пока не начнется сумасшествие. Ты же знаешь, обычно после десяти все будто с цепи срываются.
И вот наступает десять часов, и вместе с ними появляются ипохондрики или, как мы их называем, постоянные клиенты. В городе все уже закрыто, вот они и приходят в отделение неотложной помощи. Может, это просто затянувшаяся скука. Мне сейчас понятно это состояние, но при это ощущаю нетипичное для себя беспокойство, которое добавляет скука таких новых граней, что с ней тяжело справиться.
– У миссис Уотсон обезвоживание, – говорю я Джули. – Два литра кислорода и найди ей палату на ближайшие двадцать три часа. И сделай анализ крови на газы у мистера Франка.
– Да, сэр, – отвечает она и спешит выполнить мои указания.
Едва моя задница приземляется на стул за стойкой в приемной ER, как запищала рация.
– Пациент с сердечным приступом. Доставлен из собственного дома. Ждите расчетное время прибытия.
Я узнаю голос Кори. Эта ночь может оказаться для него чертовски тяжелой.
Мы все бежим готовиться к реанимации, поставив каталку у входа и зарядив дефибриллятор. Вот так и бывает в ночные смены. Сначала несколько часов скучно до смерти, а потом внезапно будто разверзаются небеса, и не понятно, как вообще можно успеть. Однажды у нас было два огнестрельных ранения и одно ножевое в живот одновременно. Два разных происшествия, и оба с летальным исходом, что для маленького городка невероятно странно.
Едва мы успели подготовить палату, женский голос в рации предупредил:
– Расчетное время прибытия: одна минута.
– Черт, как быстро, – бормочу я стоящей рядом медсестре. – Должно быть, плохо дело.
– Пациент без сознания, пульса нет, дыхания нет. Проводится СЛР, [сердечно-легочная реанимация, то есть искусственное дыхание и закрытый массаж сердца – прим. перев.] – продолжает женский голос.
Значит, это Кори делает СЛР. Я ловлю себя на том, что представляю, как он это делает, и прикидываю, отлично ли справляется, или же мне придется прожевать его и выплюнуть, как он сказал. Я невесело усмехаюсь про себя. У нас, медиков, нездоровое чувство юмора, которое к тому же появляется в неподходящее время. Издержки профессии.
Двери в скорую открываются, и женщина-фельдшер толкает колесные носилки. Ее имя я не помню, хотя она тут работает давно. Она работает с мешком Амбу [ручной аппарат для вентиляции легких – прим. перев.], соединенным с ларингеальной трубкой [обеспечивает вентиляцию легких – прим. перев.], плотно прилегающей к задней части глотки, пытаясь одновременно с этим толкать вперед носилки. Кори бежит рядом и делает непрямой массаж сердца. У него вспотело лицо и шея, но, наверное, больше от нервов, нежели от нагрузки.
Встретив их в дверях, я помогаю им втащить носилки в палату реанимации и закрываю штору. В своем воображении я снимаю то, что привык считать своим ледяным щитом, и мой мозг отключается от всего остального, кроме этой задачи: спасти жизнь этому человеку. Кори продолжает делать идеальный непрямой массаж сердца при скорости больше сотни в минуту. Он как машина, и его мышцы словно сделаны для такой работы. В нем нет ни капли суеты, только отчаянные попытки одного человека заставить другого жить,
Вбегает пульмонолог [специалист респираторной медицины, осуществляет среди прочего искусственную вентиляцию легких – прим. перев.] и подключает мешок Амбу к кислородному флоуметру, [измеряет скорость потока газов – прим. перев.] включает на сто процентов и сама берется за мешок. Джули вводит пациенту в руку эпинефрин внутривенно. Мой ночной персонал превосходно обучен. Ошибки стоят жизней, и мы не можем себе этого позволить, особенно когда речь идет о нашей маленькой больнице с недостаточным финансированием.
– Как давно он без сознания? – спрашиваю я у Кори, приготовив дефибриллятор.
– Две минуты, – тяжело дыша, отвечает он. – Жена позвонила в 911 с жалобой на его затрудненное дыхание и боль в груди. Как только мы въехали к ним во двор, он упал. У него еще был пульс, когда мы погружали его в машину, но минуту спустя уже потребовалась реанимация… Единственное, на что мне хватило времени, – это привязать его, интубировать и начать массаж СЛР.
Он продолжает ритмично нажимать на грудь мужчины с поражающей интенсивностью. А он сильный. Сильнее, чем любой врач или фельдшер, которого я когда-либо видел. Работает с полной отдачей, что впечатляет, ведь он новичок.
Я слышу, как в комнате ожидания жена пациента с плачем просит кого-нибудь сказать, что с ее мужем.
– Он ведь не умер, да? Он жив? – кричит она.
Терпеть не могу общаться с семьями, но я чувствую ответственность перед ними. Безусловно, это самая болезненная часть моей работы. Ведь в таких ситуациях члены семьи страдают больше самих пациентов. Мужчина на нашем столе без понятия, что происходит вокруг, а его жена в ужасе, какой трудно представить.
– Повезло, что он успел попасть к тебе, прежде чем у него остановилось сердце, да? – спрашиваю я Кори.
– Да, у него должен быть шанс.
– Появился ритм, – говорит Джули, и я сверяюсь с данными на экране.
– Так, у него фибрилляция желудочков, ребята. Буду дефибриллировать, – я нажимаю кнопку и слышу знакомый похожий на сирену звук заряженного прибора. – Разряд, – громко объявляю я, и все, тут же прекратив свои действия, делают шаг от каталки.
Мышцы тела пациента сокращаются от пропущенного сквозь него разряда тока. Даже после нескольких лет работы с остановкой сердца от этого спазма меня всякий раз бросает в дрожь.
– Возобновить СЛР, – едва волна тока исчезает, распоряжаюсь я, и все возвращаются назад, продолжая массаж сердца и подачу кислорода в следующие шестьдесят секунд. – Изменений нет. Дай амиодарон, – говорю я Джули, которая уже держит его наготове и заряжает в капельницу.
– Снова дефибриллирую, – говорю я, после того как спустя минуту ничего не изменилось. Аппарат снова заряжается с характерным звуком. – Разряд, – все отпрыгивают, и тело пациента снова подпрыгивает. Кори всегда отходит последним, до последней секунды не отпуская его грудную клетку. Это хорошо. Он понимает, что его работа – самая важная.
И в этот момент я начинаю волноваться. Прошло пять минут. Его кожа начинает бледнеть, и я отлично понимаю, о чем это говорит. Сейчас самый опасный момент, когда смерть становится все более возможной. Еще немного, и шансов его спасти совсем не останется. Мое сердце бьется сильно и быстро, словно это может компенсировать отсутствие сердцебиения у пациента. Черт. Я открываю рот потребовать еще СЛР, как вдруг раздается сигнал, и я смотрю на экран.
– Синусовый ритм, – подняв руку, я останавливаю Кори. – И он дышит самостоятельно. Установите режим assist-control [один из режимов работы аппарата искусственной вентиляции легких – прим. перев.], – пульмонолог запускает и настраивает аппарат. Словно прохладный душ, на меня накатывает облегчение, и я вижу то же самое на лицах членов моей команды.
Тыльной стороной предплечья Кори вытирает лоб от пота. Он отлично поработал для этого человека, и это того стоило.
Я поворачиваюсь к Джули, на лице которой за все время так и не появилось признаков беспокойства.
– Ты только что сказал, что мой рот, как у гея? – скептически интересуется он. – А что касается моего симпатичного личика и идеального тела… – он окидывает меня демонстративно оценивающим взглядом с такой неприкрытой агрессией, что меня пробирает озноб. – Могу сказать то же самое и о вас, доктор. Ты сам-то уверен, что не педик?
– Ни хрена! – рычу я, надеясь запугать его, как и он меня.
Кристина прыжком встает между нам как раз в тот момент, когда мы уже начинаем остывать.
– Пожалуйста, – кричит она. – Вы можете просто сесть и посмотреть фильм? Это все моя идея, и никто из вас не гей. Вы оба великолепные, с потрясающими телами, мужественные, умные, которых мне посчастливилось считать очень привлекательными. Но если вы будете продолжать в том же духе, может, мне стоит пойти в бар и подцепить каких-нибудь парней. Вряд ли, конечно, найду с такими же симпатичными личиками и идеальными телами, но, может, они будут заинтересованы в небольшом разврате с красивой и готовой к нему женщиной.
Это привлекает мое внимание, и гнев начинает спадать.
– Ты права, – я делаю пару глубоких вдохов и отступаю от Кори. – Мы отреагировали слишком остро. Просто ты меня немного застала врасплох всем этим.
– Меня тоже, – соглашается Кори, снова показывая ямочки.
Симпатичное личико и идеальное тело. Господи, я чувствую себя идиотом.
Мы садимся и пытаемся смотреть фильм. К этому моменту тройничок наших героев уже в разгаре. Цыпочка получает член в каждое местечко, и ей это нравится, или же она убедительно делает вид.
– Думаю, это может быть не так уж и плохо, – замечает Кори. – Может, наша реакция была бы не такой бурной, узнай мы друг друга получше, Бен. Я имею в виду, что никогда не думал о сексе втроем как о табу, а ты?
Я стараюсь придумать схожий ответ.
– Я вроде бы тоже. Никогда не считал его постыдным или извращением. Просто это ощущается как-то иначе… когда оно неизбежно.
– Неизбежно? – пищит от восторга Кристина. – Значит, это все-таки произойдет, верно?
Я возвращаю взгляд на экран, потом на Кристину и затем на Кори. Она ясно дала понять о своих намерениях, но вот о его я ничего не знаю.
– Дай мне пару дней обдумать.
Она улыбается, после чего выжидающе смотрит на Кори.
Он кивает.
– Ага, давай пару дней, чтобы почувствовать себя комфортнее друг с другом, а потом решим.
Кристина подпрыгивает на диване.
– Ура! У меня будет секс втроем с самыми горячими мужчинами на планете! – после чего виновато смотрит на меня. – Если вы решите, конечно.
Меня немного беспокоит, что моя девушка выглядит так чертовски взволнованной от перспективы появления еще одного мужчины в нашей постели, но еще больше меня беспокоит, что я всерьез рассматриваю эту возможность. Особенно если учесть, что собирался завтра с ней порвать. Где-то на подкорке у меня появляется предчувствие, что грядет что-то плохое, и я не в силах это остановить.
Глава З
Я не сдвинулся с места до полудня следующего дня, но к тому времени Кристина и Кори ушли. Я рад, что не пересекся с ними и не пришлось вести светские беседы. Интересно, Кристина отвезла его с утра перед своей работой или отправила пешком? До его мотель рукой подать, как и до всего остального в этом старомодном городе.
По дороге домой я проезжаю мимо того мотеля – тесное и жутковатое место, которое, кажется, не ремонтировали не один десяток лет. Я раньше и внимания на него не обращал. Так часто бывает, когда ты каждый день проходишь мимо чего-то, толком не замечая. А сейчас, глядя на него, все, о чем я могу думать, – это наркодилеры, проститутки и наемные убийцы. И содрогаюсь при мысли, что Кори ночует в такой гнусной дыре.
По переходу между двумя зданиями идет маленькая девочка с длинными каштановыми волосами. Она выглядит свежо и прелестно и никак не подходит этому месту. Это похоже на сцену из фильма ужасов, когда ты понимаешь: сейчас произойдет что-то чудовищное. Видеть ее здесь разрывает мое сердце. Ни один порядочный человек не должен тут жить, не то что ребенок.
Я отвожу взгляд, потому что у меня нет времени беспокоиться об этой хрени. Мне нужно домой, принять душ и морально подготовиться к ночной смене в больнице. Я должен быть в порядке перед своими пациентами. Быть с похмелья, вонять пивом и думать о беспризорных детях и о групповом сексе – это явно не в порядке. Мне нужно прийти в себя.
Мой дом пустой и тихий, и слишком большой для меня одного. Когда-нибудь в будущем, я надеюсь, у меня будет семья, но сейчас я будто нахожусь в Большом Каньоне. Большое пространство, в котором нет ничего, кроме воздуха, мебели и тишины. Приняв душ и одевшись, я валяюсь на диване с книгой, и, как обычно, пришел в норму, прежде чем отправиться в больницу.
В ER [отделение скорой помощи – прим. перев.] у меня сегодня особых дел нет. Я делаю обход, навещаю пациентов, поступивших в последние несколько дней, оценивая их прогресс. Выписав нескольких, вернулся в ER, где по-прежнему было относительно тихо. Вызовов не поступало, и я скрестил пальцы, чтоб и не было. Я бы никогда не стал желать ничего плохого другим людям, только чтобы это развеяло мою скуку.
– Я в ординаторскую, – говорю я сестрам. – Понадоблюсь – зовите.
– Ой, Кристина просила передать, чтобы вы позвонили, когда появится возможность, – говорит Джули, одна из моих лучших ночных медсестер.
Кивнув, я тащусь в скудно обставленную ординаторскую и падаю на кровать. Достаю телефон и набираю Кристину, опасаясь предстоящего разговора. Может, мне стоит придерживаться плана и бросить ее сегодня.
– Привет, малыш, – радостно говорит она, что никак не вяжется с моим настроением. – Просто хочу узнать, решили ли вы что-то с Кори.
– Господи, женщина, – смеюсь я. – Ты только об этом и думаешь?
– Хм-м-м… – она замолкает, и эта тишина растягивается до предела. Кристина не сказать что прям искрометный собеседник, но она сексуальная. А, как мне кажется, сексуально привлекательные женщины могут себе позволить быть немного скучными. Тем более что она умеет держать себя в обществе, – это отличное качество для жены врача.
Прекрати ее оправдывать, Бен.
– Ты когда-нибудь видела тот мотель? – спрашиваю я. – Я имею в виду, замечала ли на самом деле.
– Да, он отвратительный. Не могу поверить, что Кори там живет. Ему придется дважды вымыться, прежде чем он коснется моего тела.
– Я видел там маленькую девочку, Крис, – мое сердце сжимается от воспоминания ее невинной красоты, окруженной тьмой того ужасного места.
– Наверное, дочь какой-нибудь шлюхи. Слушай, я хотела успеть сегодня в магазин. Там меня ждет платье, а через двадцать минут они закрываются, так что у меня нет времени на разговоры.
– Конечно, сосредоточься на важном. Я немного посмотрю телевизор, пока не начнется сумасшествие. Ты же знаешь, обычно после десяти все будто с цепи срываются.
И вот наступает десять часов, и вместе с ними появляются ипохондрики или, как мы их называем, постоянные клиенты. В городе все уже закрыто, вот они и приходят в отделение неотложной помощи. Может, это просто затянувшаяся скука. Мне сейчас понятно это состояние, но при это ощущаю нетипичное для себя беспокойство, которое добавляет скука таких новых граней, что с ней тяжело справиться.
– У миссис Уотсон обезвоживание, – говорю я Джули. – Два литра кислорода и найди ей палату на ближайшие двадцать три часа. И сделай анализ крови на газы у мистера Франка.
– Да, сэр, – отвечает она и спешит выполнить мои указания.
Едва моя задница приземляется на стул за стойкой в приемной ER, как запищала рация.
– Пациент с сердечным приступом. Доставлен из собственного дома. Ждите расчетное время прибытия.
Я узнаю голос Кори. Эта ночь может оказаться для него чертовски тяжелой.
Мы все бежим готовиться к реанимации, поставив каталку у входа и зарядив дефибриллятор. Вот так и бывает в ночные смены. Сначала несколько часов скучно до смерти, а потом внезапно будто разверзаются небеса, и не понятно, как вообще можно успеть. Однажды у нас было два огнестрельных ранения и одно ножевое в живот одновременно. Два разных происшествия, и оба с летальным исходом, что для маленького городка невероятно странно.
Едва мы успели подготовить палату, женский голос в рации предупредил:
– Расчетное время прибытия: одна минута.
– Черт, как быстро, – бормочу я стоящей рядом медсестре. – Должно быть, плохо дело.
– Пациент без сознания, пульса нет, дыхания нет. Проводится СЛР, [сердечно-легочная реанимация, то есть искусственное дыхание и закрытый массаж сердца – прим. перев.] – продолжает женский голос.
Значит, это Кори делает СЛР. Я ловлю себя на том, что представляю, как он это делает, и прикидываю, отлично ли справляется, или же мне придется прожевать его и выплюнуть, как он сказал. Я невесело усмехаюсь про себя. У нас, медиков, нездоровое чувство юмора, которое к тому же появляется в неподходящее время. Издержки профессии.
Двери в скорую открываются, и женщина-фельдшер толкает колесные носилки. Ее имя я не помню, хотя она тут работает давно. Она работает с мешком Амбу [ручной аппарат для вентиляции легких – прим. перев.], соединенным с ларингеальной трубкой [обеспечивает вентиляцию легких – прим. перев.], плотно прилегающей к задней части глотки, пытаясь одновременно с этим толкать вперед носилки. Кори бежит рядом и делает непрямой массаж сердца. У него вспотело лицо и шея, но, наверное, больше от нервов, нежели от нагрузки.
Встретив их в дверях, я помогаю им втащить носилки в палату реанимации и закрываю штору. В своем воображении я снимаю то, что привык считать своим ледяным щитом, и мой мозг отключается от всего остального, кроме этой задачи: спасти жизнь этому человеку. Кори продолжает делать идеальный непрямой массаж сердца при скорости больше сотни в минуту. Он как машина, и его мышцы словно сделаны для такой работы. В нем нет ни капли суеты, только отчаянные попытки одного человека заставить другого жить,
Вбегает пульмонолог [специалист респираторной медицины, осуществляет среди прочего искусственную вентиляцию легких – прим. перев.] и подключает мешок Амбу к кислородному флоуметру, [измеряет скорость потока газов – прим. перев.] включает на сто процентов и сама берется за мешок. Джули вводит пациенту в руку эпинефрин внутривенно. Мой ночной персонал превосходно обучен. Ошибки стоят жизней, и мы не можем себе этого позволить, особенно когда речь идет о нашей маленькой больнице с недостаточным финансированием.
– Как давно он без сознания? – спрашиваю я у Кори, приготовив дефибриллятор.
– Две минуты, – тяжело дыша, отвечает он. – Жена позвонила в 911 с жалобой на его затрудненное дыхание и боль в груди. Как только мы въехали к ним во двор, он упал. У него еще был пульс, когда мы погружали его в машину, но минуту спустя уже потребовалась реанимация… Единственное, на что мне хватило времени, – это привязать его, интубировать и начать массаж СЛР.
Он продолжает ритмично нажимать на грудь мужчины с поражающей интенсивностью. А он сильный. Сильнее, чем любой врач или фельдшер, которого я когда-либо видел. Работает с полной отдачей, что впечатляет, ведь он новичок.
Я слышу, как в комнате ожидания жена пациента с плачем просит кого-нибудь сказать, что с ее мужем.
– Он ведь не умер, да? Он жив? – кричит она.
Терпеть не могу общаться с семьями, но я чувствую ответственность перед ними. Безусловно, это самая болезненная часть моей работы. Ведь в таких ситуациях члены семьи страдают больше самих пациентов. Мужчина на нашем столе без понятия, что происходит вокруг, а его жена в ужасе, какой трудно представить.
– Повезло, что он успел попасть к тебе, прежде чем у него остановилось сердце, да? – спрашиваю я Кори.
– Да, у него должен быть шанс.
– Появился ритм, – говорит Джули, и я сверяюсь с данными на экране.
– Так, у него фибрилляция желудочков, ребята. Буду дефибриллировать, – я нажимаю кнопку и слышу знакомый похожий на сирену звук заряженного прибора. – Разряд, – громко объявляю я, и все, тут же прекратив свои действия, делают шаг от каталки.
Мышцы тела пациента сокращаются от пропущенного сквозь него разряда тока. Даже после нескольких лет работы с остановкой сердца от этого спазма меня всякий раз бросает в дрожь.
– Возобновить СЛР, – едва волна тока исчезает, распоряжаюсь я, и все возвращаются назад, продолжая массаж сердца и подачу кислорода в следующие шестьдесят секунд. – Изменений нет. Дай амиодарон, – говорю я Джули, которая уже держит его наготове и заряжает в капельницу.
– Снова дефибриллирую, – говорю я, после того как спустя минуту ничего не изменилось. Аппарат снова заряжается с характерным звуком. – Разряд, – все отпрыгивают, и тело пациента снова подпрыгивает. Кори всегда отходит последним, до последней секунды не отпуская его грудную клетку. Это хорошо. Он понимает, что его работа – самая важная.
И в этот момент я начинаю волноваться. Прошло пять минут. Его кожа начинает бледнеть, и я отлично понимаю, о чем это говорит. Сейчас самый опасный момент, когда смерть становится все более возможной. Еще немного, и шансов его спасти совсем не останется. Мое сердце бьется сильно и быстро, словно это может компенсировать отсутствие сердцебиения у пациента. Черт. Я открываю рот потребовать еще СЛР, как вдруг раздается сигнал, и я смотрю на экран.
– Синусовый ритм, – подняв руку, я останавливаю Кори. – И он дышит самостоятельно. Установите режим assist-control [один из режимов работы аппарата искусственной вентиляции легких – прим. перев.], – пульмонолог запускает и настраивает аппарат. Словно прохладный душ, на меня накатывает облегчение, и я вижу то же самое на лицах членов моей команды.
Тыльной стороной предплечья Кори вытирает лоб от пота. Он отлично поработал для этого человека, и это того стоило.
Я поворачиваюсь к Джули, на лице которой за все время так и не появилось признаков беспокойства.