Банки, страховые компании, федеральные агентства, представительства промышленных гигантов — вывески на небоскребах пестрели знакомыми названиями, с которыми прежде приходилось сталкиваться по большей части виртуально. А теперь они все были рядом — можно было зайти в здание JP Morgan Chase и потребовать свидания с его президентом! Конечно, многие из них имели свои отделения, представительства и филиалы и в Луисвилле, в Гонолулу и даже во Франкфорте, но там все выглядело как-то… по-домашнему, что ли? Мило и провинциально. Здесь же передо мной воочию поднялся тот самый «спрут американского империализма»! И кое-какие его части уже принадлежали мне!
А во всем другом Чикаго был фантастически не похож на те большие города, что мне довелось повидать — Москву, Ленинград, Гавану. И здесь, как ни в каком другом месте, чувствовался ритм деловой жизни — она прямо-таки кипела. Совсем не как в Москве, где каждый занимался своим делом. Нет, здесь все пересекались, звонили, встречались, решали — энергия била ключом во все стороны, и на этой животворной энергии вырастали знаменитые чикагские небоскребы: Уиллис-Тауэр, Аон центр, Джон Хэнкок, Plaza IBM, стоящий на отшибе Лэйк Пойнт Тауэр, похожий на «книжку» СЭВ, только больше и черный, красное здание корпорации CNA и несколько десятков других. Каждая громадина была со своим именем, за которым стояли деньги, слава, сила!
Изогнутый фасад 60-этажной Чейз Тауэр на Дирборн-стрит, 10, где обитали ребята из Office work and secrecy, внизу был похож на настоящий муравейник: толпы народа сновали во всех направлениях. И на вопросы явного деревенщины чикагцы реагировали как на назойливую муху: пожимали плечами и бежали дальше. А может быть, и в самом деле не знали — были такими же, как и я — приезжими? Голова шла кругом от навалившихся впечатлений.
Мне все рассказал габаритный чернокожий охранник в вестибюле Чейз Тауэр, созвонился с нужным офисом и даже посадил меня на подходящий лифт.
В светлом офисе на тридцать девятом этаже меня ждала мисс О'Лири — рыженькая невысокая девушка с явными ирландскими корнями, видными не только по фамилии. Бледнокожая и румяная, про таких говорят — кровь с молоком, она выглядела, словно ожившая иллюстрация к какой-нибудь саге о фоморах или племенах дану.
— Мистер Саура? — Ее голубые глаза скользнули по моим джинсам, водолазке и клетчатому пиджаку: я совсем не производил впечатления преуспевающего бизнесмена.
— Да, мисс.
— Идите за мной, — она резко повернулась, отчего ее черная юбка взметнулась немного вверх, открыв вид на тонкие коленки, обтянутые черными колготками.
Мы прошли по узкому проходу между столами, за каждым из которых сидели такие же симпатичные молоденькие девицы и непрерывно что-то говорили в укрепленные на головах гарнитуры.
— Мистер Старк ждет вас. — Мисс О'Лири открыла передо мной стеклянную дверь, снизу до половины матовую, выше совершенно прозрачную.
В комнате размером двадцать на двадцать футов стоял обычный конторский стол, и за ним сидел тот самый мистер Старк, с которым я созванивался о встрече. Обычный состоятельный американец — с медным оттенком блондинистых волос. Не красноватым, а с зеленовато-серым — бывает и такая медь. На памятниках. В остальном — просто полноватый улыбчивый поклонник учения Карнеги, следящий за зубами и пробором на голове более, чем за состоянием желудка: на столе стоял набор из «Макдональдс» и были рассыпаны пластинки жвачки Orbit, еще валялись коробочка с зубной нитью, прыскалка для свежести во рту, две баночки зубочисток.
— Здравствуйте, мистер Саура! — неожиданно глубоким баритоном — по телефону этого не чувствовалось — поприветствовал меня толстячок. — А мы уже заждались! Очень рад! Очень! Меня зовут Джейсон. Джейсон Старк.
Он представился почти как Бонд. Джеймс Бонд. Только что на пальцы не подул, сдувая воображаемый дымок из воображаемого пистолета.
— Здравствуйте, — просто сказал я. — Вот, приехал решить вопросы с парнями с биржи. Знаете, Чарли погиб год назад…
— Да-да-да, — скорбно отозвался Джейсон Старк. — Такая потеря.
Мне не очень были понятны его страдания — какое ему дело до какого-то кентуккийца?
— Мы ведь даже немного дружили с Чарли, — поделился Старк. Врал, наверное. — Недолго, правда, но зато очень… качественно! Ну да ладно, — он сделал жест, словно смахнул слезу, — мир праху его. Хороший был человек. Да. Но после него остались некоторые дела.
— Вот-вот. Не могли бы вы мне помочь, мистер Старк…
— Конечно! Я уже созвонился, и завтра нас ждут. На саму биржу, на La Salle street 440, мы не пойдем, там делать нечего, но завтра в обед в итальянском ресторане «Тутто» — это рядом с биржей, нас встретят. Еще я взял на себя смелость заказать вам номер в «Барнхэм-отеле». Это здесь недалеко, — он показал пальцем за спину. — Практически в соседнем доме. Мисс О'Лири вас проводит. Она у нас новенькая, смущается, не обижайте мне девочку! — Он хитро прищурился и погрозил мне указательным пальцем. — А вечером я за вами зайду, покажу вам ночной Чикаго. Лучше, конечно, смотреть на него летом или весной, но и сейчас он тоже хорош.
Расстались со Старком мы практически друзьями. Он пообещал мне партию в снукер, а я ему — научить пить бурбон по-кентуккийски. Правда, я сам не очень знал, как это, но до вечера надеялся что-то придумать. Или позвонить Фрэнку — уж у того всяких уловок в загашнике было несчетно.
Мисс О'Лири на пару минут заскочила к боссу и вышла от него покрасневшей, будто получила хороший нагоняй.
— Мистер Саура, я провожу вас до гостиницы, — ее каблуки зацокали впереди меня.
На выходе из офиса она накинула на плечи черное пальтишко, сделавшее ее похожей на какую-то смешную птичку — маленькую и красноголовую.
Мы молчали в лифте, молчали, когда вышли из Чейз Тауэр, не разговаривая, дошли до Стейт-стрит, повернули на нее и через сотню шагов вошли в «Барнхэм-отель». Его четырнадцатиэтажная башенка вырастала из угла более обширного здания — Relians Building, в стенах которого нашли себе место и Чикагский театр, и местная радиостанция CBS, и еще десяток известных организаций.
Мисс О'Лири остановилась у стойки регистрации — монументальной, обитой по фасаду кожей, с полированной до зеркального блеска столешницей. Она о чем-то разговаривала с портье, а я глазел по сторонам, удивляясь царящей здесь роскоши.
Еще минут через десять мы поднялись в номер — он оказался двухкомнатным. Угловым на седьмом этаже. В гостиной два окна (почти от пола и до потолка) в смежных стенах выходили на разные улицы — и это было очень необычным. Тяжелые темные портьеры, стеклянные двери, кушетка на изогнутых ножках, круглый стол темного дерева — все выглядело дорого и основательно. Это Захар намотался в своих путешествиях, а я выехал из Кентукки едва ли не в первый раз. Не считать же путешествием поездку в СССР? И каким бы я ни был патриотом своей страны, но то, что было в гостинице «Россия», и то, что я видел сейчас перед собой, различалось как небо и земля. Правда, и цена существенно отличалась.
— Будут ли какие-то пожелания, мистер Саура? — стоявшая на пороге номера мисс О'Лири видимо, получила какие-то инструкции, запрещающие ей оставлять меня одного.
— Как вас зовут, мисс? — я положил свою маленькую дорожную сумку в шкаф.
— Оссия, мистер Саура.
— Это ирландское имя? Что оно значит?
— Я бы не хотела об этом говорить.
— И все же? Ведь ирландские имена имеют смысл? Это не английские Джон, Том, Николас, Мэри. Я прошу вас. Если уж Джейсон назначил вас гидом, вы должны всячески помогать мне в этом городе.
— Маленькая олениха, — она теперь смотрела в пол, а щеки стремительно краснели.
Бывают такие люди, что от малейшей неловкости начинают чувствовать себя неуютно. Видимо, Оссия была как раз из таких.
— Замечательно, — одобрил я выбор ее родителей. И тут же соврал: — Я знавал одного араба, его звали Сафар. Он утверждал, что был назван в честь месяца в календаре. Вообразите себе, что, допустим, меня назвали бы родители Февралем. Вот это странно, а Оссия — даже романтично.
— Так звали бабушку, — развела руки мисс О'Лири. — А в школе меня все называли Дабл-Оу. Оссия О'Лири. И сейчас так зовут.
Я посмотрел в окно и сказал:
— А меня зовут Серхио. Друзья называют Сардж. Но у меня их немного. — Не знаю, зачем я добавил последнее. — Мисс Оссия, вы не покажете мне окрестности моего жилища? Чтоб не заблудиться случайно?
— Здесь невозможно заблудиться, — рассудительно сказала она. — Все параллельно и перпендикулярно. Всюду указатели и вывески. И всегда много людей.
— Может быть, тогда перекусим? Я после долгой дороги немного голоден. Порекомендуете что-нибудь?
Она согласилась и привела меня в какой-то итальянский ресторанчик. Впрочем, здесь каждый второй ресторан был итальянским.
После то ли полдника, то ли раннего ужина я уговорил Оссию показать мне знаменитую набережную реки Чикаго.
Уже темнело и становилось прохладно. Моя провожатая ежилась на ветру, но отважно вела меня к реке. В зданиях зажглись окна, и все эти дома-утесы раскрасились светляками огней, создающими почему-то новогоднее настроение.
До набережной оказалось совсем недалеко — каких-то десять минут быстрой ходьбы, считая и остановки на светофорах.
И несмотря на то, что порядком продрог, а Оссия так и просто стучала зубами от холода, я не пожалел, что увидел это место! Где-то я слышал, что в Ленинграде больше пяти сотен мостов. Очень может быть, и так. Не считал. Но в Чикаго каждая улица в Лупе имела свой отдельный мост! И перпендикулярные и параллельные! Мосты через каждую сотню шагов. А вокруг светящиеся коробки небоскребов — по-настоящему завораживающее зрелище. Ничего подобного мне видеть прежде еще не доводилось, и я, стоя возле громадины здания Лео Барнетта, вдруг понял масштабы своей авантюры.
Они ведь просто так не отдадут мне возможность строить подобные Лупы в Москве, Ленинграде и Свердловске. Нипочем не отдадут. И будет драка.
Наверное, такое ощущение должно возникать у альпинистов, впервые восходящих на Эверест — масштабы реальности внезапно становятся вещественными и поражают воображение: вершина горы уходит куда-то в космические выси, и начинаешь чувствовать себя мелкой букашкой. Меня в тот момент одолевали именно такие чувства. Я даже попросил Оссию ущипнуть меня. Скорее всего, она решила, что так меня — робкого провинциала — потряс вид ночного мегаполиса. Но это было немножко другое: я сам себе не верил, что решился бросить вызов хозяевам всего того великолепия, что развернулось передо мной.
Я проводил Оссию до метро: она спустилась на станцию «Лейк», замерзшая и немножко раздраженная. Прощание вышло каким-то скомканным: толпа народа, спешащая по своим делам, разорвала наше робкое рукопожатие и скрыла от меня тоненькую фигурку Оссии за множеством спин.
У стойки регистрации в отеле меня ждал Джейсон Старк.
— Сардж, ну где же ты ходишь, старина? — воскликнул он, едва меня заметив. — Я уже думал, что придется отложить намеченную программу на завтра! Осмотрелся?
— Да, спасибо, Джейсон. Мисс О'Лири показала мне набережную.
— А ты не теряешься, хитрый табаковод! — обрадовался Старк. — За это нужно выпить!
Он поймал такси и повез меня куда-то на юго-восток, где было «приличное заведение со снукером».
Бильярдный кий я взял в руки впервые. Понятно, что оказать сколько-нибудь серьезное сопротивления умелому Старку у меня не вышло. Хоть он и старался, умело подставляя мне очень простые шары. Как я ни пытался копировать его стойку, манеру держать кий и тщательно прицеливаться — красные шары летели во все стороны, кроме нужных. Цветные падали в лузы и снова почему-то выставлялись. Пояснения сложных правил еще больше меня запутали. Наилучший результат дало простое следование подсказкам Джейсона. Он показывал мне, каким шаром куда бить, где ждать «выхода» и прочие премудрости, которые почему-то плохо запоминались.
После двух партий, проигранных мною с каким-то неприличным счетом, Джейсон отобрал у меня кий и повесил его на стену.
И мы поехали в стриптиз-клуб.
По дороге Старк поведал мне, что вот уже пару лет как развелся и теперь чувствует себя снова молодым, счастливым и кому-то нужным. Что мужчину делают состоявшимся не семья и дети — это женский удел, а собственные успехи. В бизнесе, творчестве, спорте или в чем-то другом — мест для приложения сил масса! Но только не семья. Семейный человек, по мнению Старка, был обречен вести полурастительное существование — бесполезное и бестолковое.
— Слушать все эти бабские заморочки и считать тот бред, что они придумывают на пустом месте, за откровения свыше? Дом — работа — дом — работа. Как маятник в часах! Ну кому это нужно, Сардж? Разве сэр Фрэнсис Дрейк был женат, когда вел свою «Золотую антилопу» через Мировой океан? Разве мы что-то слышали о супруге сэра Уинстона Черчилля? Разве кто-то бы знал о жене Сталина, если бы он ее не убил? Единственное зло на этой земле — бабы! — откровенничал Старк. — Любой женатый человек, добившийся чего-то, мог бы стать в тысячу раз успешнее, если бы не женился! Я вообще признаю только один вид брака — когда руку богатой наследницы отдают энергичному профессионалу, способному удержать на плаву семейное дело, а то и приумножить его. Поверь мне, Сардж, знаю, о чем говорю: у меня самого две дочери остались с Мэгги, удави ее дьявол!
Я просто улыбался — мне были безразличны его взгляды на эту сторону жизни.
Еще часа два мы с ним слонялись по ночным клубам — мне это тоже было в новинку, да и занятно, а Джейсон чувствовал себя как рыба в воде. Потом, ближе к полуночи, сославшись на усталость после дороги, я уехал в свой отель, договорившись со Старком встретиться в ресторане «Тутто» за полчаса до полудня.
Следующий день оказался дождливым. У портье нашелся зонт для постояльцев, и я, шлепая по лужам, пошел на встречу.
Теперь Чикаго не производил того впечатления, что чуть не раздавило меня прошлым вечером. Да и был он — деловой центр — не так уж и велик. Небольшой островок циклопической застройки, всего три мили на полторы, посреди полей двухэтажных жилых домов простых работяг. Ну, разумеется, еще заводы, электростанции, пирсы, театры, музеи, немножко парков и дороги. Вот и весь город.
Старк пришел раньше. А может быть, с утра отпивался здесь чаем после вчерашнего карнавала. Он успел немного поохать, вспоминая наиболее яркие фрагменты удавшегося вечера. Потом к столику подошли два гладко выбритых джентльмена — в ладно пригнанных пиджаках, обоим слегка за тридцать, в глазах сталь и вселенская усталость.
— Сэм Фишер, — представился тот, что был повыше. И протянул мне визитку.
— Том Снайл, — сказал второй, чуть постарше, с тонким шрамом на носу. И в моей руке оказалась вторая визитка, на которой значилось «Томас Снайл, вице-президент „Чиверс и Кº“» — важная птица.
И я знал этого человека. Почти так же хорошо, как Захара. Но не в прошлом, а в будущем.
Мы со Старком тоже назвали свои имена, после чего мистер Снайл заказал два кофе и какой-то десерт.
— Итак, мистер Саура, насколько мы поняли, дела некоторых наших клиентов, — он назвал несколько фамилий, — уполномочены вести вы?
— Вел до недавнего времени, — уточнил я. — Сейчас счета этих людей будут закрываться, и деньги будут переведены в один из наших банков. Думаю, распоряжения на этот счет вы получите еще до конца текущего года.
— Вот как? Если я правильно понимаю, то общая сумма на этих счетах, — он щелкнул пальцами, и в его руке оказался листок, поданный Фишером, — составляет что-то около семидесяти пяти миллионов?
— Трудно сказать. У меня нет точной цифры, — я сделал вид, что не владею информацией. — Вы же понимаете, что я всего лишь посредник, имеющий свои небольшие комиссионные?
— По размеру комиссионного вознаграждения очень легко определить общее количество имеющихся в управлении средств.
— Верно, — согласился я. — И все равно у меня нет точной цифры. Да и важно ли это?
— Не очень. Нас больше заботит причина, по которой ваши и наши клиенты безболезненно пережили всеобщий крах. Поделитесь?
Я задумался. У Снайла была интересная манера вести разговор: он его именно вел, напирая на собеседника, склоняя к нужному направлению. Я так не умел.
А во всем другом Чикаго был фантастически не похож на те большие города, что мне довелось повидать — Москву, Ленинград, Гавану. И здесь, как ни в каком другом месте, чувствовался ритм деловой жизни — она прямо-таки кипела. Совсем не как в Москве, где каждый занимался своим делом. Нет, здесь все пересекались, звонили, встречались, решали — энергия била ключом во все стороны, и на этой животворной энергии вырастали знаменитые чикагские небоскребы: Уиллис-Тауэр, Аон центр, Джон Хэнкок, Plaza IBM, стоящий на отшибе Лэйк Пойнт Тауэр, похожий на «книжку» СЭВ, только больше и черный, красное здание корпорации CNA и несколько десятков других. Каждая громадина была со своим именем, за которым стояли деньги, слава, сила!
Изогнутый фасад 60-этажной Чейз Тауэр на Дирборн-стрит, 10, где обитали ребята из Office work and secrecy, внизу был похож на настоящий муравейник: толпы народа сновали во всех направлениях. И на вопросы явного деревенщины чикагцы реагировали как на назойливую муху: пожимали плечами и бежали дальше. А может быть, и в самом деле не знали — были такими же, как и я — приезжими? Голова шла кругом от навалившихся впечатлений.
Мне все рассказал габаритный чернокожий охранник в вестибюле Чейз Тауэр, созвонился с нужным офисом и даже посадил меня на подходящий лифт.
В светлом офисе на тридцать девятом этаже меня ждала мисс О'Лири — рыженькая невысокая девушка с явными ирландскими корнями, видными не только по фамилии. Бледнокожая и румяная, про таких говорят — кровь с молоком, она выглядела, словно ожившая иллюстрация к какой-нибудь саге о фоморах или племенах дану.
— Мистер Саура? — Ее голубые глаза скользнули по моим джинсам, водолазке и клетчатому пиджаку: я совсем не производил впечатления преуспевающего бизнесмена.
— Да, мисс.
— Идите за мной, — она резко повернулась, отчего ее черная юбка взметнулась немного вверх, открыв вид на тонкие коленки, обтянутые черными колготками.
Мы прошли по узкому проходу между столами, за каждым из которых сидели такие же симпатичные молоденькие девицы и непрерывно что-то говорили в укрепленные на головах гарнитуры.
— Мистер Старк ждет вас. — Мисс О'Лири открыла передо мной стеклянную дверь, снизу до половины матовую, выше совершенно прозрачную.
В комнате размером двадцать на двадцать футов стоял обычный конторский стол, и за ним сидел тот самый мистер Старк, с которым я созванивался о встрече. Обычный состоятельный американец — с медным оттенком блондинистых волос. Не красноватым, а с зеленовато-серым — бывает и такая медь. На памятниках. В остальном — просто полноватый улыбчивый поклонник учения Карнеги, следящий за зубами и пробором на голове более, чем за состоянием желудка: на столе стоял набор из «Макдональдс» и были рассыпаны пластинки жвачки Orbit, еще валялись коробочка с зубной нитью, прыскалка для свежести во рту, две баночки зубочисток.
— Здравствуйте, мистер Саура! — неожиданно глубоким баритоном — по телефону этого не чувствовалось — поприветствовал меня толстячок. — А мы уже заждались! Очень рад! Очень! Меня зовут Джейсон. Джейсон Старк.
Он представился почти как Бонд. Джеймс Бонд. Только что на пальцы не подул, сдувая воображаемый дымок из воображаемого пистолета.
— Здравствуйте, — просто сказал я. — Вот, приехал решить вопросы с парнями с биржи. Знаете, Чарли погиб год назад…
— Да-да-да, — скорбно отозвался Джейсон Старк. — Такая потеря.
Мне не очень были понятны его страдания — какое ему дело до какого-то кентуккийца?
— Мы ведь даже немного дружили с Чарли, — поделился Старк. Врал, наверное. — Недолго, правда, но зато очень… качественно! Ну да ладно, — он сделал жест, словно смахнул слезу, — мир праху его. Хороший был человек. Да. Но после него остались некоторые дела.
— Вот-вот. Не могли бы вы мне помочь, мистер Старк…
— Конечно! Я уже созвонился, и завтра нас ждут. На саму биржу, на La Salle street 440, мы не пойдем, там делать нечего, но завтра в обед в итальянском ресторане «Тутто» — это рядом с биржей, нас встретят. Еще я взял на себя смелость заказать вам номер в «Барнхэм-отеле». Это здесь недалеко, — он показал пальцем за спину. — Практически в соседнем доме. Мисс О'Лири вас проводит. Она у нас новенькая, смущается, не обижайте мне девочку! — Он хитро прищурился и погрозил мне указательным пальцем. — А вечером я за вами зайду, покажу вам ночной Чикаго. Лучше, конечно, смотреть на него летом или весной, но и сейчас он тоже хорош.
Расстались со Старком мы практически друзьями. Он пообещал мне партию в снукер, а я ему — научить пить бурбон по-кентуккийски. Правда, я сам не очень знал, как это, но до вечера надеялся что-то придумать. Или позвонить Фрэнку — уж у того всяких уловок в загашнике было несчетно.
Мисс О'Лири на пару минут заскочила к боссу и вышла от него покрасневшей, будто получила хороший нагоняй.
— Мистер Саура, я провожу вас до гостиницы, — ее каблуки зацокали впереди меня.
На выходе из офиса она накинула на плечи черное пальтишко, сделавшее ее похожей на какую-то смешную птичку — маленькую и красноголовую.
Мы молчали в лифте, молчали, когда вышли из Чейз Тауэр, не разговаривая, дошли до Стейт-стрит, повернули на нее и через сотню шагов вошли в «Барнхэм-отель». Его четырнадцатиэтажная башенка вырастала из угла более обширного здания — Relians Building, в стенах которого нашли себе место и Чикагский театр, и местная радиостанция CBS, и еще десяток известных организаций.
Мисс О'Лири остановилась у стойки регистрации — монументальной, обитой по фасаду кожей, с полированной до зеркального блеска столешницей. Она о чем-то разговаривала с портье, а я глазел по сторонам, удивляясь царящей здесь роскоши.
Еще минут через десять мы поднялись в номер — он оказался двухкомнатным. Угловым на седьмом этаже. В гостиной два окна (почти от пола и до потолка) в смежных стенах выходили на разные улицы — и это было очень необычным. Тяжелые темные портьеры, стеклянные двери, кушетка на изогнутых ножках, круглый стол темного дерева — все выглядело дорого и основательно. Это Захар намотался в своих путешествиях, а я выехал из Кентукки едва ли не в первый раз. Не считать же путешествием поездку в СССР? И каким бы я ни был патриотом своей страны, но то, что было в гостинице «Россия», и то, что я видел сейчас перед собой, различалось как небо и земля. Правда, и цена существенно отличалась.
— Будут ли какие-то пожелания, мистер Саура? — стоявшая на пороге номера мисс О'Лири видимо, получила какие-то инструкции, запрещающие ей оставлять меня одного.
— Как вас зовут, мисс? — я положил свою маленькую дорожную сумку в шкаф.
— Оссия, мистер Саура.
— Это ирландское имя? Что оно значит?
— Я бы не хотела об этом говорить.
— И все же? Ведь ирландские имена имеют смысл? Это не английские Джон, Том, Николас, Мэри. Я прошу вас. Если уж Джейсон назначил вас гидом, вы должны всячески помогать мне в этом городе.
— Маленькая олениха, — она теперь смотрела в пол, а щеки стремительно краснели.
Бывают такие люди, что от малейшей неловкости начинают чувствовать себя неуютно. Видимо, Оссия была как раз из таких.
— Замечательно, — одобрил я выбор ее родителей. И тут же соврал: — Я знавал одного араба, его звали Сафар. Он утверждал, что был назван в честь месяца в календаре. Вообразите себе, что, допустим, меня назвали бы родители Февралем. Вот это странно, а Оссия — даже романтично.
— Так звали бабушку, — развела руки мисс О'Лири. — А в школе меня все называли Дабл-Оу. Оссия О'Лири. И сейчас так зовут.
Я посмотрел в окно и сказал:
— А меня зовут Серхио. Друзья называют Сардж. Но у меня их немного. — Не знаю, зачем я добавил последнее. — Мисс Оссия, вы не покажете мне окрестности моего жилища? Чтоб не заблудиться случайно?
— Здесь невозможно заблудиться, — рассудительно сказала она. — Все параллельно и перпендикулярно. Всюду указатели и вывески. И всегда много людей.
— Может быть, тогда перекусим? Я после долгой дороги немного голоден. Порекомендуете что-нибудь?
Она согласилась и привела меня в какой-то итальянский ресторанчик. Впрочем, здесь каждый второй ресторан был итальянским.
После то ли полдника, то ли раннего ужина я уговорил Оссию показать мне знаменитую набережную реки Чикаго.
Уже темнело и становилось прохладно. Моя провожатая ежилась на ветру, но отважно вела меня к реке. В зданиях зажглись окна, и все эти дома-утесы раскрасились светляками огней, создающими почему-то новогоднее настроение.
До набережной оказалось совсем недалеко — каких-то десять минут быстрой ходьбы, считая и остановки на светофорах.
И несмотря на то, что порядком продрог, а Оссия так и просто стучала зубами от холода, я не пожалел, что увидел это место! Где-то я слышал, что в Ленинграде больше пяти сотен мостов. Очень может быть, и так. Не считал. Но в Чикаго каждая улица в Лупе имела свой отдельный мост! И перпендикулярные и параллельные! Мосты через каждую сотню шагов. А вокруг светящиеся коробки небоскребов — по-настоящему завораживающее зрелище. Ничего подобного мне видеть прежде еще не доводилось, и я, стоя возле громадины здания Лео Барнетта, вдруг понял масштабы своей авантюры.
Они ведь просто так не отдадут мне возможность строить подобные Лупы в Москве, Ленинграде и Свердловске. Нипочем не отдадут. И будет драка.
Наверное, такое ощущение должно возникать у альпинистов, впервые восходящих на Эверест — масштабы реальности внезапно становятся вещественными и поражают воображение: вершина горы уходит куда-то в космические выси, и начинаешь чувствовать себя мелкой букашкой. Меня в тот момент одолевали именно такие чувства. Я даже попросил Оссию ущипнуть меня. Скорее всего, она решила, что так меня — робкого провинциала — потряс вид ночного мегаполиса. Но это было немножко другое: я сам себе не верил, что решился бросить вызов хозяевам всего того великолепия, что развернулось передо мной.
Я проводил Оссию до метро: она спустилась на станцию «Лейк», замерзшая и немножко раздраженная. Прощание вышло каким-то скомканным: толпа народа, спешащая по своим делам, разорвала наше робкое рукопожатие и скрыла от меня тоненькую фигурку Оссии за множеством спин.
У стойки регистрации в отеле меня ждал Джейсон Старк.
— Сардж, ну где же ты ходишь, старина? — воскликнул он, едва меня заметив. — Я уже думал, что придется отложить намеченную программу на завтра! Осмотрелся?
— Да, спасибо, Джейсон. Мисс О'Лири показала мне набережную.
— А ты не теряешься, хитрый табаковод! — обрадовался Старк. — За это нужно выпить!
Он поймал такси и повез меня куда-то на юго-восток, где было «приличное заведение со снукером».
Бильярдный кий я взял в руки впервые. Понятно, что оказать сколько-нибудь серьезное сопротивления умелому Старку у меня не вышло. Хоть он и старался, умело подставляя мне очень простые шары. Как я ни пытался копировать его стойку, манеру держать кий и тщательно прицеливаться — красные шары летели во все стороны, кроме нужных. Цветные падали в лузы и снова почему-то выставлялись. Пояснения сложных правил еще больше меня запутали. Наилучший результат дало простое следование подсказкам Джейсона. Он показывал мне, каким шаром куда бить, где ждать «выхода» и прочие премудрости, которые почему-то плохо запоминались.
После двух партий, проигранных мною с каким-то неприличным счетом, Джейсон отобрал у меня кий и повесил его на стену.
И мы поехали в стриптиз-клуб.
По дороге Старк поведал мне, что вот уже пару лет как развелся и теперь чувствует себя снова молодым, счастливым и кому-то нужным. Что мужчину делают состоявшимся не семья и дети — это женский удел, а собственные успехи. В бизнесе, творчестве, спорте или в чем-то другом — мест для приложения сил масса! Но только не семья. Семейный человек, по мнению Старка, был обречен вести полурастительное существование — бесполезное и бестолковое.
— Слушать все эти бабские заморочки и считать тот бред, что они придумывают на пустом месте, за откровения свыше? Дом — работа — дом — работа. Как маятник в часах! Ну кому это нужно, Сардж? Разве сэр Фрэнсис Дрейк был женат, когда вел свою «Золотую антилопу» через Мировой океан? Разве мы что-то слышали о супруге сэра Уинстона Черчилля? Разве кто-то бы знал о жене Сталина, если бы он ее не убил? Единственное зло на этой земле — бабы! — откровенничал Старк. — Любой женатый человек, добившийся чего-то, мог бы стать в тысячу раз успешнее, если бы не женился! Я вообще признаю только один вид брака — когда руку богатой наследницы отдают энергичному профессионалу, способному удержать на плаву семейное дело, а то и приумножить его. Поверь мне, Сардж, знаю, о чем говорю: у меня самого две дочери остались с Мэгги, удави ее дьявол!
Я просто улыбался — мне были безразличны его взгляды на эту сторону жизни.
Еще часа два мы с ним слонялись по ночным клубам — мне это тоже было в новинку, да и занятно, а Джейсон чувствовал себя как рыба в воде. Потом, ближе к полуночи, сославшись на усталость после дороги, я уехал в свой отель, договорившись со Старком встретиться в ресторане «Тутто» за полчаса до полудня.
Следующий день оказался дождливым. У портье нашелся зонт для постояльцев, и я, шлепая по лужам, пошел на встречу.
Теперь Чикаго не производил того впечатления, что чуть не раздавило меня прошлым вечером. Да и был он — деловой центр — не так уж и велик. Небольшой островок циклопической застройки, всего три мили на полторы, посреди полей двухэтажных жилых домов простых работяг. Ну, разумеется, еще заводы, электростанции, пирсы, театры, музеи, немножко парков и дороги. Вот и весь город.
Старк пришел раньше. А может быть, с утра отпивался здесь чаем после вчерашнего карнавала. Он успел немного поохать, вспоминая наиболее яркие фрагменты удавшегося вечера. Потом к столику подошли два гладко выбритых джентльмена — в ладно пригнанных пиджаках, обоим слегка за тридцать, в глазах сталь и вселенская усталость.
— Сэм Фишер, — представился тот, что был повыше. И протянул мне визитку.
— Том Снайл, — сказал второй, чуть постарше, с тонким шрамом на носу. И в моей руке оказалась вторая визитка, на которой значилось «Томас Снайл, вице-президент „Чиверс и Кº“» — важная птица.
И я знал этого человека. Почти так же хорошо, как Захара. Но не в прошлом, а в будущем.
Мы со Старком тоже назвали свои имена, после чего мистер Снайл заказал два кофе и какой-то десерт.
— Итак, мистер Саура, насколько мы поняли, дела некоторых наших клиентов, — он назвал несколько фамилий, — уполномочены вести вы?
— Вел до недавнего времени, — уточнил я. — Сейчас счета этих людей будут закрываться, и деньги будут переведены в один из наших банков. Думаю, распоряжения на этот счет вы получите еще до конца текущего года.
— Вот как? Если я правильно понимаю, то общая сумма на этих счетах, — он щелкнул пальцами, и в его руке оказался листок, поданный Фишером, — составляет что-то около семидесяти пяти миллионов?
— Трудно сказать. У меня нет точной цифры, — я сделал вид, что не владею информацией. — Вы же понимаете, что я всего лишь посредник, имеющий свои небольшие комиссионные?
— По размеру комиссионного вознаграждения очень легко определить общее количество имеющихся в управлении средств.
— Верно, — согласился я. — И все равно у меня нет точной цифры. Да и важно ли это?
— Не очень. Нас больше заботит причина, по которой ваши и наши клиенты безболезненно пережили всеобщий крах. Поделитесь?
Я задумался. У Снайла была интересная манера вести разговор: он его именно вел, напирая на собеседника, склоняя к нужному направлению. Я так не умел.