Захар одобрительно хмыкнул:
— Его нужно купить.
— Сороса? — теперь чуть я не подавился. — Он-то нам зачем?
— Не, не Сороса, — замахал руками Майцев. — Банк нужно купить. С солидной историей, с хорошей сетью филиалов, чтобы не выглядеть белыми воронами и нуворишами — таким не очень верят. И биржу на Фиджи. Маленькая, свободная, за небольшую премию тамошние власти позволят нам делать все, что угодно. Сколько мы отдадим Павлову?
— Я обещал удвоить его капитал.
— Значит, восемнадцать. И останется примерно столько же. Если не торопиться и все хорошо взвесить, то можно купить и банк, и Фиджи. Целиком.
Мы не договорили, потому что следовало звонить и выбрасывать на открывшуюся биржу в Нью-Йорке те деньги, что уже появились от операций на азиатских и европейских площадках.
Еще часа два мы отдавали бесконечные распоряжения нашим девчонкам: к Эми, Линде и Марии мы взяли еще двух — романтичную, но исполнительную Джоан и педантичную и упрямую Марту — внучку немецких переселенцев из Висконсина.
Все распоряжения были отпечатаны на бумаге заранее, и теперь мы все всемером только звонили-звонили-звонили.
К середине дня наступило временное спокойствие: все распоряжения переданы, задачи розданы, оставалось лишь ждать вечера. Захар с Линдой ушли в китайскую забегаловку на первом этаже здания — перекусить. Остальные обедали на рабочих местах.
К четырем часам вечера падение стало затормаживаться, и я бросился в скупку: наш офис опять наполнился телефонными трелями, командами, криками и проклятьями. Однако все деньги в дело не пошли. И вот почему.
Сидя перед мониторами Bloomberg'а, мы поняли одну истину: в мире нет самостоятельных рынков. Все они поголовно зависят друг от друга, и все в большей мере — от американского. Он единственный был более-менее самостоятельным. В силу своей величины и исторических традиций. Ежедневно можно было видеть, как движения индексов на любых региональных площадках повторяют то, что происходит на американских. Если упал на пару процентов какой-нибудь сводный индекс на бирже в Гамбурге — все отреагируют на это вяло — как на малозначительный эпизод, но если такое же произошло в Нью-Йорке — весь мир послушно отработает это снижение и даже с большим усердием: местные биржи легко могут показать не два положенных процента, а три или пять. Если приложить графики изменения основных эмитентов — «голубых фишек» — с Токийской биржи к такому же графику с Лондонской, вы с удивлением обнаружите, что они практически одинаковы. Если падают — то все вместе, если растут — то тоже не вразнобой. Исключения крайне редки и вызваны, чаще всего, какими-то локальными потрясениями — вроде решения суда о разделении компании на несколько частей по требованию антимонопольного комитета или заявлением Правительства о снижении экспортных пошлин на продукцию, выпускаемую каким-то предприятием или целым сектором экономики.
Поэтому теперь, когда по ту сторону океана уже наступило двадцатое число, я ждал от азиатских бирж стремления догнать американское падение, которое они сами и спровоцировали. Но хитрые азиаты открылись солидным гэпом вниз[2] — чуть не в пять-семь процентов, которым и отработали американское снижение. Потом цены ожидаемо двинулись вверх — трейдеры стали выкупать сильно подешевевшие активы, и мне ничего не оставалось делать, как к ним присоединиться.
Захар смотрел на меня и беззвучно ржал:
— Обманули, супостаты?
— Околдовали, восточные демоны, — отшутился я, подсчитывая размер упущенной прибыли. Что-то около полутора миллиардов.
Зашедший в офис часом позже Золль просто сокрушенно покачал головой, но ни сочувствия, ни рекомендаций не высказал.
По самым скромным прикидкам выходило, что я потерял в возможной прибыли миллиарда два — два с половиной. И я понял, что теперь с временным арбитражем я хорошо пролетаю на всех площадках, потому что везде будут эти самые чертовы гэпы, на которых влезать в рынок — просто терять деньги.
Мы уже не спали практически вторые сутки, воочию наблюдая самый мощный переходный процесс, что сотрясал рынки. Котировки болтались вверх-вниз, и мы, как серферы, скользили на восходящих волнах.
Девчонки спали на лежанке по очереди — по четыре часа. Они не жаловались, потому что были предупреждены заранее и рассчитывали на хорошее вознаграждение. И хотя им всем мы пообещали заплатить одинаково, каждая старалась показать, что ее вклад в общее дело гораздо значимее других.
Двадцать первого числа все закончилось — «черный понедельник» себя исчерпал. Было объявлено о мерах, призванных компенсировать потери, общественность слегка успокоилась, и более потрясений никто не ждал.
Меня разбудила Марта — она склонилась надо мной, уснувшим в кресле, и шептала в самое ухо, чтобы не услышал Захар, сопящий напротив:
— Мистер Саура, мистер Саура, там звонят из чикагского «Office work and secrecy».
— Чего им нужно? — я спросил, еще не приходя в сознание.
— Им позвонили с Чикагской фондовой. Там очень хотят встретиться с господами, — она посмотрела в бумажку, — Смитом, Нео, Бэкхемом, Левинсоном и Кацем…
— Зачем?! — сон с меня как рукой сняло.
Фамилии были из списка тех «фиктивных инвесторов», с которыми работал виртуальный офис в Чикаго.
— Они хотят предложить этим господам работу. Они видели, как счета у Смита и Нео увеличились за два дня в пять раз, они в полном восторге…
— Тихо, Марта, дайте мне подумать. И принесите, пожалуйста, кофе. Кто еще в офисе остался?
— Вчера мистер Майнце всех отпустил домой, велев мне прийти сегодня пораньше. Остальные будут к одиннадцати.
— Хорошо, Марта, ступайте. Я жду кофе. Сделайте лучше два. Зак, я думаю, тоже захочет, когда проснется. И не отвечайте больше на звонки. Вернее, отвечайте, но… — я не знал, как ей реагировать на подобные вопросы. — Просто записывайте запросы и ничего не обещайте.
Пока она готовила кофе, я стоял у окна и «вспоминал».
Потом, когда Марта принесла кофе, разбудил Майцева.
— Зак, нас поймали.
— Кто?
— Ребятки из Чикаго. Это должно было рано или поздно случиться. Статистика работает против нас. — Я коротко рассказал ему о происшествии.
— И что теперь? — он отхлебнул кофе и недовольно поморщился: Марта, как обычно, сэкономила на сахаре. — Когда она уже научится класть две ложки на чашку?
— Думаю, пора заканчивать с кустарщиной. Нам нужны банки, фонды, солидность. Чтобы таких вопросов более не поднималось. Это ненормально, если дядя с улицы зарабатывает приличные деньги в то время, когда прожженные дельцы терпят убытки. Это сильно заметно и создает нездоровый ажиотаж. А если они еще сведут воедино наши операции, то результат, боюсь, будет плачевным.
— Нужно поговорить с Брайаном? — предложил Майцев.
— Золль — человек Кручины. Сейчас он получит свои деньги, и мы снова останемся вдвоем. По крайней мере, я сильно на это надеюсь…
Я не успел договорить, как в офис ворвался наш Эндрю Бойд. Был он в тонком щегольском плаще цвета кофе с молоком, без шляпы и с самого порога принялся орать:
— Сардж, ты представляешь, что вы сделали с моей фирмой? Что вы сделали со мной! Меня же теперь заклюют! Что мне делать?! — Он схватил стоявшую на столе бутылку майцевского кукурузного виски и опрокинул ее над стаканом. Его руки тряслись, и тонкое позвякивание бутылочного горлышка о стеклянный край наполнило кабинет. — Меня же теперь на работу не возьмут в самую захудалую компанию! Мне теперь только с Мак-Алпайн[3] в воду броситься!
Он залпом выпил бурбон и упал в кресло, обхватывая руками лохматую голову.
— Эндрю, ты ведь получил от нас хорошие деньги? Чего разволновался? — спросил Захар. — Ребятки твои тихонько сядут, залог за них внесем, и поедут греть пузо в Африку. А там их никакое ФБР не отыщет. Откроешь новую компанию, если эту закроют. Ты же, кажется, собирался игрушки выпускать? Хорошее дело. Рынок сейчас на подъеме будет. А у Сарджа для тебя пара хороших идей припасена, да, Сардж?
Я не стал отнекиваться и предложил просто взять и купить небольшую пока компанию MicroProse вместе с ее основателем — Сидом Мейером. Они еще не издали ни Railroad Tycoon, ни Civilization, но уже стояли практически на пороге.
— Ребята делают хорошие игры для Apple и Atari. А уж какие у них шикарные идеи! Если ты со своими капиталами и экономическими наработками им поможешь, вы станете лучшими в этой индустрии. На долгие годы.
Бойд на несколько секунд задумался:
— Это тот Сид Мейер, что выпустил «Пиратов» и Project Stealth Fighter?
Я не был уверен — произнесенные названия мне ни о чем не говорили, но на всякий случай кивнул.
— У меня денег не хватит, — печально вздохнул Эндрю и погладил свой круглый животик через тонкую шелковую рубаху.
— Перед тобой стоит лучший в мире специалист по поглощениям. Дружественным и не очень, — отрекомендовался Захар. И тут же поправился: — Ну, почти лучший, за исключением, пожалуй, Берни Эбберса. Если ты этого хочешь, мы это сделаем. Но с отдачей. Лет через пять все вернешь!
Бойд налил себе еще один полный стакан, в три могучих глотка выпил и, хлюпнув носом, поделился:
— Парни, я всегда знал, что могу на вас положиться. Вы… вы… — он повис у Захара на шее, — вы такие молодцы! Вот слов нет! Я клянусь…
В чем он хотел поклясться, мне дослушать не удалось, потому что появился Золль. Он потоптался на пороге, но увидев Эндрю, развернулся и вышел.
— А, парни, простите меня, я вас отвлекаю, — засуетился Бойд. — У вас же тоже, наверное, горячие деньки? Давайте тогда сделаем, как договаривались. Мои ребята будут молчать о вас. А вы уж…
— Да-да-да, Эндрю, — Захар повел его к дверям. — Заходи через пару недель, когда станет поспокойнее, все с тобой порешаем. И займись, наконец, спортом, а то выглядишь, как… рок-звезда какая-то вроде Сида Вишеса. А они долго не живут. Наркотики, алкоголь, доступные женщины… прям как у меня все! — Он засмеялся. — Черт, одни Сиды на языке крутятся. Заходи, Эндрю, когда поспокойнее будет!
Он выпроводил нашего истеричного программиста, а Золлю показал, что тот может войти.
— Линда, вызови для мистера Бойда машину, он сегодня не в форме, — успел скомандовать Захар, наблюдая за перемещениями Эндрю.
Сам он вошел в кабинет вслед за Золлем.
— Кто это? — вместо приветствия спросил Брайан.
— Это программист, Эндрю Бойд, — сказал я и объяснил, что нас с ним связывает.
— О ваших делах в его компании знает только он?
— Ну, в общем, да, — осторожно ответил Захар.
— Я займусь им, — просто сказал Брайан. — Мы не можем так рисковать. Забудьте про мистера Бойда. И давайте уже перейдем к нашим делам.
Захар застыл за спиной Золля, как Медный всадник, и выглядел странно — то ли испуганно, то ли удивленно, не понять.
— Нет, — твердо возразил я. — Так не пойдет. Он ничего плохого еще не сделал. И если мы будем последовательно выполнять свои обещания, то и не сделает.
— Я просто собирался переправить парня в Канаду…
— Ну уж нет уж, — присоединился ко мне Захар. — Пусть на виду у нас побудет. И нам спокойнее, и вам хлопотать не о чем.
— Я сообщу об этом руководству. Думаю, вас не похвалят.
Мы с Захаром переглянулись, и нам стало весело — я увидел в глазах Майцева искреннее восхищение непосредственностью куратора. Кажется, в Союзе все еще считали, что мы от них в чем-то зависим, и соответствующие инструкции были выданы Золлю.
— Конечно, Брайан. Это ваша прямая обязанность, — согласился с ним Захар. — Я бы даже сказал, основная.
— Вы зря шутите, юноша, — Золль почувствовал скрытую издевку. — Дело очень серьезное. Если меня не обманул мой калькулятор, то мы за три месяца заработали сумму, сравнимую с годовым бюджетом всего Союза. Неужели вы думаете, что это останется незамеченным нашими начальниками? Было бы сущим детством считать, что ваши способности не будут поставлены на службу…
— Брайан, я очень уважаю ваше мнение, — прервал я его, — но поверьте мне, я смогу объясниться с кем угодно. Так что давайте займемся своими делами и не будем морочить друг другу голову!
— Хорошо, Сардж, — быстро согласился Золль. — Тогда давайте считать, делиться и перемещать.
Они с Захаром сели за стол и принялись распределять прибыль, а я подошел к окну. Под зданием, напротив паркинга, остановился зеленый маршрутный автобус, талантливо переделанный в некое подобие уличного трамвая начала века — такие были только в Луисвилле. Из него выгрузились несколько чернокожих парней и, что-то разыскивая, стали оглядываться по окрестностям. Следя за их перемещениями, я вспоминал о будущем Брайана Золля.