— Я знаю немножко людей с Уолл-стрит. Если их собственный капитал станет угрозой их влиянию, они не моргнув глазом поменяют правила — проведут девальвацию, отменят доллар, устроят революцию или еще одну Великую Депрессию. Способов много, и народ там сидит изобретательный. Я потому и хотел разместить капиталы в долевом участии в их флагманах экономики, а не тупо на банковских счетах. Но это тоже будет только до тех пор, пока они не вычислят точки приложения наших усилий — потом эти предприятия начнут банкротить, придумывать законы, не позволяющие им развиваться. А то и нас просто прибьют. Ну и так далее.

— Хорошо, что это понятно. То есть к этому нужно быть готовым. Вам нужна какая-то структура, которая будет заниматься вашей безопасностью, добычей информации, противодействием их проискам на низовом уровне. С этим, пожалуй, и мы сможем вам немного помочь. Если не побрезгуете отставниками из Первого управления КГБ, я поговорю с Федей Мортиным. Пожалуй, еще стоит поговорить с людьми из Шестерки — они на промышленном шпионаже собаку съели, и из Девятки — вашу личную безопасность тоже нужно обеспечивать. Что, Валя? Управление «3»? «Защитники социалистического строя»? Нет, не нужны эти раздолбай — они всю страну прошляпили. Думаю, к лету смогу вам найти полдюжины очень толковых мужиков.

— Может быть, проще местными обойтись? — Мне не понравилась мысль о постоянном присутствии надсмотрщиков. — Вы не представляете, насколько лояльными делает американцев хорошая зарплата.

— Основной контингент из них и наберут, а вот руководить ими должны наши. Для моего спокойствия.

Я был совсем не согласен с его предположением, но решил пока промолчать.

— Теперь дальше. Пропаганда «ужасов коммунистического режима» там уже семьдесят лет поставлена на такую широкую ногу, что редкий инженер или ученый согласится ехать к нам даже за очень приличные деньги. И это значит, что нужно огромное внимание уделить развенчанию этого мифа. Иначе все останется на своих местах, только в случае открытия границ, как ты обещал, наши ученые уедут туда, потому что помимо оснастки научных заведений, зарплат и грантов, еще очень важен момент самой академической среды: открытия лучше делать там, где занимающихся определенной темой ученых больше. И здесь статистика работает против нас. И для того, чтобы инициировать процесс развенчания этих антикоммунистических заблуждений, Горбачев сейчас делает очень много, хоть и с другими целями. Вам следует ему помочь, нажав на болячку с другой стороны. Соображаете? Только имейте в виду — лгут они постоянно, всем и по любому поводу. Про английскую королеву слышали байку, что она «царствует, но не правит»?

— А разве нет? — Захар чуть не подавился чаем. — Тогда почему наши газеты и журналы поддерживают такую точку зрения? Не пишут правды?

— Потому что конституционная монархия для нас меньшее зло, чем абсолютная. Признавая успешной страну, в которой нет вообще никакой демократии, либо ее имитация, мы тем самым противоречим Карлу Марксу о развитии производственных отношений. На самом деле существует такое понятие, как «королевские прерогативы», согласно которым британский монарх может заключать международные договоры, посылать послов, созывать и распускать парламент, объявлять войну и подписывать мирные договоры, за ним последнее слово при принятии любого закона, назначение министров и тайных советников, судей, духовных лиц и многое, многое другое. Даже нашему генсеку такие полномочия не снились. Ограничения на эти прерогативы может наложить только совет министров, назначаемый королем, да еще новые налоги вводить по своему усмотрению монарх не может — требуется одобрение парламента. И если король или королева не пользуются этими правами — то только потому, что давно эта старая монархия пережила детскую болезнь самолюбования. Проще назначить премьер-министра, которому делегируется часть полномочий, и если он не оправдает доверия — выпнуть его вон, оставшись самому во всем белом. И поддерживать в мире миф о «конституционной монархии». Но если возникнет необходимость — права английского монарха будут реализованы в полном объеме! При этом практически все осколки Британской империи имеют своим верховным правителем именно английского монарха, который назначает главу исполнительной власти на месте. Канада, Новая Зеландия, Австралия, Папуа — Новая Гвинея, Ямайка и еще много чего — личные владения английского монарха! Это тоже только имитация независимости. Да и с Североамериканскими Штатами не все так просто. Но это вы уж сами покопайтесь, если интересно. Поэтому нам так трудно влезть во все эти Родезии и Ботсваны. И вся эта отлаженная машина лжи и присвоения чужого богатства будет противостоять вам.

— Мы собирались приобрести несколько влиятельных газет, журналов и телеканалов…

— Молодцы, — похвалил нас Павлов. — Лет за десять вы сможете изменить основной тамошней массе сознание, если будете настойчивы и убедительны. Дальше. Ресурсная база. Насколько я понял, и Гена меня поддержит, большое развитие в будущем получит китайская добывающая промышленность?

— Да. Вся мировая электроника будет завязана на Китай. А это такой объем — голова кружится. Компании, занимающиеся электроникой, превзойдут по капитализации не только нынешних гигантов от нефти, газа, машиностроения, но и банки, страховые компании и прочий традиционный бизнес. А материалы для элементной базы их продукции — почти на девяносто процентов будут китайскими. Практически монополия. Причем все добываемое ими сырье будет расходиться быстрее, чем добываться. Спрос ажиотажный.

— Значит, уже сейчас вам нужно влезть в это дело, чтобы обеспечить себе какую-то часть их добычи. Или найти альтернативу. Есть такая?

— Что-то про Вьетнам говорили и, по-моему, Пакистан. Да еще японцы где-то на дне Тихого океана найдут что-то подобное. Но это все либо крохи, либо труднодостижимо.

— Вывод? Вы должны оказаться в Китае. Это очень хорошее место для торговли за политические уступки. Или на Гваделупе. Или где там еще нужно? Словом, не оставляйте без внимания те узловые точки, надавив на которые только слегка, можно достичь многого. Пожалуй, это в основном все. И приготовьтесь к такой отчаянной драке, какой мир еще не видел.

— Когда имеете дела с тамошней публикой, не полагайтесь на слова, обещания и даже документы, — добавил Воронов. — Я этих деятелей хорошо изучил. Обязательно нужно держать в руках реальный рычаг воздействия на ситуацию. К примеру, если вы строите с кем-то из них завод, то по крайней мере земля под ним должна полностью принадлежать вам. Иначе — выпрут из участников. Размоют долю в акциях, устроят уголовное преследование, обвинят в скотоложестве, хрен отмоешься. Осторожнее с этим.

— И вот еще что, — хлебнув остывшего чая, сказал Павлов, — чтобы иметь реальное представление о том мире, которому вам придется противостоять, я считаю совершенно необходимым для вас встретиться с некоторыми людьми. Почти все в Европе, так что много времени это не займет.

Он открыл кожаную папку, что принес с собой, и извлек из нее лист писчей бумаги, на котором было отпечатано несколько строчек: имена, фамилии, адреса. Немцы и французы. Шесть человек.





Глава 4




Первое знакомое лицо, встретившееся нам по возвращении в Луисвилл, было до невозможности похоже на самодовольную физиономию Фрэнка Бригли из «Консультаций Джона Бригли». Да, собственно, это он и был. Только теперь, прохаживаясь перед закрытыми дверями нашего офиса, он выглядел воплощенным нетерпением.

— Сардж! — воскликнул Фрэнк, едва меня увидев. Он вынул изо рта жвачку и бросил ее в урну. — Ну наконец-то! Я не дождался одиннадцатого. Хорошо, хоть визитка ваша у меня осталась. Я вчера позвонил, и мне ответила одна из ваших девчонок — Мария, кажется, что ждут вас сегодня. И что хоть и суббота, но вы появитесь. Вот я и приехал сам.

— Знакомьтесь, Фрэнк, — я представил ему Захара: — Это мой компаньон и друг, мистер Закария Майнце, можно просто — Зак. Если я не могу что-то решить, вы всегда можете справиться у него. А это, Зак, наш проводник в запутанном мире округа Колумбия — мистер Фрэнк Бригли, глава семейного консультационного предприятия. Он обещал устроить нам встречу с важными птицами, гнездящимися на берегу Потомака.

Парни пожали друг другу руки, и Фрэнк серьезно продолжил:

— Вот собственно ради этого я и приехал. Дело в том, что поначалу я хотел заняться вашим поручением лично, но обзвонив кое-кого, наведя справки, понял, что гораздо продуктивнее окажется обращение к моему старому приятелю Уилкоксу. Это очень влиятельный лоббист, иногда ведет в Колумбийском университете факультативный курс Government Relations, ради этого даже ездит на несколько недель ежегодно в Нью-Йорк. Говорил, еще где-то планируют такой курс открыть. Тоже заведение из Лиги Плюща, ну, знаете, все эти Йелли, Гарварды, Принстоны — тамошний народ тоже не прочь научить своих питомцев правильному обращению с нашими чиновниками, но пока такой курс только в Нью-Йорке. С регистрацией[13]. Он и живет в Кэпитол Хайтс, а это почти что Вашингтон, у него офис неподалеку от Белого дома, буквально в трех кварталах — на Кей-стрит. Я готов даже поступиться большей частью обещанного вознаграждения, но поймите меня правильно, с Бенджи мы сделаем все быстро и надежно, а в одиночку мне с вашей «Тексако» не справиться. Поэтому, поговорив с Уилкоксом, я пришел к выводу, что вам с ним нужно встретиться. В общем, он нас ждет одиннадцатого числа.

— Значит, Фрэнк, поступим вот как: нашими делами занимаетесь вы и только вы. Если нужны помощники — набирайте, если нужно встретиться с ними — всегда с радостью. Но дело ведете вы. Вы получаете деньги, вы составляете отчеты, вы несете личную ответственность за этот участок работы. Как и с кем вы будете делиться обещанными вам гонорарами — меня не трогает совершенно. Хоть сразу в сейф к мистеру Бушу складывайте — это ваши дела и ваши проблемы. Мне есть чем заняться и помимо беготни по кабинетам и дележа этих денег. Мне нужен результат, а не наблюдение за процессом. Наблюдать будете вы. Если вас такое положение вещей устраивает, мы готовы продолжать разговор. Если нет, мы поищем других людей, готовых принять на себя ответственность.

— Да! — ни секунды не раздумывая согласился Бригли. — Я закажу билеты на завтрашний десятичасовой самолет. Не опаздывайте на регистрацию!

Восьмое января начавшегося года принесло нам еще около семи миллиардов — даже не понадобилось личное вмешательство. Линда выросла в приличного распорядителя, и все наши пожелания были выполнены с необыкновенной тщательностью. Такое рвение не осталось незамеченным, и пятерка наших помощниц в качестве запоздалого подарка на Рождество получили на свои счета по полмиллиона. Теперь в их лояльности можно было не сомневаться абсолютно. Только Линда заработала чуть больше. И мы уже подумывали о том, чтобы дать девочке какое-нибудь самостоятельное направление. Получив подробные инструкции, она могла справиться с любым делом, что уже неоднократно доказывала. А вместо нее у нас бы осталась Марта.

Раздумья эти были отложены до возвращения из Вашингтона.

Полтора часа на самолете от Луисвилла до Вашингтонского Национального аэропорта — въездным воротам Вашингтона, округ Колумбия, прошли под болтовню Фрэнка о «Великой снежной буре» 11–12 февраля 1899 года. Он непрерывно восторгался этой Blizzard, что засыпала снегом все Восточное побережье от Флориды до Мэна, установив на долгие годы рекорды низких температур и обилия осадков.

В руках Фрэнк держал какой-то журнальчик, в котором была статья с леденящими душу подробностями того катаклизма. Леденящими — в буквальном смысле.

— Ты представляешь, Сардж, — Фрэнк тыкал пальцем в какую-то строчку, — высота снежного покрова в Нью-Джерси составила тридцать четыре дюйма[14]! Это вот так, — другой рукой он возюкал по груди где-то в районе нижней границы кармана на рубашке, — представляешь? Если бы кто-то сел на землю, он вполне мог оказаться под слоем снега! Невероятно!

— Да-да, — поддакнул я, вспоминая российские сугробы, — совершенно невероятно! Если такое еще раз повторится, Америка замерзнет навечно!

— А вот еще, — он сунул мне под нос старинную фотографию, на которой несколько человек кидались снежками, стоя на какой-то мраморной лестнице. — Флорида! Снег во Флориде! Вот не зря я всегда жду зиму как конец света! А вдруг такой ужас снова обрушится на Америку? Льдины на Миссисипи! Господи, помилуй Америку! В Вашингтоне тогда отметили минус 15 по Фаренгейту! В Санди Хук, Кентукки вообще минус 33[15]! Как они выжили?

Фрэнк сидел между мной и Майцевым, и вертелся в обе стороны, стараясь показать таблицы и картинки сразу обоим.

— Они были настоящими американцами, которым все нипочем, если есть чем заняться. О таких героях писал Джек Лондон. Не то что мы, изнеженные белоручки, — сказал Захар, но глаза его говорили совсем другое: «Как же достал ты меня, мистер Бригли! Хочется впечатлений — съезди в Свердловск в феврале любого года и тогда сможешь утверждать, что лично видел Великую снежную бурю! А еще можно ехать туда же в январе, декабре, марте и ноябре — разницы с февралем не почувствуешь! Не раз в столетие такая беда, каждый год по пять-шесть месяцев!»


— Да, Зак, ты чертовски прав! Мне рассказывал мой дед, он был тогда совсем маленьким мальчишкой, — принимал слова Захара за искренность Фрэнк, — а жил он тогда с родителями в Питсбурге. Так вот, говорил мне дед, что его старший брат в тот день не пошел в школу, потому что дверь в доме завалило снегом до половины! А я еще не верил. А вот еще чего пишут! Замерз порт Нового Орлеана! — никак не унимался Бригли, вычитывая все новые подробности феномена столетней давности. Представляете, что было бы с нашей торговлей, если бы вдруг в одночасье замерзли бы все порты страны? Все эти танкеры, сухогрузы, контейнеровозы вдруг — раз! И замерли, скованные льдом!

Мне уже хотелось заорать: «Нет, елки зеленые, ничего подобного мы представить не можем! Мы же двадцать лет в тропиках жили, снега не видали нигде, кроме как на картинках о Швейцарии, и лед — только в стакане с виски!»

Но я улыбался и качал головой:

— Не просто замерли, Фрэнк. Лед — штука обманчивая. Мне тоже дед рассказывал, как китобоил где-то у Алеутских островов. Так вот, лед при замерзании расширяется и сдавливает со всех сторон корпус корабля. Как яйцо в кулаке. А помнишь, что бывает, если хорошенько сжать яйцо? Куриное, разумеется.

— Лопнет? — недоверчиво покосился на свой кулак Бригли.

— Точно! — Захар хлопнул ладонью по подлокотнику. — И брызги во все стороны!

Бригли отшатнулся:

— Избавь нас, Господи, от такой доли! Тьфу на вас, вруны. Вы так специально говорите, чтобы напугать меня. Да, Сардж?

Я не стал спорить. Вруны так вруны, делов-то…

Он еще несколько раз порывался сообщить нам какую-нибудь «страшную» подробность, но видя наше равнодушие, постепенно утих. А перед самой посадкой уже даже немного похрапывал.

В холле аэропорта — длинном двухэтажном строении со множеством круглых световых окон в крыше, похожей на вытянутое осиное гнездо, с окрашенными в желтое ажурными несущими фермами — нас встретил какой-то знакомец Фрэнка, назвавшийся Майком. Был он черен как ночь и слегка проглатывал окончания слов, как бывает с людьми, которые вечно куда-то торопятся. А может быть, это был какой-нибудь местный говор, на которые так богаты Штаты.

Майк проводил нас к машине — это был серебристый «Линкольн Таун Кар», уселся за руль и повез нас на обещанную Фрэнком встречу.

Справа катил свои воды серо-зеленый Потомак — шириной меньше километра, он не производил впечатления чего-то большого. Мы недолго прокатились вдоль него, потом свернули на Мемориальный мост через реку, и в переднем стекле показалась стрела Монумента Вашингтона — длинный белый гвоздь, воткнутый в синее небо. Справа от нас — метрах в ста — по мосту несся белый поезд, дальше виднелся еще один мост.

— Пентагон, — показал пальцем за спину Майк, заметив, как живо мы оглядываем окрестности. — Недалеко отсюда. А впереди мемориал Джефферсона. Скоро увидите.

И еще через минуту объявил:

— Въезжаем в округ Колумбия.

Столица США меньше всего похожа на любой из крупных городов этой страны. Здесь нет деловых центров высотой в пятьдесят этажей, нет огромных площадей той самой «Одноэтажной Америки». Как пояснил нам Майк, большинство людей, работающих в городе, живут в его окрестностях. В выходные город пустеет, если не считать толп бродящих по центру туристов, зато в будни его население удваивается.

Мы проехали по 14-стрит мимо огромной псевдоегипетской стелы монумента Вашингтона, мимо Национального музея американской истории, мимо украшенного строгой колоннадой здания Министерства торговли, справа мелькнули Мэрия и Совет округа Колумбия, расположившиеся в одном доме. Майк иногда кивал на здания и называл их.

На тротуарах было много чернокожих американцев.

— Наша негритянская столица, — сообщил Фрэнк. — Здесь негров едва ли не больше, чем в Африке, не так ли, мой чернокожий друг? — он толкнул Майка в бок локтем.

— Раньше еще больше было, — буркнул водитель. — Сейчас хоть немножко посветлела улица. А лет десять назад только черномазые здесь ходили. Из белых — только президент да люди из Капитолия с помощниками.

Вдоль Четырнадцатой улицы стояли невысокие — пять, шесть, иногда восемь этажей — дома, очень похожие на те, что в изобилии были понастроены в Москве. «Сталинские» мотивы — монументализм, приземистая величественность — были очень знакомы и пробуждали ностальгическую тоску. А улицы, прямые и широкие, очень напоминали многокилометровые ленинградские проспекты, только без панельных девятиэтажек. Впечатление от Вашингтона было странным — ничего подобного я увидеть не ожидал. Был он одновременно и маленький, и огромный. Весь целиком — маленький, в каждом отдельно взятом месте — огромный.

— Даунтаун, — сообщил Майк и на светофоре повернул направо. — Кей-стрит. Нам сюда.

— На этой замечательной улочке расположились все лобби Америки, — сообщил нам Бредли. — Если вам нужно протолкнуть закон, притормозить расследование, отменить поправку, вам сюда. Не в Капитолий, не в Белый дом — там вас и слушать не станут, а только на Кей-стрит. Здесь вам назовут действующие прейскуранты, опишут подробные процедуры принесения благодарности политику — хоть конгрессмену, хоть сенатору — от пожертвований в его избирательный фонд до выплаты гонорара за ненаписанную книгу, знай только считай доллары. Здесь можно встретить глав различных комитетов и советников самого президента. Когда они хотят кушать, они приходят сюда сами. И у меня здесь обретается старинный дружок. Сосед по университетской скамье, можно сказать, Бенджамин Уилкокс. Вот уж поистине чертов дар у него — сводить знакомство со всеми этими важными господами из Палаты представителей или Сената. Наверное, от папаши достался, тот тоже был не промах. Если его условия вас устроят, считайте, что в Конгрессе можете открывать любую дверь ногой!

Фрэнк цинично рассмеялся, а Майк поддержал его.

Мы остановились, миновав красивое трехэтажное здание из красного кирпича — Школу Франклина, как назвал его Майк, почти на перекрестке Кей-стрит с Двенадцатой улицей.

— Ну вот, господа, мы и приехали. Бенджи должен бы нас ждать, — выходя из машины, сказал Фрэнк. — За мной, Зак, Сардж, покажем этим столичным снобам, что умеют делать люди из Кентукки!

Вслед за ним мы вошли в высокие двери офисного здания. Будь на нем медная табличка с надписью «Госплан СССР» — я бы даже не удивился, до того оно было похоже на какое-нибудь московское, стоящее на улице Горького. Видимо, во всем мире власть любит одинаковые строения: помпезные и при этом невысокие — чтобы были пути отхода, если что-то пойдет не так.

Майк остался снаружи.

Бенджамин Уилкокс легко мог бы стать звездой американского футбола. В нем было шесть футов и пять дюймов роста, и весить он должен был, обладая такой бычьей шеей, фунтов под двести восемьдесят. Человек-гора с обворожительной улыбкой снежно-белых зубов.

На расстегнутом воротнике дорогой сорочки болтался какой-то детский галстук-бабочка с мелкой красной искрой. Подобные аксессуары я в последний раз заметил на утреннике в своем детском саду. Но американцы такое надевали на себя часто. Подтяжки в красно-синюю клетку с маленькими человечками и собаками придавали ему вид… я бы сказал — глупый, но такому большому человеку нельзя говорить такие откровенные вещи. Пусть будет — эксцентричный.

Еще он был лыс как айсберг и так же ярко, как ледяная глыба, отбрасывал всюду отблески с лоснящегося черепа.

— Фрэнк, дружище! — заорал он, едва увидев нас на пороге своего кабинета. — Как я рад снова тебя увидеть! Вместе с тобой всегда в мою жизнь входит… аромат глубинки! Запах прерий и дешевого виски!

Он облапил Бригли и захохотал, колотя своим монструозным кулаком несчастного Бригли в спину. Я ужаснулся: в его лапе легко можно было бы спрятать небольшую собаку. С каждым ударом раздавался слышимый гул, и Фрэнк, как-то поймав паузу, с трудом выдавил из себя:

— В Кентукки нет прерий!

— Да и дьявол с ними, с прериями! Кого ты мне привез?

— Бенджи, помнишь, я тебе перед Рождеством звонил? Про парней, которым нужно помочь? Вот, знакомься, это Сардж Саура, — и моя рука утонула в медвежьей лапище здоровяка, — а это Закария Майнце, — и теперь сморщился Захар. — А это, парни, мой старый приятель Бен Уилкокс. Большой знаток вашингтонской жизни и простых способов повернуть к себе лицом американскую политику. А не тем местом, каким она обычно смотрит на рядового обывателя.