Уложив и поцеловав дочку на ночь, Джулиан неохотно отправился к себе в комнату. Еще на пороге его взгляд уперся в старинный туалетный столик, на котором спали духи и лосьоны Кассандры, точно так, как она их оставила, а рядом щетка для волос, усыпанная камушками, которую он подарил ей на первую годовщину свадьбы. Джулиан приблизился к столику, взял щетку Кассандры и поднес к носу. Он вообразил, будто может различить ее аромат, хотя знал, что обманывает себя. Положив щетку на место, он подошел к одному из больших стенных шкафов – ее шкафу – и распахнул дверцы. Внутри аккуратно висели все ее наряды, до которых никто не дотрагивался с тех пор, как она исчезла. Джулиан ни за что не хотел расставаться с ее вещами. Это значило бы, что она ушла навсегда.
3. Эддисон
– Подлить тебе чаю, дорогая? – спрашивает Джиджи, взяв керамический чайник.
– Да, спасибо.
Пододвигаю кружку, Джиджи наливает чай, а я смотрю на ее сильные пальцы с коротко остриженными, как ей положено по работе, ногтями без лака. Так и должна выглядеть рука медсестры – профессионально и уверенно. Но в остальном она вся – тепло и уют, от женственных изгибов фигуры и рыжих волос, собранных в мягкий и свободный пучок, до голубых глаз, в которых всегда горит искорка.
Сидя на их с Эдом уютной кухне, за массивным деревянным столом, я всегда чувствую себя окруженной заботой и в полной безопасности.
– Чудесный вечер был вчера, Эдди. Вы с Гэбриелом просто идеально смотритесь вместе. Мы с Эдом счастливы за вас.
Видно, как она довольна, но у меня сразу возникает то же ощущение, что и вчера вечером: какое-то тревожное трепыхание в животе, будто внутренности узлом завязываются. Я задерживаю дыхание, стараясь подавить пульсацию, и улыбаюсь Джиджи:
– Мне очень повезло.
– Только помни, что и Гэбриелу тоже повезло. Хорошо?
Вижу по ее глазам, что она угадала мои мысли. Как человек без прошлого, без семьи и с едва намеченной карьерой, я мало что могу предложить Гэбриелу. Он человек умный и успешный, пользуется популярностью и всеобщей любовью, из фантастической семьи. Его родители, Блайт и Тед Оливеры, открыли галерею в центре Филадельфии вскоре после свадьбы, то есть 32 года назад. Блайт – скульптор, Тед ведает закупками. Галерея специализируется на современном искусстве, и оба часто путешествуют в поисках новых многообещающих художников, возлагая управление повседневными делами на плечи Гэбриела и его сестры Хейли. Видно, что они – дружная семья и с удовольствием проводят время вместе, оживленно и с энтузиазмом обсуждая за обедом любые темы – от искусства до социальных мировых проблем или новостей. Для меня они как ходячее пособие по общению родителей с детьми и детей между собой. Каждый раз думаю: а какой могла быть моя собственная семья? Есть ли у меня братья или сестры? Было ли нам так же хорошо вместе, как Гэбриелу и его родным?
А потом ставлю себя на место Блайт. Как бы я отнеслась к тому, что мой сын женится на женщине без прошлого? Ни данных о рождении, ни медицинских справок. Ни малейшего понятия о том, что у нее за плечами. Я гадала бы, нет ли у нее в семье психических заболеваний, или зависимостей, или… или… Тысяча вопросов и ни единого ответа. Блайт и Тед наверняка задавались теми же вопросами. Да и как иначе?
– Эддисон!
Суровый голос Джиджи заставляет меня вздрогнуть, и я поднимаю глаза.
– Опять грузишь себя, прекрати это. Гэбриел и его семья тебя любят, это ясно как божий день. Ты чудесная женщина, добрая и заботливая, не говоря о том, что умница и красавица.
Тут она улыбнулась своим словам.
– Честное слово, хватит думать, что ты жалкая бродяжка и не заслуживаешь счастья.
– Я могу хоть целый день убеждать себя, Джиджи, но это не значит, что у меня получится, – покачала я головой. – Ты не понимаешь. Ты и не можешь понять, что значит не иметь прошлого, не знать, кто ты такая.
– Ты права, золотце. Я не могу почувствовать то же самое. Но ты не должна казнить себя. Ты не сама решила все забыть.
– Но что я сделала сама? А вдруг что-то страшное, потому и захотела забыться?
– Да не сделала ты ничего страшного. И человек не может устроить себе потерю памяти. Она случается из-за чего-то.
Джиджи вскидывает руки ладонями вверх.
– От травмы головы или еще какой-нибудь. Из-за чего-то.
Я вздыхаю и потираю лоб.
– Я уже сто раз тебя спрашивала, но ты не могла бы еще раз вспомнить тот вечер, когда Эд привез меня сюда? Я ничего необычного не сказала, не сделала?
Это бессмысленный вопрос. Даже не знаю, зачем спросила.
Сколько раз проживала я каждую деталь того вечера два года назад? Я вымокла до нитки, еле волочила ноги, хромала и чувствовала себя так, будто вот-вот упаду в обморок. Было невозможно вздохнуть, горло точно забило песком и пылью. Безумно хотелось пить, и я четко осознавала, что обязательно должна остановить кого-нибудь.
Я выбралась на дорогу и, спотыкаясь, побрела по обочине, пока не обессилела настолько, что уже не могла ни идти дальше, ни голосовать. Не знаю, много ли времени прошло, прежде чем я увидела фары грузовика. Он проехал совсем близко, и воздух со свистом вырвался из моих легких, как из сдутого шарика, и по щекам побежали слезы. А потом, о чудо, он остановился, сдал назад, доехал до меня, и дверь с пассажирской стороны открылась.
– Подвезти вас, девушка? – низкий голос, обволакивающий, как бальзам.
– Да, пожалуйста, – ответила я, дрожа.
– Залезайте, – сказал водитель, протянул руку и помог мне подняться по ступенькам в кабину.
Я захлопнула дверь и обхватила себя руками. Он внимательно разглядывал меня.
– С вами все в порядке?
Я посмотрела на свои порванные штаны, засохшую кровь на руках. Голова гудела, а когда я дотронулась рукой до лба, все тело скрутило от боли.
– В порядке. Можно мне… у вас есть вода?
Он открыл бардачок, дал мне оттуда холодную бутылку и тронул фуру с места. Первое время он ехал молча, не спуская глаз с дороги. Потом спросил:
– Куда направляетесь?
Я задумалась. Ни малейшего понятия.
– Туда, куда вы едете.
Удивленный взгляд.
– Я еду в Пенсильванию. Уже десять дней в пути.
– Пенсильвания. Годится.
За окном мелькали высокие сосны. Я повернулась к нему.
– А сейчас мы где?
– Нью-Джерси.
Он нахмурился, опять удивленно взглянул на меня и переключился обратно на дорогу.
– У вас кто-нибудь есть в Пенсильвании?
– Трудно сказать, – неловко ответила я.
– Это не мое дело, конечно, но ездить автостопом довольно-таки опасно. Вы представляете, чем это грозит? Особенно молодой женщине?
У меня в животе что-то судорожно сжалось. Не намекает ли он, что я зря подсела к нему в грузовик? Я промолчала.
Наверное, он понял, что напугал меня, потому что поднял руку:
– Не волнуйтесь. Со мной вы в безопасности. Я состою в одной организации, она помогает тем, кто попал в беду.
Он снова бросил на меня взгляд, теперь уже обеспокоенно.
– Выглядите неважно. Какая-то бледная. Я могу съехать с магистрали и отвезти вас в больницу. Мне несложно.
Живот скрутило совсем, и нахлынула паника. Не знаю, отчего меня объял такой ужас.
– Не надо, пожалуйста. Все нормально. Честно. Пожалуйста. Не останавливайтесь.
Он потер подбородок.
– Ладно. Но как только доберемся до Филадельфии, сразу покажем вас доктору.
Позже Эд рассказывал, что действовал вопреки тому, что подсказывал здравый смысл: что-то в моем голосе заставило его продолжать путь.
Я с облегчением вздохнула, прижалась головой к окну и закрыла глаза. Сон уже одолевал меня, но тут прозвучал низкий голос Эда, и я вздрогнула:
– Как вас зовут? Вы местная?
Как меня зовут? Никак. Я крепко зажмурилась и постаралась сосредоточиться, но в голове был сумбур и туман. Тогда я сделала глубокий вдох и приготовилась рассказать ему правду. Рано или поздно она все равно вышла бы наружу.
– Не знаю. Дело в том, что… – я остановилась и снова набрала воздуху. – В общем, я помню только, как шла по дороге, держась за голову, а до этого ничего не помню.
– То есть вы не помните, как поранились?
– То есть я не знаю, кто я. Я помню только то, как шла по дороге и села к вам в машину.
Эд тихонько присвистнул.
– Амнезия?
– Наверное.
У меня совсем не осталось сил на разговоры.
– Я очень устала. Вы не возражаете, если я просто отдохну немного?
– Конечно. Не хотите перебраться на спальное место? Там удобнее.