Ей было неприятно лгать ему, но не хотелось слушать лекцию о невмешательстве в жизнь взрослых детей. Почему мужчины такие? Им намного легче отбросить тревоги, чем женщинам. Она знала, что скажет Тед: пускай все идет своим чередом, ты не можешь контролировать все, и т. д. и т. п. Поступить так она была способна не больше, чем он – родить.
Она скользнула под одеяло и коснулась его ступни своей. Тед подпрыгнул:
– Мадам, у вас ноги как ледышки.
– Ну так согрей их.
Он улыбнулся, придвинулся ближе и обвил ее руками. После секса она уютно свернулась в клубок рядом с ним, расслабившись и успокоившись. У них был удачный брак, и она благодарила судьбу за это. Не то чтобы все было гладко: они пережили взлеты и падения, отдалялись друг от друга и снова сближались. Но Тед – хороший человек, и она никогда не сомневалась в его верности или преданности. У них были общая история и одни ценности, их семьи давно друг друга знали. Почему ей не желать того же для своих детей?
Тед уснул, а она еще долго лежала, не смыкая глаз и беспрестанно ворочаясь. В пять утра она сдалась и пошла в мастерскую, где на несколько часов спряталась от всех тревог, полностью сосредоточившись на фигуре со сложенными руками. Наконец она выгнулась, чтобы растянуть спину, отложила инструменты и оглядела скульптуру со всех сторон, медленно поворачивая перед собой. Потом выключила свет и вернулась в дом. Тед уже встал и оделся. Он сидел за кухонным столом с утренней газетой и чашкой кофе.
– М-м-м… Как вкусно пахнет кофе, – сказала она и налила себе чашку.
– Ты рано поднялась.
Тед сложил газету и опустил на стол рядом с собой.
– Не спалось?
Блайт села за стол.
– Да. Решила, что лучше еще поработать над руками, чем просто так лежать.
– Ты в последнее время сама не своя. Рассеянная. Беспокойная. Не хочешь рассказать, в чем дело?
– Да ни в чем. Правда.
Он пожал плечами:
– Как скажешь.
Блайт видела, что он сомневается, но промолчала. Зазвонил домашний телефон, и они оба вздрогнули.
– Я возьму. – Блайт встала и сняла трубку. – Алло?
На ее лице расцвела улыбка.
– Да. Приходи к обеду. До скорого.
Тед вопросительно поднял брови.
– Хейли. У нее какие-то новости.
– А-а. Расскажешь мне? – Он встал и начал собираться. – Вернусь рано.
Он поцеловал ее, как всегда перед уходом на работу, но долго не отпускал:
– Поедем куда-нибудь поужинать? Романтический вечер: только ты и я.
– С удовольствием. Я закажу столик.
Когда Тед ушел, Блайт допила кофе, которому оказалось не под силу одолеть ее страшную усталость. Она попыталась читать газету, но глаза слипались. Блайт вышла на веранду и легла на диван. Утонув в мягких подушках и солнечном тепле, проникавшем сквозь окна, она мгновенно уснула.
– Мам! – сказала Хейли, тронув ее за плечо.
Блайт открыла глаза, приходя в себя:
– Боже, я, наверное, уснула. Который час?
– Половина первого. С тобой все в порядке?
– Да-да, просто ночью не очень хорошо спала, вот и решила прилечь. Не собиралась так долго отдыхать.
Она поправила волосы, встала и обняла дочь:
– Так что за новости? Садись.
– Я вчера видела Барби, она разорвала помолвку с Натаном.
– Ой, как жаль, – сказала Блайт, не понимая, зачем было специально приезжать, чтобы рассказать это. – А что случилось?
– Это было обоюдное решение, никаких громких ссор. По-моему, они оба сомневались, что готовы взять на себя серьезные обязательства.
– Весьма разумно. Раз сомневались, значит, правильно сделали.
– Согласна. Но дело вот в чем. У них была бронь в клубе на январь. Это через четыре месяца. И теперь дата снова свободна.
Хейли широко улыбалась. У Блайт заныло под ложечкой.
– И?
– Мы можем забронировать ее для Эдди и Гэбриела. Тогда им не придется ждать целый год.
– Не знаю, Хейли. Мы уже все распланировали, Эддисон и Гэбриел согласились.
– Нет. Я сказала Гэбриелу про клуб, и он тут же ухватился за эту идею. Он очень хотел бы приблизить дату и сыграть свадьбу зимой.
Блайт напряглась:
– А Эддисон ты тоже рассказала?
– Пока нет, но Гэбриел наверняка уже это сделал.
Блайт сидела молча, и Хейли продолжала:
– Почему они должны ждать, мам? Только подумай – в следующем году у вас с папой уже мог бы быть внук.
Она подмигнула.
«И как теперь выпутываться», – думала Блайт. Ей отчаянно нужны были хоть какие-то результаты от детектива, чтобы либо успокоиться, либо вооружиться. И она надеялась вскоре получить их.
20. Эддисон
– Хочу посоветоваться с тобой, Джиджи.
Мы сидим у них на крыльце, на столике перед нами – графин холодного чая.
С тех пор, как мы с Гэбриелом вернулись из Флориды, прошла неделя. Я бессчетное количество раз брала в руки проклятую карточку и уже затвердила наизусть телефон и имейл того человека. А его имя, Фрэнк Марголис, крутится у меня в голове день и ночь. Каждый раз, когда я решаюсь позвонить ему, у меня сдают нервы, и я кладу трубку. Говорю себе, что он наверняка ошибся, перепутал меня с кем-то. Но я знаю, что обманываю себя. Неужели он действительно встречал меня в каком-то баре или ночном клубе Форт-Лодердейла? Просто поверить не могу, что это возможно. Он сказал, что я обалденная танцовщица, хотя на самом деле я зажатая и немного неловкая, особенно когда танцую, за что Гэбриел любит меня поддразнивать. И я ненавижу быть в центре внимания. Не могу представить себя танцующей на сцене перед толпой незнакомых людей, которые на меня пялятся.
Но я попыталась выяснить, возможно ли, что до амнезии я была совсем другим человеком, и ответ оказался неутешительный. Амнезия довольно часто влияет на природные наклонности и свойства. Есть все причины допустить, что я совсем не похожа на прежнюю Эддисон, или как там меня звали.
Гэбриелу я ничего не рассказывала. Пока не могу. Не собиралась говорить никому, но встреча с тем жутким типом не выходит у меня из головы, и если я не поделюсь с кем-нибудь, то просто сойду с ума.
– И о чем ты хочешь поговорить? – спрашивает Джиджи. – Ты вернулась как будто немного не в себе. Вы с Гэбриелом поссорились?
Я удивлена. Мы с Гэбриелом никогда не ссоримся.
– Вовсе нет. Я о другом.
И я, запинаясь, рассказываю ей о человеке в ресторане.
– Как ты думаешь, это возможно, что я раньше была танцовщицей в каком-то злачном баре?
– Если какой-то хрыч тебе это сказал, это не значит, что ему нужно верить. Ты-то его узнала? Он показался тебе знакомым?
– Нет, но это ничего не значит. У меня же никаких воспоминаний нет, если помнишь.
Я не хотела быть саркастичной, но прозвучало именно так.
Джиджи грозит мне пальцем, и взгляд ее говорит: не умничай тут.
– Нельзя принимать за правду все, что ляпнет тебе какой-то идиот. Я не утверждаю, что он врал, но ты не можешь восстанавливать свое прошлое на основе его слов.
– И что ты предлагаешь?
Джиджи откидывается назад, ее взгляд задумчиво бродит по саду. Сентябрь теплый, удушающая августовская жара прошла, и яркие цветы на клумбах выглядят свежо и радостно.
– Ты не искала его в интернете?
– Искала. Если верить «Линкедин», он менеджер по продажам в какой-то пивоварне. И холостой, судя по его фейсбуку. Это, наверное, говорит в его пользу: по крайней мере, он не от жены бегает глазеть на танцовщиц.
Джиджи кивает, потирая кожу вокруг указательного пальца – она всегда так делает, когда что-то обдумывает. Хлопает входная дверь. Джиджи смотрит на меня:
Она скользнула под одеяло и коснулась его ступни своей. Тед подпрыгнул:
– Мадам, у вас ноги как ледышки.
– Ну так согрей их.
Он улыбнулся, придвинулся ближе и обвил ее руками. После секса она уютно свернулась в клубок рядом с ним, расслабившись и успокоившись. У них был удачный брак, и она благодарила судьбу за это. Не то чтобы все было гладко: они пережили взлеты и падения, отдалялись друг от друга и снова сближались. Но Тед – хороший человек, и она никогда не сомневалась в его верности или преданности. У них были общая история и одни ценности, их семьи давно друг друга знали. Почему ей не желать того же для своих детей?
Тед уснул, а она еще долго лежала, не смыкая глаз и беспрестанно ворочаясь. В пять утра она сдалась и пошла в мастерскую, где на несколько часов спряталась от всех тревог, полностью сосредоточившись на фигуре со сложенными руками. Наконец она выгнулась, чтобы растянуть спину, отложила инструменты и оглядела скульптуру со всех сторон, медленно поворачивая перед собой. Потом выключила свет и вернулась в дом. Тед уже встал и оделся. Он сидел за кухонным столом с утренней газетой и чашкой кофе.
– М-м-м… Как вкусно пахнет кофе, – сказала она и налила себе чашку.
– Ты рано поднялась.
Тед сложил газету и опустил на стол рядом с собой.
– Не спалось?
Блайт села за стол.
– Да. Решила, что лучше еще поработать над руками, чем просто так лежать.
– Ты в последнее время сама не своя. Рассеянная. Беспокойная. Не хочешь рассказать, в чем дело?
– Да ни в чем. Правда.
Он пожал плечами:
– Как скажешь.
Блайт видела, что он сомневается, но промолчала. Зазвонил домашний телефон, и они оба вздрогнули.
– Я возьму. – Блайт встала и сняла трубку. – Алло?
На ее лице расцвела улыбка.
– Да. Приходи к обеду. До скорого.
Тед вопросительно поднял брови.
– Хейли. У нее какие-то новости.
– А-а. Расскажешь мне? – Он встал и начал собираться. – Вернусь рано.
Он поцеловал ее, как всегда перед уходом на работу, но долго не отпускал:
– Поедем куда-нибудь поужинать? Романтический вечер: только ты и я.
– С удовольствием. Я закажу столик.
Когда Тед ушел, Блайт допила кофе, которому оказалось не под силу одолеть ее страшную усталость. Она попыталась читать газету, но глаза слипались. Блайт вышла на веранду и легла на диван. Утонув в мягких подушках и солнечном тепле, проникавшем сквозь окна, она мгновенно уснула.
– Мам! – сказала Хейли, тронув ее за плечо.
Блайт открыла глаза, приходя в себя:
– Боже, я, наверное, уснула. Который час?
– Половина первого. С тобой все в порядке?
– Да-да, просто ночью не очень хорошо спала, вот и решила прилечь. Не собиралась так долго отдыхать.
Она поправила волосы, встала и обняла дочь:
– Так что за новости? Садись.
– Я вчера видела Барби, она разорвала помолвку с Натаном.
– Ой, как жаль, – сказала Блайт, не понимая, зачем было специально приезжать, чтобы рассказать это. – А что случилось?
– Это было обоюдное решение, никаких громких ссор. По-моему, они оба сомневались, что готовы взять на себя серьезные обязательства.
– Весьма разумно. Раз сомневались, значит, правильно сделали.
– Согласна. Но дело вот в чем. У них была бронь в клубе на январь. Это через четыре месяца. И теперь дата снова свободна.
Хейли широко улыбалась. У Блайт заныло под ложечкой.
– И?
– Мы можем забронировать ее для Эдди и Гэбриела. Тогда им не придется ждать целый год.
– Не знаю, Хейли. Мы уже все распланировали, Эддисон и Гэбриел согласились.
– Нет. Я сказала Гэбриелу про клуб, и он тут же ухватился за эту идею. Он очень хотел бы приблизить дату и сыграть свадьбу зимой.
Блайт напряглась:
– А Эддисон ты тоже рассказала?
– Пока нет, но Гэбриел наверняка уже это сделал.
Блайт сидела молча, и Хейли продолжала:
– Почему они должны ждать, мам? Только подумай – в следующем году у вас с папой уже мог бы быть внук.
Она подмигнула.
«И как теперь выпутываться», – думала Блайт. Ей отчаянно нужны были хоть какие-то результаты от детектива, чтобы либо успокоиться, либо вооружиться. И она надеялась вскоре получить их.
20. Эддисон
– Хочу посоветоваться с тобой, Джиджи.
Мы сидим у них на крыльце, на столике перед нами – графин холодного чая.
С тех пор, как мы с Гэбриелом вернулись из Флориды, прошла неделя. Я бессчетное количество раз брала в руки проклятую карточку и уже затвердила наизусть телефон и имейл того человека. А его имя, Фрэнк Марголис, крутится у меня в голове день и ночь. Каждый раз, когда я решаюсь позвонить ему, у меня сдают нервы, и я кладу трубку. Говорю себе, что он наверняка ошибся, перепутал меня с кем-то. Но я знаю, что обманываю себя. Неужели он действительно встречал меня в каком-то баре или ночном клубе Форт-Лодердейла? Просто поверить не могу, что это возможно. Он сказал, что я обалденная танцовщица, хотя на самом деле я зажатая и немного неловкая, особенно когда танцую, за что Гэбриел любит меня поддразнивать. И я ненавижу быть в центре внимания. Не могу представить себя танцующей на сцене перед толпой незнакомых людей, которые на меня пялятся.
Но я попыталась выяснить, возможно ли, что до амнезии я была совсем другим человеком, и ответ оказался неутешительный. Амнезия довольно часто влияет на природные наклонности и свойства. Есть все причины допустить, что я совсем не похожа на прежнюю Эддисон, или как там меня звали.
Гэбриелу я ничего не рассказывала. Пока не могу. Не собиралась говорить никому, но встреча с тем жутким типом не выходит у меня из головы, и если я не поделюсь с кем-нибудь, то просто сойду с ума.
– И о чем ты хочешь поговорить? – спрашивает Джиджи. – Ты вернулась как будто немного не в себе. Вы с Гэбриелом поссорились?
Я удивлена. Мы с Гэбриелом никогда не ссоримся.
– Вовсе нет. Я о другом.
И я, запинаясь, рассказываю ей о человеке в ресторане.
– Как ты думаешь, это возможно, что я раньше была танцовщицей в каком-то злачном баре?
– Если какой-то хрыч тебе это сказал, это не значит, что ему нужно верить. Ты-то его узнала? Он показался тебе знакомым?
– Нет, но это ничего не значит. У меня же никаких воспоминаний нет, если помнишь.
Я не хотела быть саркастичной, но прозвучало именно так.
Джиджи грозит мне пальцем, и взгляд ее говорит: не умничай тут.
– Нельзя принимать за правду все, что ляпнет тебе какой-то идиот. Я не утверждаю, что он врал, но ты не можешь восстанавливать свое прошлое на основе его слов.
– И что ты предлагаешь?
Джиджи откидывается назад, ее взгляд задумчиво бродит по саду. Сентябрь теплый, удушающая августовская жара прошла, и яркие цветы на клумбах выглядят свежо и радостно.
– Ты не искала его в интернете?
– Искала. Если верить «Линкедин», он менеджер по продажам в какой-то пивоварне. И холостой, судя по его фейсбуку. Это, наверное, говорит в его пользу: по крайней мере, он не от жены бегает глазеть на танцовщиц.
Джиджи кивает, потирая кожу вокруг указательного пальца – она всегда так делает, когда что-то обдумывает. Хлопает входная дверь. Джиджи смотрит на меня: