– Мы знакомы? – Я приподняла брови, чувствуя, как внутри все сжимается в комок.
– Вы написали такую громкую статью о моем брате!
Справиться с собой было крайне непросто, но от этого зависело очень многое. Я понятия не имела, стоит ли давать понять старшему Дювалю, что мы с Арманом уже образовали некий тандем для исправления сложившейся ситуации. Невольно бросила взгляд на Армана, который едва заметно отрицательно мотнул головой, будто прочитал мои мысли.
– Мсье Патрис Дюваль, я полагаю?
Мужчина шагнул ко мне и оказался настолько близко, что если бы я постаралась, то могла бы услышать биение его сердца. Стало очень неуютно, но я заставила себя остаться на месте. Близость этого человека, в глазах которого читалась явная угроза, давила на меня, как каменная стена. Мне казалось, что Патрис Дюваль душит меня этим взглядом. Страх был настолько реальным, что я ощутила, как воздух покидает легкие. Тело бросило в жар, но я продолжала упрямо стоять, не пытаясь отстраниться.
– Эта статья не сойдет вам с рук! – очень тихо, но очень жестко сказал он. – Вы заплатите за клевету!
– Это угроза? – неживым, но недрогнувшим голосом спросила я.
– Понимайте, как хотите!
Только после этих слов он отошел, освобождая пространство вокруг меня и будто впуская в него недостающий кислород. Патрис бросил взгляд на брата и вышел из отеля. Напряжение, завладевшее моим телом, разом отпустило, ноги подогнулись, но я устояла.
– Я просил вас оставаться на месте, Долли! – подавляя ярость, процедил Дюваль.
– Я… я ходила в уборную, – все еще пытаясь отойти от неприятной встречи, солгала я.
Не думаю, что Арман поверил, но говорить больше ничего не стал. Продолжить ужин я отказалась, желая как можно быстрее оказаться дома. Арман вновь попросил меня не предпринимать никаких действий, не предупредив сначала его, на что я автоматически согласилась, не способная обдумывать его просьбу.
В такси постоянно думала о разговоре братьев. О каких-то странных намеках Патриса на что-то, о чем Арман не хотел вспоминать. Вопрос «А ты сам уверен?» постоянно вертелся в голове, вызывая противоречивые чувства. Патрис мог предположить, что Арман действительно изнасиловал и убил Кароль? Тогда почему вопрос стоял именно так? Уверен ли он? Как можно убить человека и не быть уверенным в том, делал ли это или нет? Впервые в душе появились сомнения. Я постаралась прислушаться к себе. Что заставило меня увериться в невиновности Дюваля? Его притягательность и мое нежелание верить, что он мог это сделать? Или что-то другое? А если мог?
Эта мысль причинила почти физическую боль. Но почему? Арман Дюваль был чужим человеком, незнакомцем, о котором я вообще ничего не знала. Этот человек умело скрывает свои чувства, умеет их контролировать, когда нужно, играет людьми, обладает властью. Может нравиться и пугать одновременно. Гремучая смесь.
Ведь было же что-то, что заставило его брата предположить причастность Армана к случившемуся. На бульвар Монпарнас я прибыла разбитой и уставшей. Голова гудела от мыслей, страхов и недобрых предчувствий. У дома бросила взгляд на окна квартиры мсье Броссара. В них горел свет. Войдя в парадную, я свернула к его дверям. Они, как всегда, были открыты.
– Мсье Броссар! – позвала я.
– Входите, мадемуазель! – послышался ответ откуда-то с кухни.
Я направилась прямо на голос, желая увидеть добрые глаза и ласковую улыбку старика, который никогда не жалел для меня доброты. Сосед сидел на стуле перед странного вида высокой полкой, на которой каблуком вверх лежала женская туфля. Мсье Броссар держал в руке небольшой молоточек.
– Вот, туфельки мадемуазель Ниве требуют ремонта. Присаживайтесь, моя дорогая, угощайтесь чаем!
– А у вас нет ничего покрепче? – спросила я.
Мсье Броссар поднял на меня взгляд и присмотрелся. Глаза его тут же наполнились сочувствием и пониманием, будто он знал обо всем, что меня тревожило.
– Загляните в верхний шкаф справа, у мадам Броссар там должен быть шерри.
Не испытывая в этом доме ни капли стеснения, я отворила дверцы нужного шкафа и взяла бутылку. Напиток приятно опалил горло и согрел дрожащие внутренности. Даже не заметила, что замерзла. Некоторое время я молча наблюдала за неспешной работой человека, рядом с которым чувствовала себя как дома. За те несколько лет, что я прожила в Париже, мсье Броссар стал мне кем-то вроде доброго дедушки. Он никогда не задавал лишних вопросов, не лез в душу, но почти всегда имел нужный совет наготове.
Меня удивляла эта странная черта, которой он обладал. Сказать нужное слово в нужный момент.
– Тяжелый день? – спросил он, поднимая глаза.
– Можно и так сказать, – выдохнула я, позволяя второму глотку шерри расслабить меня еще больше.
Еще несколько нехитрых движений – и мсье Броссар отложил туфельку в сторону. Он отставил полочку, снял с себя фартук и убрал инструменты, а потом присел возле меня и ласково сказал:
– Нет ничего неприятнее несправедливости и недоверия. Тяжело лишиться доверия и тяжело самому не доверять.
– Вы читали газету? – выдохнула я.
– Читал, – кивнул он и накрыл мою руку своей. – Несправедливость нужно исправлять.
– Откуда вы знаете, что это несправедливость?
– Пока нет фактов – это лишь домыслы и жестокие слова, которые ни вернуть, ни стереть невозможно.
– А если все это правда? – спросила я, заглядывая ему в глаза.
– Пока не доказано, что это может быть правдой, нужно бороться до конца. Уничтожить чью-то жизнь легко, восстановить доброе имя ой как сложно!
– А если докапываться до истины опасно?
– Расплата за несправедливость не бывает легкой. Я не могу решить за вас, моя дорогая. Этот выбор вы должны сделать сами! Вы попали во встречное течение, и только вам решать, развернуться и поддаться ему или приложить усилия и плыть дальше. Вопрос в том, что именно является правильным для вас.
Слова старика звучали у меня в голове, пока поднималась к себе. Войдя в свою квартиру, я уловила приятный запах ужина. Амеди ждал на балконе. Он развернулся ко мне и попытался что-то сказать.
– Прошу, не надо, – попросила я его и прижалась щекой к широкой груди.
Амеди обхватил меня руками и крепче сжал. Я позволила себе понежиться в его объятиях всего минуту, а потом настойчивыми поцелуями дала понять, что мне нужно больше. Его не нужно было просить дважды. Он поднял меня на руки и отнес на кровать, где без труда избавил от одежды и покрыл меня легкими поцелуями. Его крепкое тело нависло надо мной, обещая наслаждение и избавление от забот.
Мне нравились его ласки, а сегодня мой любовник был именно ласковым. Амеди умел чувствовать мое настроение и выбирал темп соответственно ему. Сейчас я оказалась не готова к всепоглощающей страсти и яростному натиску. Было немного стыдно, что у меня не хватало сил одарить его в ответ, но Амеди не возражал, взяв все в свои руки. Как только мы насытились друг другом, я провалилась в глубокий сон, который принес кошмары.
Утром обнаружила пустую постель и записку, в которой Амеди обещал сделать все что сможет, чтобы найти таксиста. Я даже не помнила, когда просила его об этом.
– Ох, мсье Луи, – пробормотала я, вынимая мохнатого компаньона из клетки. – Амеди и о вас позаботился! Я не заслужила этого человека.
Маленькие лапки вцепились в мое плечо, теплое тельце тут же его согрело. Я бросила взгляд на странную печатную машинку, которая привела меня в музей Родена.
– И откуда же ты взялась? – пробормотала я самой себе, а потом спустила крысу на стол, а сама начала осматривать машинку со всех сторон.
Никаких надписей, пометок или чего-то подобного на ней не обнаружилось. Странная машинка вызывала во мне неприязнь, будто это она была виновна в смерти Кароль Пети. Чтобы не видеть ее хотя бы какое-то время, я убрала аппарат в шкаф и плотно закрыла дверцы. Стоило мне отойти всего на несколько шагов, из шкафа послышались ровные удары по клавишам. Я вздрогнула и мотнула головой. Снова прислушалась – удары возобновились. Сердце рухнуло в пропасть от неясного страха.
– Чертовщина какая-то, – пробормотала я, а потом испугалась еще больше, когда раздались громкие удары в дверь.
Я застыла на месте, чувствуя себя безумной. Может, и в дверь удары мне только послышались? Однако стук повторился, уже более настойчивый. Запахнув плотнее халат, я отправилась туда, откуда раздавался более правдоподобный звук. Распахнула дверь и увидела на пороге двух совершенно незнакомых мужчин:
– Вас желает видеть мсье Северин Дюваль, – сказал один из них.
«Лучше бы открыла шкаф», – мелькнула в голове нечаянная мысль.
Глава 6
Дювали
Испытывая нечто похожее на оцепенение, я попросила мужчин подождать за дверью, а сама начала одеваться. Движения мои были механическими, голова будто опустела. Ледяными руками натянула свободные брюки, блузку сдержанного бледно-серого цвета и подхватила пиджак. Волосы оставила распущенными, не было ни времени, ни желания возиться с прической.
Сердце билось медленно, словно притихло в страхе. Я поймала себя на том, что дышу через раз; то вдыхаю полной грудью и судорожно выдыхаю, то в ужасе будто застываю, словно льдом скованная. В голове появилась трусливая мысль о побеге. Я остановилась и обдумала ее, а потом отбросила. У Северина Дюваля руки очень длинные. Как долго я смогу бегать от него? Мстительные люди не отпускают своих жертв, а оружейный магнат, по слухам, именно таким и был. Да и куда мне бежать? К родителям? Так я лишь беду на них навлеку. Не думаю, что для Дювалей будет проблемой выяснить мое настоящее имя, и при таком повороте, как быстро они окажутся у порога родительского дома?
Мой отец учил меня решать проблемы, а не убегать от них. Горько усмехнулась, вспомнив об этом. Эту проблему решить будет непросто.
– Вот и посмотрим, каков на самом деле Северин Дюваль, – сказала я, пряча мсье Луи обратно в клетку. – Самодур, жаждущий расплаты и не желающий разбираться, или же человек мыслящий и справедливый?
Спускалась на улицу как под конвоем. И пусть ни один из людей магната никак не проявил грубости или хамства, ощущения были неприятными. На дороге нас ждал новенький, блестящий, как только что начищенные туфли, «Форд T». С тех пор, как этот автомобиль стали производить во Франции, его можно было довольно часто встретить на улицах Парижа.
– А я слышала, что мсье Дюваль предпочитает баснословно дорогой «буччиали», – нервно пробормотала, скорее для себя, чем для подчиненных оружейного магната.
– Мсье Дюваль да, а его подчиненные выбирают «форд», – спокойно ответил один из мужчин.
Только сейчас, вдохнув немного утреннего воздуха и ощутив тепло солнечных лучей, я смогла предположить, что все может оказаться не так уж страшно. Самообман? Пусть, но без надежды на хорошее не стоит и с кровати подниматься, чтобы начать новый день. Я позволила себе взглянуть на тех, кто меня сопровождал. Два почти совершенно одинаковых человека с непримечательными лицами, не злые, не добрые. Оба высокие, поджарые, сдержанно серьезные. И сначала может показаться, что они безучастно выполняют поручение своего босса, но первое впечатление часто обманчиво. Внимательные глаза осторожно осматривали округу, будто мужчины привыкли быть наготове, будто ждали угрозы из-за каждого угла. Внешне кажущиеся спокойными, эти двое были напряжены и сосредоточены до предела. Привычка или они действительного чего-то ждали? Но чего? Что меня кто-то бросится отбивать? Чуть не рассмеялась нервно. Некому меня защитить. По крайней мере, здесь, в Париже.
Еще раз бросив взгляд на машину, подумала, что выбор подчиненных Дюваля вполне объясним. Автомобиль не выделяется из общей массы, стоит не очень дорого, прост в обращении, надежен. Признаться, я немного интересовалась автомобилями, всегда хотелось сесть за руль. С волнением и интересом следила за Джорджем Естиенном, решившим пересечь пустыню Сахару на «Рено НН». Автомобиль преодолел семнадцать тысяч километров без каких-либо повреждений и неполадок. Вот какой марке я бы отдала предпочтение, если бы собралась приобрести транспортное средство.
– Прошу, – пригласил человек Дюваля и мысли о пустом и праздном тут же улетучились.
Путь до обители одного из сильных мира сего пролегал через Люксембургский дворец, площадь Поля Клоделя, а потом и по бульвару Сен-Мишель. Автомобиль притормозил у дворца аббатов Клюни, в котором сейчас находился музей Средневековья, и я недоуменно посмотрела на мужчину, сидевшего рядом со мной на заднем сиденье. Видимо, мсье Дюваль не берет на службу пустоголовых недотеп, потому как оба конвоира тут же поняли причину моего изумления.
Открыв дверцу и предложив руку, один из них негромко пояснил:
– Мадам Дюваль с некоторых пор поддерживает музей, удовлетворяет его нужды и спонсирует реставрацию. Правительство на таких условиях позволило семье жить в особняке, на какое-то время закрыв его для посещений.
Я невольно подняла голову на зубчатую стену, опоясывающую здание, и затаила дыхание. Этот шедевр архитектуры когда-то принадлежал аббату Клюни, который возглавлял какой-то значимый орден. Я не очень хорошо помнила какой, да и не уверена, что сейчас было подходящее время вспоминать.
Мы вошли в резную деревянную дверь и направились к входу в здание. Насколько я знала, особняк не раз переделывался и уже после столетнего владения монахами, был передан епископу, который в свою очередь сделал из него резиденцию. Именно этот епископ в процессе перестройки добавил множество готических и ренессансных элементов.
Здание всегда казалось мне таинственным, скрывающим множество секретов, обладающим потрясающей историей, которую непременно хочется услышать. Возможно, у камина с бокалом грога в руке. По дороге я рассматривала фасад с двумя рядами окон и шестиугольную башню. Декор на башне, балюстраде и слуховых окнах как раз и был выполнен в чарующем готическом стиле.
Я много слышала об этом месте и не раз видела его, проезжая мимо, но так и не нашла времени посетить музей, располагавшийся на обоих этажах, а также термы, которые сохранились в более или менее первозданном виде и были наследием римской эпохи.
Один сопровождающий остался со мной, второй в авто. От того, что стражей на одного убавилось, спокойнее не стало, поскольку опасалась я вовсе не их. Мужчина открыл входную дверь и пропустил меня вперед.
Первый этаж с хаотично расставленными экспонатами встретил нас абсолютной тишиной, я бы даже сказала, могильной. От каменных стен с гобеленами и картинами веяло холодом. В голове пронеслась мысль: «И кто станет жить в музее?» Мой конвоир повел меня дальше. Второй этаж оказался более приспособленным для жизни. Как я поняла, Дювали на какое-то время убрали экспонаты и кое-что переделали для своего удобства. Это, конечно, похвально, что они пытались сохранить музей и даже улучшить его состояние, но какая необходимость такому именитому семейству тесниться в музее, когда Париж кишит более подходящими и роскошными особняками?
Здесь уже ощущалось присутствие жизни. Мимо проскользнула горничная, которая, заметив меня, тут же как по команде опустила глаза и сложила руки на переднике. Чем ближе мы подбирались к временному хозяину особняка, тем некомфортнее мне становилось. Позвоночник будто льдом покрылся и вместо оттаявших капель по коже бежали неприятные колючие мурашки. Было что-то в этом месте, не знаю, изначально обитавшее или внесенное Дювалями, что заставляло волосы на затылке шевелиться.
Мужчина привел меня в большую и очень странную комнату. В ее центре стоял солидных размеров стол, за ним окна, наполовину занавешенные тяжелыми темными шторами, из-за чего здесь царил загадочный полумрак. По правую руку шкафы с экспонатами, представленными в основном средневековым оружием. На полу вместо ковров шкуры. На изысканном диване слева сидела очень красивая женщина средних лет. Я присмотрелась к ней и узнала Жаклин Дюваль, лицо которой не раз видела в газетах. Женщина приподняла одну тонкую бровь и смерила меня презрительным взглядом. Ноздри ее чуть заостренного и вздернутого кверху носа слегка разлетелись в стороны, когда мадам Дюваль остановилась на моем лице. Стоило ее глазам буквально врезаться в мои, я ощутила нечто похожее на удар в грудь, от которого весь воздух уходит из легких.
– Вы написали такую громкую статью о моем брате!
Справиться с собой было крайне непросто, но от этого зависело очень многое. Я понятия не имела, стоит ли давать понять старшему Дювалю, что мы с Арманом уже образовали некий тандем для исправления сложившейся ситуации. Невольно бросила взгляд на Армана, который едва заметно отрицательно мотнул головой, будто прочитал мои мысли.
– Мсье Патрис Дюваль, я полагаю?
Мужчина шагнул ко мне и оказался настолько близко, что если бы я постаралась, то могла бы услышать биение его сердца. Стало очень неуютно, но я заставила себя остаться на месте. Близость этого человека, в глазах которого читалась явная угроза, давила на меня, как каменная стена. Мне казалось, что Патрис Дюваль душит меня этим взглядом. Страх был настолько реальным, что я ощутила, как воздух покидает легкие. Тело бросило в жар, но я продолжала упрямо стоять, не пытаясь отстраниться.
– Эта статья не сойдет вам с рук! – очень тихо, но очень жестко сказал он. – Вы заплатите за клевету!
– Это угроза? – неживым, но недрогнувшим голосом спросила я.
– Понимайте, как хотите!
Только после этих слов он отошел, освобождая пространство вокруг меня и будто впуская в него недостающий кислород. Патрис бросил взгляд на брата и вышел из отеля. Напряжение, завладевшее моим телом, разом отпустило, ноги подогнулись, но я устояла.
– Я просил вас оставаться на месте, Долли! – подавляя ярость, процедил Дюваль.
– Я… я ходила в уборную, – все еще пытаясь отойти от неприятной встречи, солгала я.
Не думаю, что Арман поверил, но говорить больше ничего не стал. Продолжить ужин я отказалась, желая как можно быстрее оказаться дома. Арман вновь попросил меня не предпринимать никаких действий, не предупредив сначала его, на что я автоматически согласилась, не способная обдумывать его просьбу.
В такси постоянно думала о разговоре братьев. О каких-то странных намеках Патриса на что-то, о чем Арман не хотел вспоминать. Вопрос «А ты сам уверен?» постоянно вертелся в голове, вызывая противоречивые чувства. Патрис мог предположить, что Арман действительно изнасиловал и убил Кароль? Тогда почему вопрос стоял именно так? Уверен ли он? Как можно убить человека и не быть уверенным в том, делал ли это или нет? Впервые в душе появились сомнения. Я постаралась прислушаться к себе. Что заставило меня увериться в невиновности Дюваля? Его притягательность и мое нежелание верить, что он мог это сделать? Или что-то другое? А если мог?
Эта мысль причинила почти физическую боль. Но почему? Арман Дюваль был чужим человеком, незнакомцем, о котором я вообще ничего не знала. Этот человек умело скрывает свои чувства, умеет их контролировать, когда нужно, играет людьми, обладает властью. Может нравиться и пугать одновременно. Гремучая смесь.
Ведь было же что-то, что заставило его брата предположить причастность Армана к случившемуся. На бульвар Монпарнас я прибыла разбитой и уставшей. Голова гудела от мыслей, страхов и недобрых предчувствий. У дома бросила взгляд на окна квартиры мсье Броссара. В них горел свет. Войдя в парадную, я свернула к его дверям. Они, как всегда, были открыты.
– Мсье Броссар! – позвала я.
– Входите, мадемуазель! – послышался ответ откуда-то с кухни.
Я направилась прямо на голос, желая увидеть добрые глаза и ласковую улыбку старика, который никогда не жалел для меня доброты. Сосед сидел на стуле перед странного вида высокой полкой, на которой каблуком вверх лежала женская туфля. Мсье Броссар держал в руке небольшой молоточек.
– Вот, туфельки мадемуазель Ниве требуют ремонта. Присаживайтесь, моя дорогая, угощайтесь чаем!
– А у вас нет ничего покрепче? – спросила я.
Мсье Броссар поднял на меня взгляд и присмотрелся. Глаза его тут же наполнились сочувствием и пониманием, будто он знал обо всем, что меня тревожило.
– Загляните в верхний шкаф справа, у мадам Броссар там должен быть шерри.
Не испытывая в этом доме ни капли стеснения, я отворила дверцы нужного шкафа и взяла бутылку. Напиток приятно опалил горло и согрел дрожащие внутренности. Даже не заметила, что замерзла. Некоторое время я молча наблюдала за неспешной работой человека, рядом с которым чувствовала себя как дома. За те несколько лет, что я прожила в Париже, мсье Броссар стал мне кем-то вроде доброго дедушки. Он никогда не задавал лишних вопросов, не лез в душу, но почти всегда имел нужный совет наготове.
Меня удивляла эта странная черта, которой он обладал. Сказать нужное слово в нужный момент.
– Тяжелый день? – спросил он, поднимая глаза.
– Можно и так сказать, – выдохнула я, позволяя второму глотку шерри расслабить меня еще больше.
Еще несколько нехитрых движений – и мсье Броссар отложил туфельку в сторону. Он отставил полочку, снял с себя фартук и убрал инструменты, а потом присел возле меня и ласково сказал:
– Нет ничего неприятнее несправедливости и недоверия. Тяжело лишиться доверия и тяжело самому не доверять.
– Вы читали газету? – выдохнула я.
– Читал, – кивнул он и накрыл мою руку своей. – Несправедливость нужно исправлять.
– Откуда вы знаете, что это несправедливость?
– Пока нет фактов – это лишь домыслы и жестокие слова, которые ни вернуть, ни стереть невозможно.
– А если все это правда? – спросила я, заглядывая ему в глаза.
– Пока не доказано, что это может быть правдой, нужно бороться до конца. Уничтожить чью-то жизнь легко, восстановить доброе имя ой как сложно!
– А если докапываться до истины опасно?
– Расплата за несправедливость не бывает легкой. Я не могу решить за вас, моя дорогая. Этот выбор вы должны сделать сами! Вы попали во встречное течение, и только вам решать, развернуться и поддаться ему или приложить усилия и плыть дальше. Вопрос в том, что именно является правильным для вас.
Слова старика звучали у меня в голове, пока поднималась к себе. Войдя в свою квартиру, я уловила приятный запах ужина. Амеди ждал на балконе. Он развернулся ко мне и попытался что-то сказать.
– Прошу, не надо, – попросила я его и прижалась щекой к широкой груди.
Амеди обхватил меня руками и крепче сжал. Я позволила себе понежиться в его объятиях всего минуту, а потом настойчивыми поцелуями дала понять, что мне нужно больше. Его не нужно было просить дважды. Он поднял меня на руки и отнес на кровать, где без труда избавил от одежды и покрыл меня легкими поцелуями. Его крепкое тело нависло надо мной, обещая наслаждение и избавление от забот.
Мне нравились его ласки, а сегодня мой любовник был именно ласковым. Амеди умел чувствовать мое настроение и выбирал темп соответственно ему. Сейчас я оказалась не готова к всепоглощающей страсти и яростному натиску. Было немного стыдно, что у меня не хватало сил одарить его в ответ, но Амеди не возражал, взяв все в свои руки. Как только мы насытились друг другом, я провалилась в глубокий сон, который принес кошмары.
Утром обнаружила пустую постель и записку, в которой Амеди обещал сделать все что сможет, чтобы найти таксиста. Я даже не помнила, когда просила его об этом.
– Ох, мсье Луи, – пробормотала я, вынимая мохнатого компаньона из клетки. – Амеди и о вас позаботился! Я не заслужила этого человека.
Маленькие лапки вцепились в мое плечо, теплое тельце тут же его согрело. Я бросила взгляд на странную печатную машинку, которая привела меня в музей Родена.
– И откуда же ты взялась? – пробормотала я самой себе, а потом спустила крысу на стол, а сама начала осматривать машинку со всех сторон.
Никаких надписей, пометок или чего-то подобного на ней не обнаружилось. Странная машинка вызывала во мне неприязнь, будто это она была виновна в смерти Кароль Пети. Чтобы не видеть ее хотя бы какое-то время, я убрала аппарат в шкаф и плотно закрыла дверцы. Стоило мне отойти всего на несколько шагов, из шкафа послышались ровные удары по клавишам. Я вздрогнула и мотнула головой. Снова прислушалась – удары возобновились. Сердце рухнуло в пропасть от неясного страха.
– Чертовщина какая-то, – пробормотала я, а потом испугалась еще больше, когда раздались громкие удары в дверь.
Я застыла на месте, чувствуя себя безумной. Может, и в дверь удары мне только послышались? Однако стук повторился, уже более настойчивый. Запахнув плотнее халат, я отправилась туда, откуда раздавался более правдоподобный звук. Распахнула дверь и увидела на пороге двух совершенно незнакомых мужчин:
– Вас желает видеть мсье Северин Дюваль, – сказал один из них.
«Лучше бы открыла шкаф», – мелькнула в голове нечаянная мысль.
Глава 6
Дювали
Испытывая нечто похожее на оцепенение, я попросила мужчин подождать за дверью, а сама начала одеваться. Движения мои были механическими, голова будто опустела. Ледяными руками натянула свободные брюки, блузку сдержанного бледно-серого цвета и подхватила пиджак. Волосы оставила распущенными, не было ни времени, ни желания возиться с прической.
Сердце билось медленно, словно притихло в страхе. Я поймала себя на том, что дышу через раз; то вдыхаю полной грудью и судорожно выдыхаю, то в ужасе будто застываю, словно льдом скованная. В голове появилась трусливая мысль о побеге. Я остановилась и обдумала ее, а потом отбросила. У Северина Дюваля руки очень длинные. Как долго я смогу бегать от него? Мстительные люди не отпускают своих жертв, а оружейный магнат, по слухам, именно таким и был. Да и куда мне бежать? К родителям? Так я лишь беду на них навлеку. Не думаю, что для Дювалей будет проблемой выяснить мое настоящее имя, и при таком повороте, как быстро они окажутся у порога родительского дома?
Мой отец учил меня решать проблемы, а не убегать от них. Горько усмехнулась, вспомнив об этом. Эту проблему решить будет непросто.
– Вот и посмотрим, каков на самом деле Северин Дюваль, – сказала я, пряча мсье Луи обратно в клетку. – Самодур, жаждущий расплаты и не желающий разбираться, или же человек мыслящий и справедливый?
Спускалась на улицу как под конвоем. И пусть ни один из людей магната никак не проявил грубости или хамства, ощущения были неприятными. На дороге нас ждал новенький, блестящий, как только что начищенные туфли, «Форд T». С тех пор, как этот автомобиль стали производить во Франции, его можно было довольно часто встретить на улицах Парижа.
– А я слышала, что мсье Дюваль предпочитает баснословно дорогой «буччиали», – нервно пробормотала, скорее для себя, чем для подчиненных оружейного магната.
– Мсье Дюваль да, а его подчиненные выбирают «форд», – спокойно ответил один из мужчин.
Только сейчас, вдохнув немного утреннего воздуха и ощутив тепло солнечных лучей, я смогла предположить, что все может оказаться не так уж страшно. Самообман? Пусть, но без надежды на хорошее не стоит и с кровати подниматься, чтобы начать новый день. Я позволила себе взглянуть на тех, кто меня сопровождал. Два почти совершенно одинаковых человека с непримечательными лицами, не злые, не добрые. Оба высокие, поджарые, сдержанно серьезные. И сначала может показаться, что они безучастно выполняют поручение своего босса, но первое впечатление часто обманчиво. Внимательные глаза осторожно осматривали округу, будто мужчины привыкли быть наготове, будто ждали угрозы из-за каждого угла. Внешне кажущиеся спокойными, эти двое были напряжены и сосредоточены до предела. Привычка или они действительного чего-то ждали? Но чего? Что меня кто-то бросится отбивать? Чуть не рассмеялась нервно. Некому меня защитить. По крайней мере, здесь, в Париже.
Еще раз бросив взгляд на машину, подумала, что выбор подчиненных Дюваля вполне объясним. Автомобиль не выделяется из общей массы, стоит не очень дорого, прост в обращении, надежен. Признаться, я немного интересовалась автомобилями, всегда хотелось сесть за руль. С волнением и интересом следила за Джорджем Естиенном, решившим пересечь пустыню Сахару на «Рено НН». Автомобиль преодолел семнадцать тысяч километров без каких-либо повреждений и неполадок. Вот какой марке я бы отдала предпочтение, если бы собралась приобрести транспортное средство.
– Прошу, – пригласил человек Дюваля и мысли о пустом и праздном тут же улетучились.
Путь до обители одного из сильных мира сего пролегал через Люксембургский дворец, площадь Поля Клоделя, а потом и по бульвару Сен-Мишель. Автомобиль притормозил у дворца аббатов Клюни, в котором сейчас находился музей Средневековья, и я недоуменно посмотрела на мужчину, сидевшего рядом со мной на заднем сиденье. Видимо, мсье Дюваль не берет на службу пустоголовых недотеп, потому как оба конвоира тут же поняли причину моего изумления.
Открыв дверцу и предложив руку, один из них негромко пояснил:
– Мадам Дюваль с некоторых пор поддерживает музей, удовлетворяет его нужды и спонсирует реставрацию. Правительство на таких условиях позволило семье жить в особняке, на какое-то время закрыв его для посещений.
Я невольно подняла голову на зубчатую стену, опоясывающую здание, и затаила дыхание. Этот шедевр архитектуры когда-то принадлежал аббату Клюни, который возглавлял какой-то значимый орден. Я не очень хорошо помнила какой, да и не уверена, что сейчас было подходящее время вспоминать.
Мы вошли в резную деревянную дверь и направились к входу в здание. Насколько я знала, особняк не раз переделывался и уже после столетнего владения монахами, был передан епископу, который в свою очередь сделал из него резиденцию. Именно этот епископ в процессе перестройки добавил множество готических и ренессансных элементов.
Здание всегда казалось мне таинственным, скрывающим множество секретов, обладающим потрясающей историей, которую непременно хочется услышать. Возможно, у камина с бокалом грога в руке. По дороге я рассматривала фасад с двумя рядами окон и шестиугольную башню. Декор на башне, балюстраде и слуховых окнах как раз и был выполнен в чарующем готическом стиле.
Я много слышала об этом месте и не раз видела его, проезжая мимо, но так и не нашла времени посетить музей, располагавшийся на обоих этажах, а также термы, которые сохранились в более или менее первозданном виде и были наследием римской эпохи.
Один сопровождающий остался со мной, второй в авто. От того, что стражей на одного убавилось, спокойнее не стало, поскольку опасалась я вовсе не их. Мужчина открыл входную дверь и пропустил меня вперед.
Первый этаж с хаотично расставленными экспонатами встретил нас абсолютной тишиной, я бы даже сказала, могильной. От каменных стен с гобеленами и картинами веяло холодом. В голове пронеслась мысль: «И кто станет жить в музее?» Мой конвоир повел меня дальше. Второй этаж оказался более приспособленным для жизни. Как я поняла, Дювали на какое-то время убрали экспонаты и кое-что переделали для своего удобства. Это, конечно, похвально, что они пытались сохранить музей и даже улучшить его состояние, но какая необходимость такому именитому семейству тесниться в музее, когда Париж кишит более подходящими и роскошными особняками?
Здесь уже ощущалось присутствие жизни. Мимо проскользнула горничная, которая, заметив меня, тут же как по команде опустила глаза и сложила руки на переднике. Чем ближе мы подбирались к временному хозяину особняка, тем некомфортнее мне становилось. Позвоночник будто льдом покрылся и вместо оттаявших капель по коже бежали неприятные колючие мурашки. Было что-то в этом месте, не знаю, изначально обитавшее или внесенное Дювалями, что заставляло волосы на затылке шевелиться.
Мужчина привел меня в большую и очень странную комнату. В ее центре стоял солидных размеров стол, за ним окна, наполовину занавешенные тяжелыми темными шторами, из-за чего здесь царил загадочный полумрак. По правую руку шкафы с экспонатами, представленными в основном средневековым оружием. На полу вместо ковров шкуры. На изысканном диване слева сидела очень красивая женщина средних лет. Я присмотрелась к ней и узнала Жаклин Дюваль, лицо которой не раз видела в газетах. Женщина приподняла одну тонкую бровь и смерила меня презрительным взглядом. Ноздри ее чуть заостренного и вздернутого кверху носа слегка разлетелись в стороны, когда мадам Дюваль остановилась на моем лице. Стоило ее глазам буквально врезаться в мои, я ощутила нечто похожее на удар в грудь, от которого весь воздух уходит из легких.