В трубке слышны какие-то шаркающие звуки, и затем снова звучит голос Илоны.

– Извините, – говорит она. – Честное слово, извините. Я сказала ей, что она должна сама сообщить вам об этом. Я просто не понимаю. В смысле, я знаю, сейчас у них напряженное время, у девочек… экзамены, социальные сети и все такое прочее, ну, сами понимаете. Но все же это не оправдание.

Кейт медленно моргает.

– То есть никакого нападения не было? – Это полная бессмыслица. Бледная кожа Тилли, ее широко распахнутые глаза, ее трясущиеся руки, ее слезы.

– Никакого нападения не было, – бесстрастно подтверждает Илона, и Кейт думает, что, возможно, она сама в это тоже плохо верит.

В окно Кейт видит, как инспектор Роберт Бёрдетт садится в машину, припаркованную на другой стороне улицы. Кейт вспоминает сообщение, которое она оставила ему на телефоне сегодня рано утром, о странном человеке в доме напротив. На нее накатывает волна вины.

– Вы сообщили в полицию? – спрашивает она Илону.

– Да. Конечно. Только что. Зачем им зря тратить свои ресурсы. Им их и так урезали. В любом случае, я сейчас отправляю ее в школу. Она поджала хвост. И еще раз, ради бога, извините.

Кейт выключает телефон и смотрит, как машина инспектора Бёрдетта подъезжает к перекрестку в конце улицы.

Почему Тилли солгала? В этом нет никакого смысла.





* * *


Кейт работает из дома. Дистанционно. Она профессиональный физиотерапевт, но бросила практику пятнадцать лет назад, когда родилась Джорджия, и больше никогда не возвращалась к лечению пациентов. Сейчас она изредка пишет статьи на темы физиотерапии для медицинских изданий и отраслевых журналов и время от времени снимает кабинет в клинике своей подруги в Сент-Джонс-Вуде, чтобы лечить своих знакомых, но бо́льшую часть времени проводит дома, работая фрилансером (или «домохозяйкой с ноутбуком», как выразилась Джорджия). В Килберне у Кейт есть небольшой рабочий кабинет в мезонине, но в этом временном жилище она пишет, сидя за кухонным столом. Ее документы лежат в лотке для бумаг возле ноутбука. Очень трудно держать все в порядке и не допустить, чтобы ее рабочие материалы засосало общим семейным илом. Ей никогда не удается найти ручку, а муж и дети вечно что-то чиркают на обороте ее деловой переписки – еще одна вещь, которую Кейт не продумала как следует, прежде чем переехать в небольшую квартиру.

Кейт снова смотрит в окно на дом через дорогу. Затем возвращается к ноутбуку и гуглит.

Она выясняет, что в последний раз дом под номером двенадцать был куплен или продан десять лет назад, что необычно для такого шикарного адреса, как этот. Право собственности на здание принадлежит шотландской компании «Би-Джи Пропертиз». Больше ей ничего не удается найти ни о самом доме, ни о том, кто там живет. Какой таинственный дом, решает она. Люди въехали в него и больше не уезжают, они вешают плотные шторы и никогда не открывают их, они оставляют мебель гнить на подъездной дорожке.

Затем она гуглит лей-линии, проходящие через этот дом. Она смутно представляет себе, что такое лей-линии, но ей кажется, что здесь они явно есть. Их просто не может не быть на этом перекрестке, где на улице поздно ночью нет голосов, где пустые участки не застроены, где каждую ночь тявкают лисы, где странные типы преследуют девочек-подростков по дороге домой и нападают на них в темноте и где она чувствует себя неуютно, где она чужая.





6




После событий того вечера, когда Тилли заявила, что на нее напали, Кейт перестает проходить мимо дома с креслом на подъездной дорожке.

Расположение ее дома таково, что для того, чтобы попасть на главную дорогу или подняться в деревню, она может свернуть налево или направо, и теперь она решает повернуть налево. Ей не хочется рисковать и пересекаться с мужчиной, к которому она три дня назад невольно послала полицию в связи с нападением на юную девушку, нападением, которого, по всей видимости, на самом деле не было. Он вряд ли знает, что это она указала на него, но ей будет неудобно перед ним, если она его встретит.

Кейт старается даже не смотреть в сторону дома этого человека, но сейчас, когда она идет в деревню с сумкой, полной документов с веб-сайтов, чтобы отнести их на почту, ее взгляд тотчас устремляется к нему. Под прямым углом к входной двери стоит женщина примерно того же возраста, что и Кейт, но, может, на десяток лет старше. Она моментально привлекает внимание: в длинном сером пальто, сразу нескольких узорчатых шарфах и ботильонах. Стального оттенка седые волосы собраны в пучок высоко на голове. Пучок накренился и, кажется, вот-вот завалится ей на лоб. У нее черная подводка для глаз, она сжимает ручку небольшого чемодана на колесиках и несколько сумок, какие обычно берут в салон самолета. Кейт видит, как она роется в сумочке, достает связку ключей и поворачивается лицом к входной двери. Затем незнакомка на мгновение останавливается в коридоре, просматривает почту на пристенном столике, и дверь за ней закрывается.

Кейт ловит себя на том, что стоит посреди улицы и таращится на закрытую дверь. Она быстро поворачивается и шагает вверх по холму к деревне.





* * *


Сдав в почтовом отделении посылки, Кейт живописным маршрутом возвращается домой. Если она ошиблась, выбрав это место для временного проживания их семьи, она хочет восполнить свою оплошность, получая от деревни Хэмпстед как можно большее удовольствие, пока здесь живет. Килберн – шумное, грязное, живое место, и Кейт любит его всем сердцем. Но у Килберна нет сердцевины, нет центра, это просто лестница из маленьких улиц, идущих перпендикулярно главной. В отличие от Килберна, в Хэмпстеде есть переулки, закоулки, турникеты, коттеджи, тропинки и тайные кладбища, и он простирается во всех направлениях на милю или больше, вплоть до Хэмпстед-Хита на севере и до широких величественных проспектов на юге и западе. Это самая настоящая лондонская деревня, и каждый новый уголок, который Кейт обнаруживает во время прогулок, неким образом окрашивает ее день.

Сегодня Кейт идет дальше, чем обычно, через небольшую дикую часть Хэпмстед-Хита, изрезанную пешеходными тропинками, через шепчущую рощу, а затем по извилистой улочке с причудливыми старыми домами, в основном георгианскими, пока внезапно не оказывается посреди совершенно другого ландшафта. Это плоская низина с белыми домами в стиле фильмов про Джеймса Бонда. Они лепятся друг к другу, словно куски черепицы на крыше, дома с бетонными дорожками и винтовыми лестницами. В каждом доме есть широкая терраса с видом на лес и Хэмпстед-Хит. Кейт достает телефон и делает то, что делает всегда, когда оказывается в новом месте в этой деревне: гуглит.

И обнаруживает, что находится посреди микрорайона самых дорогих муниципальных домов из всех когда-либо построенных, возможно, даже единственного такого во всем в мире. Микрорайон этот – неудачное детище идеалистического эксперимента лейбористского правительства 1970-х годов, попытки дать хорошее, богатое жилье бедным. Одна только земля под застройку стоила почти полмиллиона фунтов стерлингов. Строительство каждого дома обошлось в 72 000 фунтов. Проект потерпел фиаско, когда правительство попыталось окупить вложения, взимая с жильцов несусветные деньги за социальное жилье. Эксперимент окончился громким провалом.

Теперь эти дома вызывают восхищение архитекторов. Кейт находит на сайте бюро по продаже недвижимости квартиру с двумя спальнями более чем за миллион фунтов стерлингов. Кто бы мог подумать, задается вопросом она, кто бы мог предположить, что этот маленький футуристический рай будет спрятан здесь, за особняком эдвардианской эпохи?

Кейт оглядывается и внезапно понимает, что она здесь совершенно одна. Вокруг ни души. Она слышит, как ветер разговаривает с ней шелестом листьев на деревьях, окружающих этот странный анклав. Они велят ей уйти. Прямо сейчас. Ей здесь не место. Она ускоряет шаг, затем еще и еще, и вскоре почти бежит по лугу, мимо домов, вниз по холму, обратно на главную улицу, к салонам красоты, бутикам и магазинам, в которых продают всякую ерунду за непомерно большие деньги.

Когда она проходит мимо станции метро, ее внимание привлекает плакат местного информационного бюллетеня «Хэмпстедский вестник». «СЕКСУАЛЬНОЕ НАПАДЕНИЕ ПРИ СВЕТЕ ДНЯ».

Она останавливается и, чувствуя, как адреналин все еще бурлит в ее крови, смотрит на эти слова. На миг ей кажется, что заголовок принадлежит параллельной реальности, где она слишком долго задержалась, в том месте, которое приказывало ей уйти. И не обнаружит ли она, прочитав статью, что это она, Кейт Форс, пятидесятилетняя женщина… немолодая мать двоих детей, подверглась жестокому нападению в заброшенном муниципальном микрорайоне 1970-х годов и теперь не может объяснить, что она делала там одна среди бела дня?

Затем Кейт снова думает о Тилли, как делала почти каждую минуту каждого дня с тех пор, как увидела ее в дверном проеме четыре дня назад, и задается вопросом, есть ли какая-то связь между всплеском сексуальных нападений в их районе и утверждением Тилли, что в понедельник вечером ничего не произошло.


Шагая вниз по холму, она проходит мимо местного газетного киоска. Здесь она покупает «Хэмпстедский вестник» и возвращается домой.





* * *


Тем вечером Роан снова вернулся поздно. Роан – детский психолог, он работает в Портман-центре в Белсайз-парке. Иметь мужа, работающего детским психологом, не так уж полезно, как кажется. Похоже, ее муж способен сопереживать только детям с социопатическими наклонностями (социопатия у детей – его специализация). Такие дети, как их собственные, которые в чем-то немного странные, но совершенно нормальные во многих других отношениях, похоже, полностью сбивают его с толку, и он реагирует так, будто никогда раньше не встречал подростков. Более того, всякий раз, когда кто-то из них делает нечто такое, что можно списать на стереотипное поведение подростка, он ведет себя так, будто не имел собственного личного опыта подросткового возраста.

Это приводит Кейт в ярость. Она никогда не ощущала более тесного контакта со своим собственным подростковым «я», чем теперь, когда подростками стали ее дети, как будто бы она прошла в дверь на дальнем конце родительства и странным образом встретила себя, идущую навстречу.

– Как прошел твой день? – едва ли не сахарным голосом спрашивает она, голосом, каким пользуется, когда хочет расположить к себе. Если начать вечерний разговор на высокой ноте, то Кейт сама же будет виновата, если позже все пойдет под откос. Она понятия не имеет, сумеет ли Роан уловить намек притворства в ее голосе, но он отвечает из коридора самым сердечным тоном:

– Совсем неплохо. А как твой?

И вот он на кухне, ее бритоголовый муж, спасающийся от январского холода в черном пуховике, шапке и перчатках. Он снимает шапку и кладет ее на стол. Затем снимает перчатки, обнажая длинные угловатые руки. Он стаскивает с плеча сумку и кладет ее на стул. Он не смотрит на Кейт. Они больше не смотрят друг на друга. Все нормально. Кейт не особо нуждается в том, чтобы он на нее смотрел.

Его рука тянется к «Хэмпстедскому вестнику», лежащему на столе. Роан смотрит на заголовок.

– Еще один случай?

– Еще один, – отвечает Кейт. – На этот раз на соседней улице.

Он кивает и продолжает читать.

– Среди бела дня, – говорит он.

– Я знаю, – говорит она. – Ужасно. Бедная женщина. Просто шла по своим делам. Думала, что это будет нормальный день. Какой-то больной засранец решает, что может делать то, что ему заблагорассудится, решает, что имеет право прикасаться к ее телу. – Она вздрагивает, вновь подумав о крошечной Тилли, стоящей на пороге с глазами, полными ужаса.

Входит Джорджия.

На ней прикид для отдыха: гладкие трикотажные шорты и толстовка с капюшоном. В ее возрасте у Кейт не было прикида для отдыха; у нее была лишь уличная одежда и пижама, и ничего кроме этого.

Роан подсовывает ей «Хэмпстедский вестник».

– Послушай, Джорджи, – говорит он. – В этом районе завелся сексуальный маньяк. Нападает на женщин. Последний случай произошел совсем рядом. Среди бела дня. Пожалуйста, имей голову на плечах. И старайся не шастать по улице, слушая музыку в наушниках.

Джорджия фыркает.

– Моя голова всегда при мне, – говорит она. – Да и мозги у меня молодые. А не старые и дерьмовые, как твои. Готова спорить на что угодно, это тот самый чувак. – Она постукивает пальцем по первой странице газеты. – Тот, что живет через дорогу. Он настоящий гнус. На вид типичный насильник.

При упоминании человека из дома напротив Кейт слегка вздрагивает и краснеет от стыда. Она не сказала Роану и детям, что звонила в полицию и видела, как полицейские приезжали поговорить с ним. Ей стыдно за себя. Как же это типично для таких, как она, «праведниц» – настучать, вмешаться в чужую жизнь.

– Как там Тилли? – спрашивает она, меняя тему. – Она сказала тебе что-то еще про тот вечер понедельника?

Джорджия качает головой.

– Нет. Я пыталась поговорить с ней, но она ни в какую. По ее словам, ей слишком стыдно.

– И что ты думаешь? Ты считаешь, она это выдумала?

Дочь задумывается над ее вопросом.

– В некотором смысле да. То есть она могла бы. Ну, ты понимаешь, о чем я? Раньше за ней такое водилось.

– Что именно?

– Да, врала по мелочам. Типа, могла сказать, что знает имя какого-то рэпера или кого-то на YouTube, а если спросить у нее, кто это такой, выяснится, что она не имеет ни малейшего понятия. В общем, иногда она говорит что-то лишь для того, чтобы вписаться в тусовку, чтобы на нее обратили внимание. А когда понимает, что ее раскусили, то делает такие пустые, невинные глаза, и тогда вам становится стыдно за то, что вы выставили ее лгуньей.

– Но лгать о чем-то вроде этого! Как ты думаешь, она способна на такую ложь?

– Не знаю, – говорит Джорджия. Затем пожимает плечами и добавляет: – Да. Может быть. Она слишком остро реагирует на вещи. Может, она просто слишком остро отреагировала.

Кейт кивает. По ее мнению, это возможно. Но затем ее взгляд снова падает на заголовок на первой странице «Хэмпстедского вестника», и она чувствует, как на голову опускается темная тень сомнения.





7