— Ну, как минимум придает романтический флер, — поправилась она.

Мой взгляд выражал еще большее недоверие.

Ава отмахнулась.

— Я просто пытаюсь сказать, что у тебя есть все, что нужно. Пора перевернуть страницу. Начать новую главу. Вот и все.

Я понимала, что она имеет в виду, но разве можно так просто упрятать прошлое поглубже в шкаф и выбросить ключ?

Вместо этого я снова подумала о звонке Саймона и позволила тьме обступить меня.

Я обернулась, чтобы посмотреть на мужчину в темных очках. Он исчез.





* * *


После обеда с Авой у меня оставалось полчаса до следующего занятия. Я сидела и читала книгу о музах. Мне нравились Талия, муза комедии, и Клио, муза истории. Но больше всего меня волновала судьба Мнемы, изобретательницы языка. Это самая печальная из муз, она не может избавиться от воспоминаний.

И снова картина из прошлого.

Наша с Саймоном спальня на третьем этаже. Я стою у окна и смотрю на бассейн. Мелоди тринадцать. Она плавает кругами, ее длинные белые ноги мерно ударяют по воде. Саймон сидит в шезлонге, завернувшись в белый халат, на котором золотом вышиты его инициалы. Его руки спокойно лежат поверх халата. Он не сводит взгляда с Мелоди, которая уплыла к дальнему краю бассейна, и тут одна рука начинает ползти вверх по бедру и исчезает между коленями. Пальцы пробрались под халат, но тут он заметил меня у окна, отдернул руку и помахал мне, широко улыбаясь.

Удивительно, что я поверила этой улыбке.

И приветственному взмаху руки.

Как я могла быть настолько слепой?

Как я могла ничего не заподозрить, когда его пальцы воровато скользнули под халат?

Не догадаться о том, какой извращенный ход приняли его мысли?

Теперь у меня нет никаких сомнений, что в тот самый момент он находился в тисках непристойного удовольствия. Каждое воспоминание о том, как он берет Мелоди за руку, омерзительно. Я не могу думать о том, как он клал руку ей на плечо и держал за талию, когда учил танцевать. Тень его желания омрачает каждое воспоминание, где они вместе.

Мои терзания прервал звук входящего сообщения.

Мне писал Мехди, с которым у нас было шесть занятий. Он прислал снимок в короне из «Бургер Кинга»: «Видишь, я и правда король Персии».

Вообще-то Мехди флорист. У него несколько шикарных цветочных бутиков в Лос-Анджелесе. Ему сорок шесть, он разведен, и у него есть шестилетний сын. Жена изменила ему, и гордость Мехди была растоптана. По его словам, он работает над восстановлением самооценки. Для этого он записался в спортзал. Качает плечевой пояс. Отжимается на параллельных брусьях. Он присылает видео с тренировок. Его сила должна произвести на меня впечатление. А вместо этого я вижу лишь муху в банке, которая тщетно бьется о стекло.

Я вернулась к чтению. Желая сделать книгу доступнее для широкого круга читателей, автор приводил в пример «современных муз». В качестве современной музы музыки он выбрал Йоко Оно, но она меня не интересовала. Гораздо сильнее меня поразила Мэй Пэнг, любовница Леннона. Они встречались полтора года, а для Леннона это был всего лишь «потерянный уикэнд».

Как могут любовники настолько по-разному воспринимать время? Но разве мы с Саймоном не в той же ситуации?

Я боюсь, что время, отпущенное мне для действий, вот-вот истечет. А он уверен, что у него в запасе есть целая вечность.

Прочитав еще несколько страниц, я закрыла книгу и подошла к машине. Всего-то и нужно было разблокировать ее и открыть дверь, но я внимательно осмотрелась вокруг. Меня так и подмывало опасное желание видеть во всем угрозу. Все здесь работают на Саймона. Случайные прохожие. Автомобилисты. Вон тот мужчина с граблями во дворе. Он отложил грабли и посмотрел на меня, я застыла. Я почти уверилась, что это Саймон под одной из своих личин. Одежда цвета хаки. Лицо предусмотрительно скрыто шляпой с широкими полями.





4




Мой следующий ученик — Доминик. Ему шестнадцать. Родители беспокоятся, что он, как говорит его отец, «всегда стремится к самому низкому общему знаменателю». Доминика заставили учить французский для «культурного обогащения». У него нет другого выбора, он вынужден заниматься. Но его единственная страсть — компьютерная игра, где он пачками истребляет «сущностей», о чем с готовностью и рассказывает мне по-французски.

Меня тревожит, не зарождается ли в нем психопат.

— Как по-французски будет «потрошить»? — спросил он как-то раз.

На фоне Доминика занятия с Мехди — просто цветочки.

Ну почти.

Мехди открыл дверь, широко улыбаясь.


— А вот и моя королева.

Я вошла в прихожую, сделала еще несколько шагов и развернулась, прижимая к груди сумочку точно щит.

— Прошу в столовую, — сказал Мехди. — Я приготовил нам… repas[4].

— Я уже поела, — ответила я.

— Но это особенное угощение. Трапеза для королевы.

Его губы, будто червяк, изогнулись в улыбке.

— Или правильнее сказать, la reine?[5]

На первых порах Мехди держался в рамках приличий. Однако пару недель назад он начал давать мне советы о жизни. Он заявляет, что я должна «правильно питаться», больше спать, отдыхать по вечерам, ходить на массаж. Он пишет длинные послания во внеурочное время, предлагая психологическую помощь. Я должна быть сильной, доверять себе и «открыться другим», написал он в прошлый вторник — в три часа утра.

Он проводил меня в столовую, где уже были приготовлены сладости, мисочки с орехами и сухофруктами.

Эти подношения он выставил как на витрине. Все поступки Мехди — попытка выставить себя в ярком свете — вроде прожектора, который освещает небо Голливуда в ночь премьеры. Он не просто звезда собственного блокбастера, он еще и единственный актер.

— Прошу. — Он указал на стул.

Мехди невысокий, коренастый, с залысинами, но в нем есть какая-то концентрированная сила. Он говорит напористо, быстро перемещается. Его внутренний двигатель всегда заведен.

Мне пришлось повторить, что я не голодна.

— Ладно, — Мехди немного сник, — начнем тогда.

Он подошел к столу.

— Мы же можем заниматься здесь?

Столешница была прозрачной, и я задалась вопросом, не в этом ли его основной план? Стол, через который видно все. Я села, стараясь принять как можно более скромную позу. И все равно он не сводил глаз с моих ног.

— Отлично выглядишь.

Голос мягкий, но за этим вроде бы невинным комплиментом скрывалось какое-то напряжение, едва сдерживаемые порывы. Я представила, как в детстве он отнимал у другого ребенка конфетку, а затем его заставляли ее отдать.

Я достала из сумки учебник и положила его на стол так, чтобы прикрыть ноги.

— Я отвезу тебя как-нибудь на пляж на Кайкосе[6], — сказал Мехди. — Мы будем греться на солнышке с охлажденным шампанским в руках. Песок там белоснежный. Только мы вдвоем, Клэр и Мехди.

Я пропустила мимо ушей это предложение и продолжала занятие.

В оставшийся час Мехди больше не заикался о живописных пляжах Кайкоса.

Но когда я собралась уходить, он предложил с улыбкой:

— Как насчет занятий дважды в неделю?

Деньги были мне нужны, но я колебалась.

— Я сверюсь с расписанием и сообщу.

Затем я села в машину и уехала. На полпути к следующему ученику мне пришло сообщение от Мехди. Он прислал свою фотографию в длинном персидском наряде: «Возможно, ты станешь моей королевой».

Это всего-навсего сообщение, но оно навязчивое, как нежелательное прикосновение.

Мне хотелось, чтобы Мехди исчез. Хотелось ответить ему резко: «Оставь меня в покое!»

Но меня остановил хор ежемесячных счетов.

«А ну, тихо», — заявил арендный платеж.

«Разбежалась», — фыркнула кредитка.

Но, смиряясь, я чувствовала, будто теряю часть себя, словно штрихи на автопортрете — крупица самоуважения, проблеск достоинства, яркие краски моей личности — тускнели или исчезали.





5