Надпись была готова. Женщина отошла и посмотрела на нее, затем подошла к входной двери и яростно, размашисто вывела те же слова: «растлитель».
Теперь съемка велась с другого ракурса. Ко входу подъехал патрульный автомобиль, из него вышли двое полицейских в форме. Женщина обернулась к ним и просто ждала. Женщина-полицейский положила руку на пистолет. Я узнала ее — Кэндейс Маркс. Мы начинали вместе, но потом она получила степень по уголовному праву и перешла в департамент внутренних дел, променяв пистолет на карандаш.
Кэндейс начала переговоры. Ее напарник молча ждал, пока она приблизилась к женщине, подняла руку и медленно и плавно опустила. Она уговаривала женщину положить краску и кисть на пол.
Женщина не послушалась.
Кэндейс замерла.
Они уставились друг на друга.
Наконец женщина заговорила. Запись была без звука, но сказанное явно встревожило Кэндейс. Взгляд стал жестким. Она посмотрела на напарника. Сигнал был мне знаком:
У нас проблема.
— Сейчас начнется неприятная часть, — сказал Саймон. — Мне каждый раз больно это видеть.
Я не отреагировала. Казалось, я покинула этот дом и эту темную комнату с экраном телевизора.
Я была снаружи.
С этой женщиной.
Она смотрела, как полицейские приближаются к ней. Первой шла Кэндейс, за ней — на пару шагов позади — ее напарник. Кэндейс продолжала уговоры. Указывала, что нужно опустить банку с краской и кисть. Но женщина не выпускала их из рук. Она застыла на месте.
Второй полицейский сделал шаг вправо. Женщина повернула голову. Она разгадала маневр — ее пытались окружить. И она швырнула банку в Кэндейс. Взметнулась волна красной краски.
Это считается нападением.
Я знала, что случится дальше.
Полицейские бросились вперед, поставили женщину на колени, а затем лицом вниз на каменную дорожку. Она сопротивлялась, пиналась, извивалась. Встав по обе стороны, Кэндэйс свела запястья женщины вместе и нацепила наручники.
Из дома вышел Миллер. Он явно был рад, что все закончилось. Полицейские подняли женщину с земли и повели к машине. Кэндейс надавила рукой на голову женщины, чтобы она пролезла на заднее сиденье.
Миллер пожал руки Кэндейс и ее напарнику и поблагодарил.
Они уехали, и он вернулся в дом. На этом запись заканчивалась.
— Это случилось пять лет назад, — сказал Миллер.
Он поднялся со стула и подошел к экрану.
— Эта женщина — моя бывшая жена, — объяснил он. — Клэр Фонтен.
— Откуда эта идея? — спросила я. — Что вы растлитель?
— У нее была дочь от прошлого брака. Мелоди. Однажды ночью она утонула у берегов Каталины. С тех пор Клэр вбила себе в голову, будто я ее домогался.
Я не знала, правда ли это, но в этом не было необходимости. Клиенты получают презумпцию невиновности, и ты делаешь все, чтобы им помочь.
Но я все равно прощупала почву.
— И никаких оснований для этого не было? — спросила я.
— Никаких.
— И раньше вас никогда ни в чем подобном не обвиняли?
Миллер выглядел обиженным.
— Разумеется, нет. И кстати, я не единственная жертва ужасных обвинений. Возьмем, к примеру, отца Клэр. Она убеждена, что он пытался ее утопить, когда ей было восемь.
— Зачем? — спросила я.
— Клэр считает, что у него был роман с женщиной, которая не хотела никаких детей. Он позвал Клэр поплавать и в какой-то момент попытался ее утопить. Клэр утверждает, что он схватил ее за лодыжки, когда она пыталась забраться на лодку, и чуть было не утащил под воду. И только появление других людей помешало ему. После этого отец расстался с той женщиной и за это ненавидит Клэр.
Миллер устало вздохнул.
— Никаких доказательств нет, — добавил он.
Он покачал головой.
— Но если Клэр вобьет себе что-то в голову, ей не нужны доказательства. Она так же голословно обвиняет меня в растлении малолетних.
— Но прошло уже пять лет, — сказала я. — В чем проблема сейчас?
— У нее опять приступ.
Миллер достал другой DVD-диск.
— Четыре дня тому назад. Это видео с камер наблюдения в школе, где учится дочь моей будущей жены. Директор школы — мой старый друг, так что он сделал для меня копию.
Он запустил видео, и вновь загорелся экран.
Все тот же белый PT Cruiser припарковался напротив школы «Ларсен». Клэр сидела за рулем и не отрываясь следила за воротами здания. Она не стала выходить и не шевелилась — будто снайпер. Только часы отсчитывали прошедшее время.
— Она просидела так три часа, — сказал Миллер, когда экран погас. — Три часа! И все это время просто смотрела.
— В школе не стали вызывать полицию?
— Нет, — ответил он. — Закон не запрещает никому сидеть в машине. И они не знают Клэр. Она кажется безобидной.
Он снова сел рядом.
— Я бы и не узнал об этом, если бы Шарлотта не заметила Клэр, когда приехала за дочерью.
— Шарлотта?
— Моя невеста. Я скоро женюсь. Возможно, именно это послужило толчком для Клэр. У Шарлотты есть дочь Эмма. Она примерно того же возраста, что была Мелоди, когда мы с Клэр поженились. Клэр уверена, что я «снова это сделаю». Она так мне и написала. «Я не дам тебе снова это сделать».
Миллер сказал, что после этого он ей позвонил. Он хотел урезонить Клэр напрямую, без участия полиции.
— Я не хотел, чтобы ее снова арестовали, — объяснил он. — Я пытаюсь защитить ее… от самой себя. Безрезультатно, должен признать. Поэтому я позвонил вам. Понятия не имею, что мне делать.
Он знал, что у него были рычаги воздействия, учитывая ситуацию у школы. Но он пытался поговорить с Клэр. Но увы, она была не готова к диалогу.
— Она просто бросила трубку, — сказал Миллер. — Но перед этим обвинила меня в том, что я устроил за ней слежку. Бред собачий.
— Почему она решила, что за ней следят? — спросила я.
Миллер пожал плечами.
— Откуда мне знать? Может, заметила что-то подозрительное. А может, ей просто померещилось.
Он снова устало вздохнул.
— У меня через три недели свадьба. Что бы Клэр ни задумала, боюсь, что она сделает это скоро. Она захочет сорвать свадьбу.
— Времени почти не осталось.
В глазах Миллера плескался страх.
— У нее есть оружие, — сказал он.
— Какое?
— Револьвер. Она мне показывала. Допотопный, достался ей от первого мужа, но, насколько я знаю, он в рабочем состоянии.
Он посмотрел на меня с тревогой, словно предупреждая: этот пистолет — не шутки.
— Вы можете считать, что я зря паникую, — сказал он, — но, учитывая ее дурацкую выходку и то, в какой она ярости, я не могу выбросить из головы мысль о том, как далеко она может зайти на этот раз.
В голосе появились умоляющие нотки — он явно просил о помощи.
— Конечно, я могу нанять телохранителей, но не хочу жить как в тюрьме. И не желаю такой жизни для Шарлотты или Эммы.
— Вы думаете, она и им причинит вред?
— Я не знаю, на что она способна. В этом-то и проблема. Она сумасшедшая.
Он был похож на ребенка, которому нужны заверения, что все будет хорошо.
Это был момент истины.
— Что, по-вашему, я должна сделать?
Миллер замялся — типичная реакция. Те, кто нанимает пожирателей грехов, часто не желают переступать черту.