Сетенай явно собирался спать, поэтому Ксорве забралась на верхнюю койку и положила рюкзак под голову.

– Но мне интересно узнать, почему она пришла к такому выводу, – сказал он. – Я начал поиски Реликвария еще до твоего рождения. Разве что она наконец-то отыскала что-то в библиотеке Дома Молчания…

Спустя все эти годы Ксорве ничего не знала о Реликварии Пентравесса – только то, что она видела в своем видении. Палисандровый восьмигранник – древний и драгоценный. Еще она думала, что Пентравесс – это имя, а не место, но это была просто догадка.

По натуре Ксорве была не очень любопытна, а в Доме Молчания сразу давали понять, что будет, если сунешь нос не в свое дело. Но ей было очень интересно, что же могло заставить Сетеная проглотить гордость и поспешить к Оранне. Пусть даже она ему нравилась – или когда-то нравилась, или между ними было что-то близкое к взаимному интересу – его не так-то легко было заставить тут же сорваться с места.

Не сводя взгляда с перекрещенных балок на потолке каюты, она старалась придумать, как же ей аккуратно поднять эту тему.

– Кем он был? – спросила она в конце концов. – Пентравесс.

– А, – ответил Сетенай. Она не видела его лица, но голос звучал тепло и сонливо. Он умел быстро расслабляться, даже если всю ночь бегал и строил планы. – Пентравесс. Повелитель Механизмов.

Ксорве должна была понимать, во что ввязывается. Она натянула одеяло на себя и стала слушать.

– Пентравесс родился более трех тысяч лет тому назад в Ормарии, ныне не существующей стране. Неизвестно, кем были его родители, но он стал величайшим волшебником – величайшим изобретателем – возможно даже, величайшим гением всех времен.

Пойми правильно: до Пентравесса магия была просто молитвами. Волшебники были пророками, связанными с божествами, сумасшедшими и истерзанными собственными силами. Они умели исцелять и ранить, вызывать видения, пропускать магию прямо через себя, но их ограничивали собственное тело и разум.

Пентравесс первым открыл, как можно направлять силу божества в материальный мир, легко контролировать и ограничивать ее, закреплять заклятья ключевыми знаками. Корабль, способный пересечь Лабиринт, алхимический двигатель, добрая половина современной медицины – все это его открытия. Его покровителем была богиня старого порядка, которая требовала поклонения, верности и жертвоприношений. Но я думаю, она тоже смотрела в будущее.

Кое в чем Пентравесс, конечно, ничем не отличался от других магов. Плоть человека слаба. Божественная сила – это чудо, но это же и яд. Говорят, что когда Пентравесс понял, что смерть уже близко, он кое-что придумал. Все его знания, все неоконченные работы, планы, проекты, предсказания, секреты, идеи – все это он вложил в Реликварий.

Никто доподлинно не знает, что там внутри. Ученые в большинстве своем не очень оригинальны – чертежи смертоносного оружия, формула вечной жизни… Мне хочется думать, что Пентравесс был умнее. Тот, кто отыщет Реликварий, сможет разгадать величайшую загадку в истории – но не только. Пентравесс навсегда изменил свой мир – и вообще все миры. Тот, кто добудет Реликварий, получит его наследие. Представь только, Ксорве, что я мог бы сделать с этим знанием.

Раньше Ксорве всегда считала, что Сетенай и так уже все знает о магии. В полудреме ей привиделся Сетенай – одетый в золотые одежды, он был коронован как Верховный канцлер всех миров. В здравом уме она поняла бы, что это глупо и смешно, но сейчас это видение казалось ей захватывающим. Оранна и Олтарос Чаросса давно повержены, в руках Сетенай держит Реликварий. Рядом с ним стоит Ксорве, его правая рука. Он стал наследником Пентравесса, а она – единственной, кто заслужил его безоговорочное доверие.

Негромкий голос Сетеная сливался со скрипом балок, приглушенным свистом ветра, отдаленным гулом Врат – и она начала проваливаться в сон.

Пускай ее разбудили ни свет ни заря, пускай в голове все еще шумело от лотоса, а Сетенай говорил загадками – она все равно чувствовала себя довольной. Сетенай простил ее за оплошность с письмом. Он решил, что стоит взять ее с собой, что она может ему пригодиться.

Ксорве отгоняла мысль о том, что в конце путешествия их ждет встреча с Оранной. Может, да, а может, нет. Чего бы ни добивалась Оранна, Сетенай защитит Ксорве. Глупо думать, что Оранна каким-то образом заставит ее вернуться в Дом Молчания. Сетенай никогда этого не допустит.





4

Истребленный город




Ксорве проспала весь остаток пути и, все еще сонная, сошла вслед за Сетенаем на станции, где корабль дозаправлялся. Когда она окончательно пришла в себя, выяснилось, что она сидит во взятом напрокат катере и вертит в руках пирожок, который Сетенай купил ей в столовой на станции. Сетенай сидел за штурвалом, сосредоточившись на управлении. Сначала они были частью огромного потока кораблей, но он понемногу иссякал: корабли брали курс на разные Врата, которые вели в Ошаар, Касманситр, Карсаж, Тарасен. При первой же возможности Сетенай отделился от потока, облетев станцию по широкой дуге. Они миновали узкие мерцающие Врата и очутились в Лабиринте – той его части, где вверх устремлялись заостренные шпили. Других кораблей поблизости не было. Ксорве свернулась калачиком на дне катера, спрятав руки в рукавах зимнего плаща.

В Лабиринте невозможно было определить время. Когда небо было видно, его цвет постоянно менялся – то это был золотистый псевдорассвет, то голубой псевдополдень, то сиреневые псевдосумерки, а иногда даже оно становилось багровым или сине-зеленым, каким никогда не бывает настоящее небо. По расчетам Ксорве, они летели уже полтора дня, время от времени делая остановки, чтобы перекусить пирожками, которые по мере остывания становились все менее съедобными.

Ксорве и Сетенай были уже далеко от проторенных маршрутов. Они миновали еще несколько Врат, но так и не встретили ни единого корабля, ни единой живой души.

Ксорве научилась определять настроение Сетеная по его позе. Конец путешествия был уже близок, и он сидел прямо – не напряженно, а сосредоточенно.

Ксорве уже почти привыкла к путешествиям сквозь Врата, но переход из Лабиринта в Эчентир потряс ее: серая груда камней и холодный ветер сменились засухой. Стало слишком тепло, воздух отдавал копотью. Под ними простирался пейзаж, плоский и желто-серый, расплывчатый и погребенный в дымке. Вдалеке виднелось нечто вроде башен, окутанных столпами пыли.

С небом было что-то не так. Сначала оно было тусклого серого цвета, а в следующий момент расцвело свежими шипами и каменными мысами. Небо то и дело пронзали столбы размером с гору, а затем исчезали. Все это происходило в тишине, как будто это была всего лишь причудливая игра облаков.

– Поэтому это место и называют мертвой зоной, – заметил Сетенай, быстро направляя корабль к нагорью возле Врат. – В воздухе небезопасно. На земле все будет хорошо, если мы не будем мешкать.

Они приземлились, и Ксорве выпрыгнула из катера, закинув рюкзак на плечи. Сетенай впервые взял ее с собой на вылазку, и она намеревалась приложить все усилия, чтобы он об этом не пожалел. Если им встретится Оранна, Ксорве будет держаться исключительно профессионально.

Они начали спускаться с нагорья. Насколько хватало взгляда, равнина была усеяна рухнувшими колоннами или столпами. Чем именно, было трудно различить из-за пыли, повисшей в воздухе, и только когда они были уже совсем близко, Ксорве разглядела, что это. Не колонны, а стволы гигантских деревьев. Тысячи павших деревьев, словно их снесло единым взрывом, который пришел откуда-то издалека.

Ксорве боялась, что необходимость перелезать через деревья сильно замедлит их путь, но она не осознавала истинные размеры бревен. Каждый ствол в ширину превышал ее рост, и расстояние между ними было таким же, как на городских улицах. Деревья и прогалины были густо усеяны пылью цвета старой бумаги. Ксорве подошла к ближайшему дереву и дотронулась – запястье погрузилось в пыль. Следы, которые они оставляли за собой, были очень глубокими.

Они шли вперед, оставив нагорье позади. Поначалу Ксорве шарахалась от каждой тени, но это были причудливые сущности, которые поднимались в воздух и исчезали в небе.

– Напоминает Лабиринт, – заметила она. Рядом появилась широкая спираль, похожая на отражение аммонита в разбитом зеркале.

– Верно, – подтвердил он. – Мир живых распадается, и сквозь него проступают кости Лабиринта. Лабиринт произрастает из мертвых миров, как грибы из пней. Примерно через тысячу лет это место будет полностью поглощено.

В Доме Молчания упоминали о поглощенных мирах. Ксорве тогда не поняла, что это значит. Поглощенные миры, распад всего сущего… она шла, качая головой, словно пыталась выбросить из головы эту мысль.

Впереди между двумя огромными стволами показались цепочка следов и колея от колес. Ксорве подтолкнула Сетеная локтем и показала пальцем:


– Смотрите! Это Оранна? Она могла прийти этой дорогой?

Сетенай кивнул, глядя на нее с гордостью.

– Должно быть, она направилась в сторону города, – сказал он. – Не то чтобы здесь было много вариантов.

Ксорве радостно шла вслед за Сетенаем – его гордость согревала ее как горячий напиток в холодный день. Она так замечталась, что чуть не наступила на скелет.

Его легко можно было принять за очередное упавшее дерево – массивный, покрытый слоем серо-коричневой пыли, он валялся, словно выброшенный за ненадобностью. Но, приглядевшись, можно было заметить частокол изогнутых ребер, а затем всю спираль, огибающую разрушенный лес – сухие кости гигантской змеи.

При виде огромного черепа Ксорве вжалась в ближайшее дерево. Она спокойно могла бы поместиться внутри глазницы. А каждый зуб был в несколько раз длиннее ее меча.

– Не волнуйся, – сказал Сетенай. – Они не причинят вреда.

– Есть и другие? – спросила Ксорве.

– Их очень много, – ответил Сетенай. – И все они мертвы.

Его голос звучал почти печально, и от удивления страх Ксорве как рукой сняло.

– Ты увидишь и другие. Но они мертвы уже много столетий и ничего тебе не сделают.

Сетенай уже продолжал путь. Ксорве, то и дело оглядываясь, миновала огромный череп, пытаясь представить, как выглядело это создание при жизни, как оно передвигалось и чем питалось.

Вскоре они добрались до стены. Внизу ее плотным слоем покрывала пыль, но выше стена была сплошь украшена фризами: деревья, змеи, реки – все они слились воедино, будто сам камень так причудливо оплыл вниз.

– А вот и Эчентир, – сказал Сетенай.

Огромный круглый проем в стене указывал на место, где, очевидно, когда-то находились ворота. За ними и над стеной Ксорве разглядела те самые башни, которые заметила с воздуха. Они были непохожи ни на одно знакомое ей здание – строения то сужались, то расширялись, и разветвлялись, как кораллы. Находиться в этом безмолвном городе было не по себе. Единственным признаком того, что кто-либо когда-нибудь входил в него, была цепочка следов Оранны, тянувшаяся сквозь проем.

– Так я и думал, – сказал Сетенай, направляясь в город.

Широкие и глубокие, как речное русло, улицы повсюду, насколько хватало взгляда, были усеяны змеиными останками. Должно быть, они погибали здесь тысячами.

– Неужели и в городе были змеи? – спросила Ксорве. Ей представлялось, что стену воздвигли специально для защиты от них.

– Это был их город, – ответил Сетенай. – Они не были монстрами, Ксорве. Змеи Эчентира были учеными, философами, поэтами. В зените своей славы этот город манил многих.

Он вел Ксорве по улицам. Иногда кости складывались настолько плотно, что приходилось пробираться между ребрами. Однажды Ксорве довелось увидеть, как на верфи Серого крюка строили фрегат – некоторые из этих ребер были ненамного меньше корабельных балок.

Следы привели к круглой открытой площади, густо усеянной скелетами. Если бы не Оранна, они едва ли нашли бы путь сквозь лабиринт ребер.

Когда-то это была оживленная часть города, подумала Ксорве. Может быть, рыночная площадь. Все философы и ученые, наверное, время от времени посылали слуг за едой. А потом они все умерли. Была ли их смерть медленной? Понимали ли они, что происходит?

– Что с ними случилось? – спросила она. Он упоминал что-то о магической катастрофе, но подробностей она не знала. – Кто их убил?

– Богиня, – ответил Сетенай. Он выглядел задумчивым – возможно, его волновала перспектива встречи с Оранной. Чуть помедлив, он указал на возвышение в центре площади. Ксорве, которая смотрела под ноги, заметила его далеко не сразу. На возвышении стояла громадная статуя змеи с капюшоном. Скульптор вырезал каждую чешуйку как отдельный лепесток. Ксорве никогда не видела таких змей. Три пары глаз венчали голову, подобно короне, еще четыре пары располагались на капюшоне, и множество глаз – по всему богато украшенному телу. Огромные незрячие каменные глаза, которые веками не смыкались…

– Такой они представляли себе богиню, – сказал Сетенай. – Ирискаваал Тысячеглазую.

– Их убила их собственная богиня, – повторила Ксорве. В это было не так уж трудно поверить. В конце концов, Неназываемый тоже требовал жертвоприношений.

– Да, – кивнул Сетенай, – змеи поклонялись ей на протяжении многих столетий. Судя по всему, они любили ее. Они сражались и умирали за нее, их волшебники черпали магию в ее могуществе.

Он задержался у маленького скелета – череп доходил Ксорве до плеча.

– Ирискаваал нажила себе врагов: таков удел сильных. В конце концов некоторые жители Эчентира утратили веру и предали ее.

Ксорве поежилась. Плохо, что они обсуждают такое рядом со статуей. Казалось, ее глаза приходят в движение.

– Трон Ирискаваал разбили на осколки, – сказал Сетенай. – Ее земную обитель разрушили, святилища осквернили. В отличие от нас, Ксорве, боги не могут умереть, но их могущество можно ограничить, и они способны страдать.

Глядя на статую, он сделал своего рода полужест, подняв руку к лицу. Совсем как Ксорве, которая порой начинала воспроизводить символ сомкнутых уст, забыв, что больше не обязана оказывать почтение Неназываемому.

– Страдания Ирискаваал были столь сильны, что она отвратила свой взгляд от мира, – продолжил Сетенай. – Но перед этим она навечно прокляла Эчентир. Единственного ее слова хватило, чтобы уничтожить весь этот мир. Все храмы. Все центры наук. Все их знания исчезли без следа.

Он поднес ладонь к нижней челюсти скелета маленькой змеи, смахнув пыль и обнажив кость.

– За свое предательство они заплатили сполна, – заключил он.

Ксорве никогда не видела его таким печальным. Было неясно, горюет ли он по Эчентиру, по их богине или же по исчезнувшим знаниям. В городе было еще более пыльно и жарко, но ее внезапно пробил озноб.

– Идемте, – сказала она, осмелившись дернуть Сетеная за рукав. – Следы ведут дальше.