А что она будет делать потом, когда… если они поженятся?

А что будет делать он?

При мысли о том, что эти глаза будут смотреть на нее всю оставшуюся жизнь, Сиэлле стало совсем плохо.

Так ничего и не придумав, она закрыла лицо руками, уткнулась лбом в колени и затихла. Хотелось расплакаться, но не получалось. Ничего не получалось. Даже думать.

Поэтому когда кто-то тихо подошел к ее комнате, она услышала. Кто-то не решался постучать, и как бы Сиэлла ни хотела, но это был не Элдж.

Она узнала это дыхание.

Оторвав руки от лица, она поднялась и подошла к двери.

– Что тебе нужно, Элис? – спросила она.

Мачеха переступила с ноги на ногу, Силь слышала это так ясно, будто между ними не было закрытой двери.

– Я… я попросила твоего отца не заставлять тебя встречаться с Нейтаном… сегодня. – А вот голос Элис звучал глухо.

На Сиэллу накатило странное безразличие.

– А завтра? – спросила она. – Или на собственную помолвку я тоже могу не приходить?

– Силь… открой, пожалуйста.

Пожав плечами, Сиэлла подчинилась. Элис стояла на пороге, а в ее глазах можно было прочесть искреннее сочувствие.

– Так что же? Я могу и завтра не приходить? – спросила Сиэлла жестко.

– Силь… мне очень жаль. Правда жаль! Я не представляю, каково тебе. Я люблю твоего отца, я… мне действительно очень жаль. Я бы хотела тебя поддержать…

– …но ты не хочешь прожить всю оставшуюся жизнь в нищете, когда есть такой прекрасный шанс, да? – усмехнулась Сиэлла.

Как бы она ни хотела услышать в интонациях мачехи фальшь – ее не было. Но это ничего не меняло. Элис искренне сочувствовала ей, но при этом не собиралась уговаривать мужа отменить помолвку.

Она, Сиэлла, должна стать овцой на алтаре Старухи – одного из самых жестоких божеств степняков, чтобы остальные обрели желаемое.

В который раз за сегодняшний день она почувствовала себя вещью.

– Убирайся, Элис. И Эви передай, чтобы не приходила. Мне не нужна поддержка, – спокойно сказала Силь.

– Но… – В глазах мачехи появились слезы. – Послушай… я… я тебя поддержу… если он будет тебя обижать, мы… твой отец…

– Моему отцу все равно, – безжизненно ответила Сиэлла. – Он сам так сказал. Да и тебе все равно. Ты сочувствуешь мне, да, но, если бы был шанс остановить все это и Нейтан Тинклер отказался от свадьбы, оставив все как есть, что бы ты выбрала? Меня или деньги?

Элис закусила губу.

– Силь…

– Я так и думала, – спокойно сказала Сиэлла. – Я тебя не осуждаю, Элис. На твоем месте я думала бы так же.

И она закрыла перед мачехой дверь.

Не слушая ее сбивчивые попытки оправдаться, она подошла к большому зеркалу в резной раме. Позолота облупилась, да и амальгама была неровной.

Что ж, если Нейтан Тинклер хочет встречи, она исполнит его желание.

Все равно она не нужна никому, кроме влюбленного в нее слуги.

Может, стоит наложить на себя слой краски? Подвести глаза черным карандашом, стащить у мачехи карминовую помаду и яркие румяна? Возможно, Нейтану Тинклеру не понравится, что его будущая жена выглядит вульгарно, и он откажется от мысли жениться на ней? И платье… обязательно нужно платье с открытыми плечами и глубоким декольте. Волосы… волосы она распустит, начешет, и тогда уж точно будет выглядеть как шлюха!

С другой стороны – у ее будущего мужа репутация не самого благопристойного мужчины высшего общества. Пожалуй, более циничного ублюдка, пренебрегающего общественными приличиями, нужно еще поискать… А вдруг ему, наоборот, придется по вкусу?

Что же делать?

Сиэлла провела рукой по своим темно-каштановым волосам и намотала косу на руку. А если она отстрижет ее, как делают степняки в знак скорби? Это уж точно никому не понравится!

Даже ей самой…

Но отец, очевидно, предполагал что-то подобное, потому что не успела Сиэлла хоть что-нибудь решить, в комнату опять постучали.

– Кто там? – недовольно спросила девушка.


– Это я, Мирра! Госпожа, впустите меня, пожалуйста! – послышался умоляющий голос горничной.

Что ж, этого следовало ожидать. Отец прислал к ней служанку, предполагая, что она может что-нибудь выкинуть. Как ни странно, Сиэлла почувствовала нечто похожее на облегчение.

Мирра помогла ей переодеться в красивое платье из зеленого бархата, переплела косу и заколола ее сзади, открывая шею. От драгоценностей Силь отказалась, и горничная не стала настаивать. Да и много ли у Сиэллы драгоценностей? Серебряная подвеска с большой черной жемчужиной да жемчужная же нить.

Жемчуг совершенно не подходил к зеленому бархату.

Пока Мирра возилась с прической, Сиэлла вновь почувствовала, что у нее начинает болеть живот. Голод опять проснулся.

Ничего. Наверное, после помолвки не будет смысла продолжать этот ненужный и бесполезный протест. Сиэлла поймала себя на мысли, что хочет, чтобы все произошло как можно быстрее.

Вот отец удивится, если она предложит не тянуть и объявить о свадьбе уже сегодня!

Усмехнувшись своим мыслям, Сиэлла отпустила горничную, пригладила подол и прислонилась к стене. Ей казалось, что если она сядет, то боль станет сильней.

Надо заканчивать. Если уж умирать, то не от голода.

В гостиной тикали часы, и Силь слышала их так ясно, будто они были возле ее уха.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Надо настроиться. Смириться. Может быть, не все так плохо?

Тик-так. Тик-так.

В конце концов, ее отдают замуж не за уродливого старика.

Тик-так.

Может, если она будет правильно себя вести, Нейтан Тинклер разрешит ей петь? Хотя бы для себя. Интересно, а у него в доме есть рояль?

Тик…

Хотя бы очень маленький…

Так…

Или хотя бы клавикорд?

В гостиной послышались голоса, хлопнула дверь, и Сиэлла поняла, что все ее смиренные мысли улетучились. Снова поднялась волна обиды, непринятия и ненависти.

И когда, черт возьми, она успела съесть нож?

Внезапная резь в животе была настолько сильной, что Сиэлла не смогла сдержать стон.

Больно… как же больно…

В глазах рябило, в голове будто взрывались фейерверки, а очередной нож в животе, кажется, порезал печень.

Сползая по стене вниз, Сиэлла подумала, что точно знает, как больно было жертвам Туза…

Сколько она так просидела? Время остановилось или текло как обычно? А что, если прошла целая вечность? И эта вечность была для Сиэллы болью. Сначала резкой, а потом – тягучей, словно кто-то разбередил незажившую рану.

Вспышки сменились темной пеленой, и в один прекрасный момент Силь обнаружила, что лежит на полу.

Как она может встречаться с Нейтаном Тинклером в таком состоянии? Но Силь понимала – отец вынесет ее на руках, если понадобится. Упрямство сыграло с ней злую шутку.

Кое-как поднявшись, Сиэлла отряхнула платье и снова прислонилась к стене. Боль в животе немного стихла, затаилась, чтобы ударить в самый неожиданный момент. Она сама виновата. Сейчас, когда ей нужны все силы, их просто неоткуда взять!

Идиотка, вот кто она.

Не помня себя и не понимая, зачем она это делает, Силь подошла к платяному шкафу, выдвинула один из ящиков и вытащила перчатки. Длинные, они закрывали всю ее кожу до самых рукавов платья.

Выполненные из белоснежного бархата, они не подходили под ее наряд совершенно, но Сиэлла почему-то решила, что с ними ей будет лучше.

Так он к ней не прикоснется.

Хотя бы сегодня.

Стоило ей натянуть перчатки, как в дверь постучали.

– Сиэлла! Ты здесь? – Голос отца. Он был очень зол, Силь слышала это даже через дверь.

Почему он злится? Он же не хотел, чтобы она встречала Нейтана Тинклера вместе с ним? Или хотел? Силь не могла вспомнить. Она смотрела на свои белоснежные перчатки и понимала, что в ее голове не осталось ни одной связной мысли.