— Вон отсюда! — говорит мама.

Она тянет и дергает его, пока его рубашка не рвется.

— Извинись! — повторяет он.

Да пошел ты. Я не собираюсь извиняться.

— Вон! Вон! Вон! — кричит мама, когда он наконец оставляет меня в покое. — Исчезни!

Петер скрежещет зубами и дышит ей прямо в лицо, но мама не уступает ни миллиметра. В прихожей он хватает с вешалки куртку и сует ноги в ботинки. Задевает головой свисающие с потолка звезды и бросает последний взгляд на меня. Мама опускается на пол в моей комнате и плачет, а на улице с ревом срывается с места автомобиль.





27. Mикаэль




До катастрофы

Весна 2016 года

Белла появилась в холле, разбежалась и бросилась мне в объятия:

— Папа!

Она взахлеб рассказывала обо всем, что произошло за день, о собственных чувствах и мыслях:

— Мы ходили в библиотеку, и я взяла нового «Альфонса»[15].

У нее Бьянкины глаза и нос. Я не мог на нее насмотреться.

— А потом Ула дал мне булочку с корицей.

На губах у нее оставались крошки сахарной обсыпки.

— Сюда приходил Ула? — спросил я.

— Он и сейчас тут!

Белла потащила меня в гостиную. На журнальном столике лежали остатки обильного перекуса, а на диване друг против друга сидели Бьянка и слегка откинувшийся назад Ула.

— Полиция их нашла, — сообщил Ула.

Я поцеловал Бьянку, заодно тайком показав глазами, что` я думаю об этом нежданном визите.

— Полиция поймала грабителей? — переспросил я. — Молодцы!

— У них были точные приметы преступников. Эти ублюдки ограбили еще как минимум десятерых.

— Улу вызывали в полицию на опознание, — объяснила Бьянка.

— Это было невероятно! Как в американском криминальном сериале. Несколько человек сидели в ряд.

— Вы их узнали? — спросил я.

— Без колебаний. Я сразу показал на этих двоих. Они еще подростки.

— Тогда, надеюсь, им назначат адекватное наказание, какую-нибудь терапию, которая поможет встать на правильный путь, — сказал я.

Ула распрямил было плечи, собравшись возразить, но потом передумал, откинулся на спинку дивана и спросил у меня, как дела в школе.

— Бьянка рассказывала, что вам вынесли письменное предупреждение. Что-то невероятное.

— Не уверен. Я действительно перешел границы.

Ула приподнял бровь:

— Но учитель обязан вмешиваться. Вы же не просто так ударили его. К чему мы придем, если лишим учителей их авторитета?

Он видел только черное и белое.


— У этого ученика СДВГ, — объяснил я. — Если бы я знал об этом, то…

— Но это не оправдание! Никто не имеет права вести себя, как ему вздумается, только потому, что у него СДВГ!

— Да, конечно, но к таким ученикам нужно относиться по-другому.

— Не думаю, — произнес Ула и посмотрел на Бьянку в поисках поддержки. — Когда я ходил в школу, у нас тоже были кадры, которым закон был не писан. Сейчас бы им точно поставили какой-нибудь диагноз. Но учителя всегда пресекали их выходки и требовали, чтобы они соблюдали общие правила поведения. И все эти парни, между прочим, стали хорошими людьми. А чему сегодня школа учит хулиганов?

Отчасти он был прав. Я помог пацану, над которым издевались и которого заперли в туалете, — и меня же нужно за это наказать. Да, общество взрослых во многих аспектах капитулировало.

— Нужен баланс, — сказал я. — Разумеется, мы должны принимать каждого ученика таким, какой он есть, независимо от оценок в журнале. Но подобная экстремальная индивидуализация, разумеется, несет с собой проблемы. Как бы то ни было, человек — животное стадное. И поэтому мы обязаны подчиняться коллективу.

— Именно так, — согласился Ула и добавил: — Слава богу, я не работаю в школе. Но восхищаюсь теми, у кого хватает на это сил.

— Все начало разваливаться, когда ввели дотацию на образование и родители получили возможность выбирать школу, — сказал я.

Бьянка добавила, что она целиком и полностью за свободный рынок во всех других областях. Но не в школе. Знания — это не товар.

— Но индивидуальный подход теперь ценится не только в школе, — сказал я. — Он сейчас везде. И дело не только в диагнозах.

— Верно, — кивнул Ула, а Бьянка задумчиво произнесла:

— Если взять, к примеру, Фабиана, то никакого диагноза у него нет.

Ула посмотрел на нее удивленно:

— На бумаге нет.

— Интересно почему? — рассуждала вслух Бьянка. — Потому что Жаклин против?

— Вполне возможно, — кивнул Ула.

Я вышел в кухню. Бьянка знала, что` я об этом думаю. Обсуждать ученика в подобном ключе непрофессионально и неэтично.

— Я видел документальный фильм о синдроме Аспергера, — продолжал в гостиной Ула. — Похоже, у Фабиана он самый.

Молодец, посмотрел кино и сразу все понял!

— А я слышала, что у Билла Гейтса тоже такой диагноз, — сказала Бьянка. — Но сейчас от этого диагноза вроде бы хотят отказаться. Теперь это будет называться просто «расстройство аутистического спектра».

— В моем детстве СДВГ называли ЗПР — задержка психического развития, — сказал Ула. — Это наводит на разные мысли. Ни рак, ни диабет никто почему-то не переименовал.

— Ну, это все-таки не одно и то же, — возразила Бьянка.

Меня радовало, что она с ним не соглашается. Зачем она вообще пускает в дом этого прилипалу? Куда подевался ее девиз «соседей надо держать на расстоянии»?

— Мне пора, — произнес Ула.

Ну наконец-то!

Я вышел к дверям помахать ему на прощание, пока он влезал в свои топсайдеры.

— Видели копа, с которым встречается Жаклин? — произнес он, покачав головой. — У меня нехорошие предчувствия.

У меня они были тоже, но я не собирался плодить сплетни. Бьянка как будто вообще не слушала. Ула вышел на крыльцо и, слава богу, оказался с нужной стороны двери.

На кухне Бьянка тихо подошла ко мне сзади, обняла за плечи и начала их нежно массировать.

— Ты очень напряжен, прямо каменный.

Боль пронзила шею и мгновенно добралась до головы. Я старался держать себя в руках, боялся сказать что-нибудь, о чем буду жалеть.

— Что он вообще здесь делал?

Руки Бьянки остановились.

— Ула? Просто захотел с кем-нибудь пообщаться. Врач снова выписал ему освобождение, он действительно не может сейчас ходить на работу.

— У него нет друзей?

Бьянка убрала руки:

— В чем дело, дорогой? Ты ревнуешь?