– Ну, вдруг ее не будет рядом. Или не сможешь попросить.
– Почему не смогу?
– Не знаю. Всякое бывает. Если одна дома останешься. Или маму разбудить не сможешь. В общем, если чего-нибудь испугаешься, звони мне.
После такого объяснения Грейс решила, что больше не станет ничего спрашивать. Ни одного вопросика.
– Ясно, спасибо, – ответила она и засунула бумажку в карман.
– Только маме не говори.
– Ага.
«Хватит, перестаньте», – подумала Грейс.
Потом Иоланда отвезла их с мамой домой. Хорошо, что не пришлось ехать на автобусе по темным улицам – Грейс и так уже успела натерпеться страха за этот вечер.
Глава 3. Билли
Билли проснулся от резкого крика с улицы. Точнее, прямо с тротуара перед домом.
Всего одно слово.
– Эй!
Надеждам, которые Билли возлагал на грядущий день – тишина, спокойствие и никаких скандалов, – не суждено было сбыться.
Однако в глубине души он все-таки оставался реалистом, поэтому вскочил, пробрался к своему наблюдательному посту у балконной двери и осторожно отодвинул занавеску.
Девочка по-прежнему сидела там. Нет, не «по-прежнему». Билли поправил себя: «опять».
Фелипе Альварес, один из соседей с верхнего этажа, присел рядом с ней на корточки и о чем-то расспрашивал. А Джейк Лафферти, другой сосед с верхнего этажа, направлялся к ним с явным намерением вмешаться в сцену, пришедшуюся ему не по нраву.
С другой стороны, исходя из всех мелочей, услышанных и увиденных за последние годы, Билли успел понять: ворчливому мистеру Лафферти вообще мало что нравилось. Более того, он не считал нужным скрывать свое недовольство, неся его как знамя над головой. Что именно должно символизировать это знамя, Билли пока не решил.
И вот теперь Лафферти подбежал к крыльцу и крикнул:
– Эй ты, Хосе! Чего тебе надо от малышки?
Фелипе встал. Вид у него был не воинственный – во всяком случае, не слишком, – но настороженный. Измученное сердце Билли ушло в пятки: дело попахивало скандалом, а скандалы Билли не любил всей душой.
Почему эта девочка сидит на улице?! Ее неизменное присутствие спутывало все карты, подбрасывая самые неожиданные и пугающие комбинации. И все же Билли хотелось узнать, что случится дальше. Он аккуратно приоткрыл дверь на веранду, чтобы удобнее было смотреть.
– Во-первых, меня зовут не Хосе, – начал Фелипе. По-английски он говорил бегло, хоть и с сильным акцентом.
– Я и не говорил, что тебя так зовут, – ответил Лафферти. – Просто выражение такое. Прозвище.
– Вот уж не знаю. Ваше имя я запомнил сразу, а свое повторял уже раз десять. Вы Джейк, так? А если я буду звать вас Джо? Среди белых попадается много парней с таким именем. Похоже ведь.
Билли глянул вниз на девочку – проверить, не испугалась ли она перебранки. Девочка смотрела на взрослых спокойно и даже заинтересованно. Как будто все происходящее казалось ей исключительно забавным зрелищем.
Малышка была пухленькой. Ох, какие дети пошли. И как они толстеть умудряются? Вот в его годы ребятишки постоянно носились по улице. Захочешь найти толстяка – днем с огнем не найдешь. С другой стороны, детство Билли прошло в танцевальном классе – где-где, а там пухликов никогда не было и быть не могло. Конечно, он ходил и в обычную школу. Выбирать не приходилось. Но об этом старался не вспоминать.
– А я знаю, как его зовут, – сказала Грейс. То есть, скорее, завопила.
Фелипе поднял руку, останавливая девочку.
– Нет, подожди. Давай посмотрим, знает ли он.
– Послушай, ты… – разъяренно начал Лафферти.
Сердце Билли заколотилось еще сильнее: вдруг начнется драка? Однако Лафферти так и не закончил фразу. Малышку просто распирало – такую не заставишь промолчать, как ни старайся.
– Его зовут Фелипе! – звонко крикнула она, надувшись от гордости.
– Ладно, – сказал Лафферти, – Фелипе. Может, теперь ответишь на мой вопрос, а?
– Это уже во-вторых. Я спрашивал Грейс, почему она не в школе. Ничего дурного и в мыслях не было. Мне не нравятся ваши намеки и обвинения.
– Нарываешься?
– Я?! Это я-то нарываюсь? Нарывается здесь кто-то другой, compañero[1]. В своем глазу бревна не замечаете. Я ни к кому не лезу, уж поверьте. Кого угодно спросите – не лезу. А вот вы постоянно норовите драку затеять и все обстряпать так, будто кто-то другой виноват. Уже сроднились со своим бревном, жить без него не можете. Оно вам весь обзор заслоняет.
Лафферти выпятил грудь и собрался было ответить, но шустрая девочка его опередила.
– Ладно вам, хватит ругаться!
Билли улыбнулся, восхищенный ее поступком. И откуда у людей смелость берется? С другой стороны, она еще ребенок. Детям многое сходит с рук.
Лафферти неодобрительно покосился на девочку.
– Почему ты не в школе?
– Ее зовут Грейс, – вставил Фелипе.
– Я знаю, – неубедительно ответил Лафферти. – Почему ты не в школе, Грейс?
– Потому что мне нельзя ходить до школы одной. Меня мама должна отводить. А она спит.
– В девять утра?
– А сейчас девять?
– Пять минут десятого.
– Тогда да. В девять утра.
– Странно.
– Ну, часы-то у вас, – ответила Грейс.
Лафферти тяжело вздохнул.
– А ключ у тебя есть?
Да, подумал Билли. Ключ у нее есть. Совсем новенький. Яркий. Блестящий. Такое чудесное, необъяснимое свойство – блеск.
– Ага. – Она показала Лафферти ключ, который болтался на шнурке вокруг шеи.
– Сходи-ка домой и попробуй разбудить маму.
– Я уже пробовала.
– А ты попробуй еще раз. Иди-иди.
Девочка демонстративно вздохнула, поднялась со ступенек и поплелась в дом.
Как только она скрылась из виду, Фелипе спустился по лестнице, а Лафферти шагнул ему навстречу. Они стояли прямо нос к носу и сверлили друг друга взглядами.
У Билли слегка закружилась голова, пришлось прислониться к дверному косяку.
– Никакой я тебе не compañero, – сказал Лафферти.
– Вы даже не знаете, что это значит.
– В том-то и дело, что не знаю.
– Это не оскорбление.
– Да? А мне откуда знать? Когда я был в твоем возрасте, я уважал старших. Отец научил.
– А мой отец учил меня, что уважение нужно заработать. Я ведь просто спросил, почему она не в школе. А вы налетели, будто я маньяк какой-нибудь.
– Не надо было ее расспрашивать. В страшном мире живем, все друг друга в чем-нибудь подозревают. Парню в твоем возрасте лучше вообще не подходить к маленьким девочкам. Мало ли, что люди подумают.
– Парню в моем возрасте? Так вас возраст беспокоит? А сами-то? Вы ее тоже спрашивали.
– Это другое. Я старше.
– Ясно, я и забыл! Среди пятидесятилетних мужчин маньяков не бывает.