Остальные участники не смотрят на меня, а, опустив головы, пялятся на запечатанные конверты, лежащие перед каждым. Лживая сука Тэмзин и немая домработница Тереза — тоже здесь и одеты так же, как и я. Дональд — единственный мужчина за столом — в белом смокинге.

Какого хрена, вообще, происходит?

Тут явно попахивает массовым психозом. Я оказалась на сборище выживших из ума сектантов? Есть ещё другой вариант — я нахожусь на съёмочной площадке реалити-шоу.

А инициатор всего этого безумного балагана, облачённый в темно-серый костюм, расслабленно стоит спиной к собравшимся и явно не спешит объявить: «Стоп. Снято.»

Вместо этого он внезапно произносит фразу, приводящую меня в тупик.

— Добро пожаловать в Розариум, Лилия, — с нескрываемым удовлетворением смакуя слова, говорит Перриш, обращаясь, по всей видимости, ко мне.

Он абсолютно больной, четко осознаю я. Букет диагнозов взялся не из воздуха, и неудивительно, что за столько лет ни один психиатр не рискнул выпустить его из клиники.

Спасибо, Кристофер. Это ты притащил его в мою жизнь. Надеюсь, Перриш не солгал, и ты действительно пожалел, а если нет, я позабочусь об этом сама.





Глава 10




«Нет лучшего способа отомстить, чем стереть из памяти».

Януш Вишневский



Мой Розариум в сборе.

Все участники рассажены по своим местам. Идеальные, красивые, одетые в платья и костюмы, которые я для них выбрал. Мой собственный театр абсурда, но тщательно спланированный театр. Абсурд тоже можно и нужно контролировать. Именно из абсурда появляются самые ошеломительные идеи.

Нет никакого секрета, никакой тайны за семью печатями. Лишь фарс. Постановка и спецэффекты, созданные для обмана воображения. Я не управляю их сознанием, они сами это делают. Потому что иначе не могут, не умеют. Есть люди, способные идти вперед, принимая самостоятельные решения, есть те, кого я называю пассажирами, просто прыгнувшими в поезд под названием жизнь и считающими остановки, проживая отпущенные им года в наблюдении, и есть тот, кто управляет этим поездом и решает, кому дать билет, а перед кем закрыть двери. Я нужен им, чтобы не чувствовать себя брошенными в остановившемся поезде под названием «жизнь». Точно так же, как они нужны мне, чтобы продолжать игру. Если мы остановимся — я исчезну. Однажды это уже случилось, но я получил шанс начать новую партию.

Мы единый организм — эту истину я осознал, благодаря пройденному испытанию. Осколки от крушения прежнего мира все еще под кожей, я чувствую их каждое мгновение своего осознанного существования. Они ранят, но не убивают. Они доказательство того, что новая действительность реальна, восстановленные стены крепки и несокрушимы.

Я хочу остаться здесь.

Розы взволновано молчат, с предвкушением ожидая моего вступительного слова. Участников стало меньше, но сегодня особый день. Не потому, что это первое собрание за минувшие годы. У нас пополнение.

Мой новый цветок.

Я придумал ей имя.

Лилия.

Мало кто знает, насколько ядовитыми могут быть лилии, занимающие четвертое место по популярности среди цветов во всем мире. Они не так опасны для людей, как остальные мои «розы», но точно передают содержание новой участницы собрания, только что занявшей предназначенное ей место за круглым столом.

— Теперь, когда все в сборе, тебе пора со всеми познакомиться, Лилия, — медленно произношу я, дождавшись, когда оторопевшая, но не растерявшая воинственного настроения Элинор обратит на меня свой взор. Я чувствую его затылком и вижу в отражении окна, перед которым стою. Она считает происходящее безумием, но это временно. Все встанет на свои места, когда Лилия получит первое задание. Конверт уже перед ней на столе. Осталось только заглянуть внутрь.

— Не стоит тратить время впустую. Мне знакомы все, находящиеся здесь, — с раздражением отзывается Элинор. Ее злость осязаема и объяснима, но она обязана пройти этот этап, чтобы двигаться дальше.

— Я — Дафни, — решив взять инициативу в свои руки, ровным тоном представляется Тэмзин Саммерс. Плечи Элинор расправляются, и вся поза кричит, что она на грани взрыва. — В мои обязанности входят долгосрочные задания. Последнее я завершила недавно, — многозначительно добавляет Даф, пытаясь привлечь внимание Эль.

— Мне поздравить тебя с успехом? — вздёрнув подбородок, вызывающе бросает Лин. — У вас тут бордель под прикрытием, или я что-то неправильно поняла? — она обводит остальных взбешенным взглядом.

— Я — Мак, — чуть тише повторяет огненно-рыжая «роза», вовремя вмешавшись. — А это Адениум, — Мак кивает на самую молчаливую участницу собрания. — Она знакома тебе как Тереза. Мы зовем ее Дени.

— А мы успели познакомиться, пока шли сюда, — пожав плечами, дружелюбно вставляет Би. — В мои обя…

— Я думаю, что Лилия поняла принцип нашей работы на собственном примере, — сдержанно обрываю я Церберу, решив ускорить процесс инициации.

— На собственной шкуре, хочешь сказать? — запальчиво летит мне в спину. В самом начале нашего знакомства Элинор не проявляла столько гонора. Отчасти произошедшая метаморфоза — моя заслуга.

— Я — Олеандр, но можешь звать меня Ли, — берет слово «Дональд».

— Это полный бред, — откинувшись на спинку стула, озвучивает свой вердикт Эль. — Может, перейдем к сути? Про идиотские названия и ядовитые цветы мне все ясно. Теперь скажи, мистер Перриш, какого хрена мы тут собрались?

— Тебя интересует, что является целью функционирования нашего особого отдела? — невозмутимо уточняю я, перефразировав вопрос Эль. — Есть желающие ответить?

— Информация, — вскинув голову, с довольной улыбкой отзывается Цербера.


— Власть, — добавляет Мак.

— Секрет, — завершает Олеандр.

— Три составляющие нашего успеха. Информация. Секрет. Власть. Именно в таком порядке, — произносит Дафни «мою вступительную фразу», и ее лицо при этом лучится от удовольствия. Она безгранично счастлива, вновь оказавшись на своем привычном месте.

— Все верно, Даф, — одобряюще киваю я, глядя в отражение на то, как «лучится» от ненависти Элинор Хант, безуспешно пытаясь убить блондинку испепеляющим взглядом. И я понимаю, как будет непросто убедить Эль сложить оружие и помиловать Дафни, но рано или поздно злость притупится, и Лин станет терпимее. Не поймет, не простит и не откроет для Даф дружеские объятия, но сможет находиться с ней в одной комнате и при этом не гореть желанием придушить.

— Хочешь взглянуть на свое задание, Лилия? — пряча удовлетворённую улыбку, любопытствую я. Эль передергивает от тона моего голоса. Однако она сдерживает себя и без ядовитых комментариев открывает конверт. Изучив содержимое, она на какое-то время каменеет, уставившись на фотографию в дрожащих пальцах. После чего аккуратно убирает бумагу обратно и, ни слова не сказав, встает из-за стола и поспешно покидает шахматную гостиную.

— Она ушла? — проводив Элинор изумленным взглядом, растерянно спрашивает Дафни. — И ты ее отпустишь?

— Лилия останется, но ей нужно время, чтобы принять решение, — уверенно отзываюсь я. — Кто следующий вскрывает конверт?





Эпилог




Элинор Хант

Закрыв глаза и подставив лицо теплому ветру, я слушаю шум реки и вдыхаю полной грудью запах своего детства. Пение птиц, журчание воды, ароматы нагретой земли и цветущих лугов. На моих губах играет улыбка, и так легко представить себя маленькой девчонкой, радостно бегущей за воздушным змеем, а потом со звонким смехом падающей в объятия отца.

Я расставляю руки и смеюсь, окунаясь в счастливое воспоминание, изо всех сил цепляясь за него, как за рвущегося в небо воздушного змея. В тот раз я не удержала его, как в последствии не удержала многое и многих в своей жизни.

Это было здесь. Целую вечность назад и спустя огромную пропасть потерь.

Я едва сама не стала тем воздушным змеем, потерявшимся за облаками.

Меня вовремя поймали….

Я должна бы ненавидеть Перриша, но не могу.

Мне повезло, что это был ОН.

Моя история закончилась бы иначе, если бы Декс отказался.

Мне до сих пор сложно принять, что Кристофер настолько сильно меня ненавидел, что решил отравить, рискуя при этом жизнью сына. Теоретически я могла взять люльку с ребенком с собой в комнату, где рисовала картины, но видимо Джонни уберег сработавший материнский инстинкт. Я никогда этого не делала.

И сколько бы не прошло времени, я не смирюсь, не смогу забыть. Мне никогда не понять, как я пропустила тот момент, когда Кристофер превратился в алчное беспринципное чудовище. Он хотел отравить и убить мать своего новорожденного сына, намеренно лишить Джонни моей любви и заботы.

Ему почти удалось. Почти…

Открыв глаза, я смотрю в лицо реальности, не прикрываюсь ладонями, не щурюсь от яркого солнца и не колеблясь иду вперед.

Я научилась не убегать туда, где не больно, туда, где ничто не ранит, никто не лжет и все счастливы.

Теперь я знаю — убежище от своих страхов можно найти в любом месте. Самые чудовищные секреты хранятся здесь — в реальном мире. И я на пути к одному из них.

Тропинка к покосившейся хижине, где прошли одновременно самые радостные и печальные события моего детства и юности, почти заросла, но я бы нашла дорогу и вслепую. Так не к месту вспоминаются слова чужака, на законных основаниях носящего теперь имя моего мужа.

«Это и есть абсолютное доверие, Эль. Когда идешь вслепую, не боясь упасть».

Я не боюсь, нет, но дорога, которой провел меня пациент F602299, не располагает к доверию. От падения отделял всего лишь шаг….

«Не смей сдаваться, Эль»

ОН удержал меня.

Все кажется меньше, чем в детстве — расстояние от речки до хижины и сама постройка, и пруд, затянутый тиной. Только лягушки квакают все так же громко, приветствуя редкую гостью. Я обвожу взглядом завалившийся набок забор и выцветшие стены дома, частично провалившуюся крышу, заколоченные ставни с облупившейся краской, буйно растущий бурьян вместо маленького цветника и обвитую плющом сгнившую беседку. Мое детство потихоньку разрушается и исчезает, превращаясь в труху, и от этого немного грустно, но остаются воспоминания, и они не тускнеют. Каждый прожитый миг — это шаг к чему-то новому, и вовсе необязательно, что к радужному и безоблачному. Можно остановиться на краю пропасти или проложить мост и перейти через бездну. С ожогами или без — покажет время, но, если мы останемся там, где было хорошо и безопасно, время застынет, и мы сами начнем постепенно исчезать.

Я прохожу через распахнутую настежь калитку, держащуюся на одной ржавой петле, медленно поднимаюсь по предупреждающе скрипящему крыльцу с прогнившими ступенями. Замешкавшись возле хлипкой покосившейся незапертой двери, откидываю за спину растрепанные ветром волосы, на секунду закрываю глаза, собираясь с духом, и, толкнув дверь плечом, захожу внутрь. В ноздри тут же ударяет спертый запах плесени и затхлости. Именно так пахнут дома, из которых уходит жизнь.

Единственный источник света — лучи солнца, проникающие в комнату через огромные дыры в крыше. Когда-то здесь была гостиная, а теперь от нее остались частично разрушившийся камин, слои пыли на старой мебели, свисающие лоскутами обои и бесконечные кружева паутины, раскинутые повсюду. В воздухе кружатся частицы пыли и мелкие насекомые, под подошвами хрустит осыпавшаяся штукатурка и осколки от разбитой посуды, а в углах что-то подозрительно шуршит.

Стараясь не паниковать, я осторожно продвигаюсь по на удивление устойчивому и крепкому полу к некогда уютному камину. Именно он мой ориентир. Оказавшись на месте, я с сожалением провожу рукой по обнажившейся кирпичной кладке, пачкая пальцы в пыли и песке, осыпающимся под ноги.

Три года назад я собиралась приехать в этот дом, чтобы воскресить все лучшее, что происходило со мной в далеком прошлом. Но на самом деле стремилась сбежать от постигшего меня разочарования и боли.

Вот оно мое «надежное» укрытие, сгнившее и почти полностью разрушенное.