Однажды поздним вечером я услышал шаги в коридоре. Кто-то неторопливо и целенаправленно приближался к моей палате. О том, что это была Элинор Хант, я узнал чуть позже. Эль остановилась рядом с приоткрытой дверью и, прислонившись спиной к стене, сползла на пол. Какое-то время она тяжело дышала, а потом начала говорить.
Не со мной. Ее монолог предназначался самой себе. Возможно, тишину за моей дверью она интерпретировала по-своему, решив, что палата пустует, и у ее исповеди нет слушателей.
Первой фразой, что она произнесла, было:
«Я должна купить новый глаз для Барни».
Я не вникал в смысл, меня поразило другое. Голос звучал так, что я без труда мог представить выражение ее лица в это мгновение. Меня бросило в дрожь, а потом в жар. Перед мысленном взором стояли распахнутые зеленые глаза, с любопытством изучающие мое лицо. Это было невозможно, ведь Элинор находилась по ту сторону двери, но я видел, отчетливо видел, как двигались ее губы, когда она произносила:
— Он просил меня написать его портрет к годовщине свадьбы. Злился, что за столько лет я никогда не пыталась…. Я старалась, правда… но у меня не получилось. Каждый раз, когда я брала в руку кисть, перед глазами простиралось озеро кипящей ртути. Я никак не могла увидеть его лицо… оно словно ускользало, растворялось, становилось чужим.
Сама того не сознавая, Элинор Хант предоставила мне недостающие фрагменты пазла, подсказав, где скрывалось токсическое вещество, и почему его воздействию не подвергся ребенок.
Краски. Психику и здоровье Элинор убивали краски, в которые ее муж добавлял ртуть. Отсюда и внезапное требование написать его портрет к годовщине свадьбы. Раньше он же как-то жил без изображенной на холсте собственной физиономии? И Ханта нисколько не задевало, что жена готова рисовать кого угодно, но не его.
— Ты можешь попытаться снова, — отозвался я, и тишина за дверью стала осязаемой, густой, бесконечной. Она поглотила нас обоих, впустив в портал, о существовании которого мы оба не подозревали.
— Я не могу, — спустя вечность, проведенную за пределами этой реальности, прошептала Элинор Хант.
Я почувствовал привычную уже резь в глазах и, закрыв их, увидел сквозь разделяющее нас пространство, как Элинор поднимает голову вверх, наблюдая за крупинками пыли вокруг свисающей с потока лампы. Это было невероятно и безумно, но вполне соответствовало месту, в котором мы находились.
— Я не помню. Не помню его лицо, — глубокий вдох разрезал уплотнившееся безмолвие, и я физически ощутил поток исходящей от нее ярости. Я ожидал других эмоций — страх, растерянность, отчаяние, но она буквально кипела от гнева, обращенного не на саму себя, а на виновника своего состояния. Подсознание Элинор Хант знало правду, но отказывалось принимать.
— Я знаю, как помочь тебе вспомнить.
— А если я не хочу?
Ее вопрос повис в воздухе, сказав все, что мне нужно было знать. Нет, больше, больше, чем я хотел бы знать.
Слова не всегда несут тот смысл, что мы вкладываем в них. Я чувствую энергию, что скрывается за фразами, потаённый смысл, эмоцию, тайну. Секрет, не произносимый вслух. Тайный замысел…
— Он пожалеет, — это утверждение, больше напоминающее цель, стало следующим и ключевым. В нем было так много всего: вопрос, просьба, мольба, обещание и приглашение….
Она пригласила меня и дала ключ, необдуманно озвучив индивидуальный код, открывающий все тайные двери ее сознания, включая даже те, за которые я не планировал заглядывать.
Заключая договор с Дьяволом, каждый должен осознавать, чем придется заплатить в итоге. Как бы красиво не звучали его речи, как бы много вы не получили взамен, в конце концов, он потребует ни больше, ни меньше, а единственное, что ему необходимо — вашу душу. А жизнь… Жизнь вы отдадите ему сами.
В конечном итоге именно так и должна была закончиться наша игра, но Элинор Хант сделала невозможное — она заставила меня изменить правила.
После того случая она стала каждый день приходить к моей двери, но пока еще не решалась заглянуть внутрь. Я стал ее слушателем и ненавязчивым подсказчиком. Несуществующим собеседником — именно так она и считала поначалу.
Элинор говорила то правду, то ложь, забывала и начинала говорить другое. Я научился отделять ложь от вымысла по едва уловимым изменениям интонации. Ложь всегда требует эмоциональных затрат. Если мы лжем себе, часть нашего сознания сопротивляется, но мозг, нуждающийся в спасительном самообмане, дополняет вымыленные образы новыми деталями, делая их максимально реалистичными.
Когда Элинор уходила в придуманную альтернативную реальность, где проживала счастливую жизнь, ее голос становился нервозным, фразы резкими. Она словно доказывала себе, в первую очередь себе, что ее ложь — истина.
Нет, у нее не было раздвоения личности, она не говорила с самой собой. Она была одинокой несчастной женщиной, потерявшей практически все, что любила и во что верила. Это слишком мощный удар, чтобы беззащитная, никогда не знающая потрясений психика выдержала.
И в этом состояла главная сложность моего мероприятия. Я привык к диким, кустарным, ядовитым цветам, а сейчас передо мной была хрупкая парниковая роза, и я понятия не имел, как действовать, чтобы не сломать ее слишком быстро. Это и стало моей ключевой ошибкой — я недооценил Элинор Хант. Пробираясь в ее сознание маленькими острожными шагами, я не заметил, как она проделала то же самое — проникла в меня и пустила там свои корни.
Я запомнил этот момент. Он отпечатался в моей голове до мельчайших деталей. Полная луна заглядывала в приоткрытое окно, заполняя мою палату золотистым светом. Разогретый за жаркий летней день ветер шевелил волосы на моем затылке. Пахло недавно скошенной травой и намечающейся грозой. Элинор увлеченно рисовала мой десятый портрет, в то время, как я сидел на подоконнике и неотрывно смотрел на нее. А память снова и снова подкидывала мне фрагмент из уборной, где несколько недель назад я нашёл ее, воющую, как дикое животное, угодившее в капкан. По какой-то чудовищной иронии это и стало нашей первой фактической встречей лицом к лицу. Встречей, которую каждый из нас по разным причинам хотел бы забыть. Первое впечатление очень важно в начавшейся партии. Элинор Хант должна была понять с первого взгляда, кому ей предстоит вручить свою судьбу, но вышло иначе. Это был первый тревожный «звонок», который я пропустил.
Далеко не все используемые мной методы — безопасны и безболезненны. Человек более податлив и управляем в моменты всеобъемлющего страха и ужаса. Он ищет исцеляющего забвения, и первый, кто предложит убежище, может стать самым важным человеком в его жизни.
Ее психика в этот момент была подобна пластилину или, если выражаться языком Элинор, напоминала чистый лист.
Это был момент перезагрузки. Спланированный и жестокий. Если мы отрицаем правду — заставить ее принять способна только боль, что спровоцировала защитные механизмы сознания. Моя задача вскрыть их все, исправить и заменить своими.
Механизмы Элинор включились после автокатастрофы, стерев все «плохие» события и заменив их «хорошими». Заложенный творческий потенциал и богатое воображение спасли неподготовленную психику Элинор Хант от удара. Как и я когда-то, она выбрала иллюзорный мир взамен реальному, но стены ее воздушного замка были построены на ненадежном фундаменте. Мне предстояло разрушить его и выдернуть Элинор из области грёз.
Отрицание, неприятие, отказ от реальности, страх... Этот коктейль мне известен, как никому другому. У меня за спиной долгие годы в запертой комнате, где я выучил и изучил все ингредиенты, но ещё никогда я не испытывал сожаление, угостив этим фирменным напитком свой очередной «объект».
Вызвав Скарлетт Грин, я безмолвно стоял там, в вонючей уборной, наблюдая, как Элинор Хант ползает по грязном полу, собирая слипшиеся перья из разорванной подушки или от вырванных с мясом крыльев. Она пыталась засунуть грязные комки пуха обратно под свою больничную рубашку. Боль в спертом пространстве осязаемая, бесконечная, разрывающая. Я ощущал ее, как свою собственную, не понимая до конца, как и когда между мной и миссис Хант возникла мощнейшая эмпатия, связав наши сознания невидимыми нитями.
В тот особый вечер уже совсем другая Элинор увлеченно переносила мои черты на девственно-чистый холст, каждым новым мазком талантливой руки превращая тонкие нити в тугие канаты. Она была готова и открыта к финальному раунду, втянувшись в игру без малейшего сопротивления, найдя во мне свое убежище… Как многие до нее, и все же совсем иначе. Мне не пришлось ничего просить, Эль отдала мне все. Сама.
Мы слишком глубоко нырнули, и озеро кипящей ртути, преследующее ее в кошмарных снах, сошлось над нашими головами. Мы плавали в мутной воде, держась за руки и любуясь пыльными мотыльками.
Она не знает... И вряд ли когда-то вспомнит, как я часами «дежурил» по ночам возле ее кровати и смотрел, пытаясь найти определение тому незнакомому чувству, что заставляло меня это делать. Я неотрывно наблюдал за тем, как она спит, как шумно дышит и кричит во сне, как мечется по узкой больничной койке, сражаясь со своими кошмарами, как затихает к утру, убежав от демонов и чудовищ, и, открыв глаза, видит мир, созданный ее измученным воображением, и верит, отчаянно верит, что он реален.
В нем еще не существовало пациента F602299. Я был за пределами ее действительности, но мне пришлось вмешаться, проникнуть в ее сны, в ее мысли и фантазии, забраться туда, куда она еще никого не пускала, и вернуть все то, что ее мозг отчаянно отрицал. Я говорю «пришлось», прикрываясь ложными целями, но на самом деле ещё никогда партия не была так мучительно-увлекательна. Захватывающий блокбастер после унылого сериала с повторяющимися из года в год сезонами.
У безумия есть свои преимущества, оно стирает границы между иллюзией и реальностью. Она позвала меня в свои кошмары, но не для того, чтобы я защищал ее от демонов и чудовищ. Элинор хотела, чтобы я убил их… И мне дьявольски сильно захотелось это сделать.
— Мне страшно, — отложив кисть, неожиданно призналась Элинор Хант в тот памятный вечер. Ее полный тревоги взгляд застыл на моем лице, отчаянно нуждаясь в утешении.
— Почему, Эль?
— Я боюсь того, что будет после, или если вдруг ничего не выйдет. Мы должны уйти вместе. Обещаешь?
— Ну, конечно. Я не оставлю тебя. Никогда. Даю слово, Эль.
Глава 5
Однако случилось то, что никто из нас не ожидал. Кристофер Хант дал заднюю. Практически в последний момент он передумал. Его остановил не проснувшийся голос совести и не любовь к сыну, которого собирался оставить без матери. Я знал одного дерьмового отца, чья рука не дрогнула нанять киллера для матери своей дочери. Этим человеком был мой брат, а его женой одна из моих Роз. Последняя. Особенная. Мой брат тогда был действующим мэром, моей мишенью и объектом Кальмии. Она попала под перекрёстный огонь, он в тюрьму, а я оказался здесь. Но есть ещё девочка. Моя племянница, Эм, Эсмеральда, Эсми, которая могла бы быть моей дочерью. Я хотел этого, но жизнь не всегда дает нам то, что мы хотим. Одного желания недостаточно. Но все это неважно, в наших жилах течёт одна кровь, и мы связаны. Она, как и я, унаследовала особый ген Корнелии Перриш, моей матери и ее бабушки. Эсмеральде повезло больше, чем мне — ей досталась безопасная доза. Кальмия пыталась лечить дочь, сделать такой как все, но я убедил ее, что Эсми абсолютно здорова. Девочка действительно видит наш мир иначе, но это не болезнь. Я как никто вижу тех, в ком притаилось безумие. Его не было в Эсми, и не было в Элинор, а Кристофер Хант, не сделавший за свою никчемную жизнь ни одного решительного поступка, банально струсил.
Я был вынужден свернуть операцию и принять меры. На этот раз, когда я говорю «вынужден», имеется в виду именно это.
Я заставил Элинор забыть, но сохранил код на случай, если Кристофер Хант опять передумает, и нам с Эль придётся встретиться снова…
Его хватило на три года, на целых — три. Я рассчитывал, что Хант вознамерится избавиться от жены гораздо раньше, но он оказался дьявольски терпелив, несмотря на все усилия Тэм и заложенную в голову Элинор программу «он пожалеет», срабатывающую не так часто, чтобы жизнь Кристофера Ханта превратилась в сущий кошмар.
Глава 6
«3. Олеандр.
Олеандр обыкновенный — кустарник, широко распространённый в субтропических регионах планеты
Все части растения ядовиты, что связано с содержанием в них олеандрина, корнерина и других сердечных гликозидов. Сок олеандра, употреблённый внутрь, вызывает сильные колики у людей и животных, рвоту и диарею, а затем приводит к серьёзным проблемам в деятельности сердца и центральной нервной системы. Содержащиеся в нём сердечные гликозиды могут вызвать остановку сердца…»
Энциклопедия ядовитых растений
Элинор. Наши дни
Мы никогда не должны были встретиться снова. Никогда. Эта мысль прочно засела в моей голове, и я повторяла ее как мантру снова и снова, пока Дональд гнал мой серебристый кроссовер вдоль береговой линии озера Эри, все дальше от Кливленда. В окно моросил дождь, монотонно стуча в стекло. Мимо мелькнул огонек самого древнего из ныне действующих маяков Великих Озер. Дождь усиливался, и дворники на лобовом стекле не справлялись, ухудшая видимость до минимума. Инфинити сбросил скорость, сворачивая на второстепенную дорогу, ведущую прямиком к особняку в пустынном, холмистом пригороде Кливленда. Находящийся на возвышении дом из стекла и бетона, с окнами во всю стену и обустроенной площадкой на крыше, уже появился в зоне моей видимости, всколыхнув в душе ненужные воспоминания.
«Это и есть абсолютное доверие, Эль. Когда идешь вслепую, не боясь упасть».
Он лгал мне… или нет? Сладковатый запах и дурман, и ленивые прикосновения мужчины… я словно наяву вновь почувствовала их. Мурашки побежали по рукам, а в груди что-то болезненно натянулось. Это неправильные эмоции. Я не должна оглядывать назад, но пока мне это сложно сделать… Тогда он впервые занимался со мной любовью, думая исключительно о моем удовольствии. После это случалось чаще, но я всегда ощущала его ожесточенную сдержанность, которая иногда трещала по швам, как в тот день, в кабинете.
Были и другие эпизоды, которые должны были меня заставить задуматься, прислушаться к ощущениям, но я слишком увлеклась. Мне нравилось все, что ОН делал… Особенно — его взгляд, пожирающий и яростный, поджигающий меня изнутри… я придавала ему неверное значение. Да, этот мужчина хотел меня, но ему было недостаточно того, что происходит в спальне между «обычными» мужем и женой. Теперь я это понимаю. Отчетливо и ясно. Он мог убить меня и, возможно, даже хотел этого. Черт знает что творится в его безумной голове.
«— Знаешь, что я поняла совсем недавно?
— Боюсь даже представить…
— Наш дом тебе очень подходит. Такой огромный и суровый, непреступный. Холодный внешне и горячий внутри. У вас одинаковая энергетика. Наверное, поэтому я влюбилась в него с первого взгляда».
Это была абсолютная правда, я влюбилась в этот дом еще до того, как узнала его настоящего хозяина, которого, вопреки всем законам логики, тоже…
— Мам, мы едем домой? — взволнованный голос сына вырывает меня из запретных мыслей. Я непроизвольно кусаю губы, разглядывая хрустальный замок, с крыши которого открывался фантастический вид на озеро. Когда-то он был моим домом, не совсем моим и очень недолго, но, все-таки, был.
— Да, малыш, но мы не задержимся там надолго, — поцеловав светловолосую макушку, я мягко обнимаю Джонаса, с улыбкой наблюдая, как он не менее крепко обнимает Барни. На пушистой морде мишки радостно поблёскивают оба глаза.
— Почему? — расстроено сопит Джонни.
— Это больше не наш дом, милый, — отвечаю с тяжелым сердцем, переключая внимание на дочку, мирно посапывающую в детском кресле и даже во сне крепко прижимающую к груди рыжего лисенка Вука. Мои ангелы снова со мной, а со всем остальным мы справимся. Втроем. Самое страшное я пережила.
— А мы увидим Терезу? — подняв голову, Джонни вопросительно заглядывает мне в лицо. Его сходство с отцом когда-нибудь перестанет причинять мне боль. Мой сын забрал лучшее у Кристофера Ханта.
— Тереза тоже с нетерпением ждет встречи с вами, — впервые за поездку подает голос Дональд.
Я демонстративно не смотрю на него и не отвечаю. Меня больше не обмануть напускной доброжелательностью и открытой улыбкой. Мой бывший псевдо-водитель — один из приспешников дьявола, вызвавшего меня на свой пир.
Не со мной. Ее монолог предназначался самой себе. Возможно, тишину за моей дверью она интерпретировала по-своему, решив, что палата пустует, и у ее исповеди нет слушателей.
Первой фразой, что она произнесла, было:
«Я должна купить новый глаз для Барни».
Я не вникал в смысл, меня поразило другое. Голос звучал так, что я без труда мог представить выражение ее лица в это мгновение. Меня бросило в дрожь, а потом в жар. Перед мысленном взором стояли распахнутые зеленые глаза, с любопытством изучающие мое лицо. Это было невозможно, ведь Элинор находилась по ту сторону двери, но я видел, отчетливо видел, как двигались ее губы, когда она произносила:
— Он просил меня написать его портрет к годовщине свадьбы. Злился, что за столько лет я никогда не пыталась…. Я старалась, правда… но у меня не получилось. Каждый раз, когда я брала в руку кисть, перед глазами простиралось озеро кипящей ртути. Я никак не могла увидеть его лицо… оно словно ускользало, растворялось, становилось чужим.
Сама того не сознавая, Элинор Хант предоставила мне недостающие фрагменты пазла, подсказав, где скрывалось токсическое вещество, и почему его воздействию не подвергся ребенок.
Краски. Психику и здоровье Элинор убивали краски, в которые ее муж добавлял ртуть. Отсюда и внезапное требование написать его портрет к годовщине свадьбы. Раньше он же как-то жил без изображенной на холсте собственной физиономии? И Ханта нисколько не задевало, что жена готова рисовать кого угодно, но не его.
— Ты можешь попытаться снова, — отозвался я, и тишина за дверью стала осязаемой, густой, бесконечной. Она поглотила нас обоих, впустив в портал, о существовании которого мы оба не подозревали.
— Я не могу, — спустя вечность, проведенную за пределами этой реальности, прошептала Элинор Хант.
Я почувствовал привычную уже резь в глазах и, закрыв их, увидел сквозь разделяющее нас пространство, как Элинор поднимает голову вверх, наблюдая за крупинками пыли вокруг свисающей с потока лампы. Это было невероятно и безумно, но вполне соответствовало месту, в котором мы находились.
— Я не помню. Не помню его лицо, — глубокий вдох разрезал уплотнившееся безмолвие, и я физически ощутил поток исходящей от нее ярости. Я ожидал других эмоций — страх, растерянность, отчаяние, но она буквально кипела от гнева, обращенного не на саму себя, а на виновника своего состояния. Подсознание Элинор Хант знало правду, но отказывалось принимать.
— Я знаю, как помочь тебе вспомнить.
— А если я не хочу?
Ее вопрос повис в воздухе, сказав все, что мне нужно было знать. Нет, больше, больше, чем я хотел бы знать.
Слова не всегда несут тот смысл, что мы вкладываем в них. Я чувствую энергию, что скрывается за фразами, потаённый смысл, эмоцию, тайну. Секрет, не произносимый вслух. Тайный замысел…
— Он пожалеет, — это утверждение, больше напоминающее цель, стало следующим и ключевым. В нем было так много всего: вопрос, просьба, мольба, обещание и приглашение….
Она пригласила меня и дала ключ, необдуманно озвучив индивидуальный код, открывающий все тайные двери ее сознания, включая даже те, за которые я не планировал заглядывать.
Заключая договор с Дьяволом, каждый должен осознавать, чем придется заплатить в итоге. Как бы красиво не звучали его речи, как бы много вы не получили взамен, в конце концов, он потребует ни больше, ни меньше, а единственное, что ему необходимо — вашу душу. А жизнь… Жизнь вы отдадите ему сами.
В конечном итоге именно так и должна была закончиться наша игра, но Элинор Хант сделала невозможное — она заставила меня изменить правила.
После того случая она стала каждый день приходить к моей двери, но пока еще не решалась заглянуть внутрь. Я стал ее слушателем и ненавязчивым подсказчиком. Несуществующим собеседником — именно так она и считала поначалу.
Элинор говорила то правду, то ложь, забывала и начинала говорить другое. Я научился отделять ложь от вымысла по едва уловимым изменениям интонации. Ложь всегда требует эмоциональных затрат. Если мы лжем себе, часть нашего сознания сопротивляется, но мозг, нуждающийся в спасительном самообмане, дополняет вымыленные образы новыми деталями, делая их максимально реалистичными.
Когда Элинор уходила в придуманную альтернативную реальность, где проживала счастливую жизнь, ее голос становился нервозным, фразы резкими. Она словно доказывала себе, в первую очередь себе, что ее ложь — истина.
Нет, у нее не было раздвоения личности, она не говорила с самой собой. Она была одинокой несчастной женщиной, потерявшей практически все, что любила и во что верила. Это слишком мощный удар, чтобы беззащитная, никогда не знающая потрясений психика выдержала.
И в этом состояла главная сложность моего мероприятия. Я привык к диким, кустарным, ядовитым цветам, а сейчас передо мной была хрупкая парниковая роза, и я понятия не имел, как действовать, чтобы не сломать ее слишком быстро. Это и стало моей ключевой ошибкой — я недооценил Элинор Хант. Пробираясь в ее сознание маленькими острожными шагами, я не заметил, как она проделала то же самое — проникла в меня и пустила там свои корни.
Я запомнил этот момент. Он отпечатался в моей голове до мельчайших деталей. Полная луна заглядывала в приоткрытое окно, заполняя мою палату золотистым светом. Разогретый за жаркий летней день ветер шевелил волосы на моем затылке. Пахло недавно скошенной травой и намечающейся грозой. Элинор увлеченно рисовала мой десятый портрет, в то время, как я сидел на подоконнике и неотрывно смотрел на нее. А память снова и снова подкидывала мне фрагмент из уборной, где несколько недель назад я нашёл ее, воющую, как дикое животное, угодившее в капкан. По какой-то чудовищной иронии это и стало нашей первой фактической встречей лицом к лицу. Встречей, которую каждый из нас по разным причинам хотел бы забыть. Первое впечатление очень важно в начавшейся партии. Элинор Хант должна была понять с первого взгляда, кому ей предстоит вручить свою судьбу, но вышло иначе. Это был первый тревожный «звонок», который я пропустил.
Далеко не все используемые мной методы — безопасны и безболезненны. Человек более податлив и управляем в моменты всеобъемлющего страха и ужаса. Он ищет исцеляющего забвения, и первый, кто предложит убежище, может стать самым важным человеком в его жизни.
Ее психика в этот момент была подобна пластилину или, если выражаться языком Элинор, напоминала чистый лист.
Это был момент перезагрузки. Спланированный и жестокий. Если мы отрицаем правду — заставить ее принять способна только боль, что спровоцировала защитные механизмы сознания. Моя задача вскрыть их все, исправить и заменить своими.
Механизмы Элинор включились после автокатастрофы, стерев все «плохие» события и заменив их «хорошими». Заложенный творческий потенциал и богатое воображение спасли неподготовленную психику Элинор Хант от удара. Как и я когда-то, она выбрала иллюзорный мир взамен реальному, но стены ее воздушного замка были построены на ненадежном фундаменте. Мне предстояло разрушить его и выдернуть Элинор из области грёз.
Отрицание, неприятие, отказ от реальности, страх... Этот коктейль мне известен, как никому другому. У меня за спиной долгие годы в запертой комнате, где я выучил и изучил все ингредиенты, но ещё никогда я не испытывал сожаление, угостив этим фирменным напитком свой очередной «объект».
Вызвав Скарлетт Грин, я безмолвно стоял там, в вонючей уборной, наблюдая, как Элинор Хант ползает по грязном полу, собирая слипшиеся перья из разорванной подушки или от вырванных с мясом крыльев. Она пыталась засунуть грязные комки пуха обратно под свою больничную рубашку. Боль в спертом пространстве осязаемая, бесконечная, разрывающая. Я ощущал ее, как свою собственную, не понимая до конца, как и когда между мной и миссис Хант возникла мощнейшая эмпатия, связав наши сознания невидимыми нитями.
В тот особый вечер уже совсем другая Элинор увлеченно переносила мои черты на девственно-чистый холст, каждым новым мазком талантливой руки превращая тонкие нити в тугие канаты. Она была готова и открыта к финальному раунду, втянувшись в игру без малейшего сопротивления, найдя во мне свое убежище… Как многие до нее, и все же совсем иначе. Мне не пришлось ничего просить, Эль отдала мне все. Сама.
Мы слишком глубоко нырнули, и озеро кипящей ртути, преследующее ее в кошмарных снах, сошлось над нашими головами. Мы плавали в мутной воде, держась за руки и любуясь пыльными мотыльками.
Она не знает... И вряд ли когда-то вспомнит, как я часами «дежурил» по ночам возле ее кровати и смотрел, пытаясь найти определение тому незнакомому чувству, что заставляло меня это делать. Я неотрывно наблюдал за тем, как она спит, как шумно дышит и кричит во сне, как мечется по узкой больничной койке, сражаясь со своими кошмарами, как затихает к утру, убежав от демонов и чудовищ, и, открыв глаза, видит мир, созданный ее измученным воображением, и верит, отчаянно верит, что он реален.
В нем еще не существовало пациента F602299. Я был за пределами ее действительности, но мне пришлось вмешаться, проникнуть в ее сны, в ее мысли и фантазии, забраться туда, куда она еще никого не пускала, и вернуть все то, что ее мозг отчаянно отрицал. Я говорю «пришлось», прикрываясь ложными целями, но на самом деле ещё никогда партия не была так мучительно-увлекательна. Захватывающий блокбастер после унылого сериала с повторяющимися из года в год сезонами.
У безумия есть свои преимущества, оно стирает границы между иллюзией и реальностью. Она позвала меня в свои кошмары, но не для того, чтобы я защищал ее от демонов и чудовищ. Элинор хотела, чтобы я убил их… И мне дьявольски сильно захотелось это сделать.
— Мне страшно, — отложив кисть, неожиданно призналась Элинор Хант в тот памятный вечер. Ее полный тревоги взгляд застыл на моем лице, отчаянно нуждаясь в утешении.
— Почему, Эль?
— Я боюсь того, что будет после, или если вдруг ничего не выйдет. Мы должны уйти вместе. Обещаешь?
— Ну, конечно. Я не оставлю тебя. Никогда. Даю слово, Эль.
Глава 5
Однако случилось то, что никто из нас не ожидал. Кристофер Хант дал заднюю. Практически в последний момент он передумал. Его остановил не проснувшийся голос совести и не любовь к сыну, которого собирался оставить без матери. Я знал одного дерьмового отца, чья рука не дрогнула нанять киллера для матери своей дочери. Этим человеком был мой брат, а его женой одна из моих Роз. Последняя. Особенная. Мой брат тогда был действующим мэром, моей мишенью и объектом Кальмии. Она попала под перекрёстный огонь, он в тюрьму, а я оказался здесь. Но есть ещё девочка. Моя племянница, Эм, Эсмеральда, Эсми, которая могла бы быть моей дочерью. Я хотел этого, но жизнь не всегда дает нам то, что мы хотим. Одного желания недостаточно. Но все это неважно, в наших жилах течёт одна кровь, и мы связаны. Она, как и я, унаследовала особый ген Корнелии Перриш, моей матери и ее бабушки. Эсмеральде повезло больше, чем мне — ей досталась безопасная доза. Кальмия пыталась лечить дочь, сделать такой как все, но я убедил ее, что Эсми абсолютно здорова. Девочка действительно видит наш мир иначе, но это не болезнь. Я как никто вижу тех, в ком притаилось безумие. Его не было в Эсми, и не было в Элинор, а Кристофер Хант, не сделавший за свою никчемную жизнь ни одного решительного поступка, банально струсил.
Я был вынужден свернуть операцию и принять меры. На этот раз, когда я говорю «вынужден», имеется в виду именно это.
Я заставил Элинор забыть, но сохранил код на случай, если Кристофер Хант опять передумает, и нам с Эль придётся встретиться снова…
Его хватило на три года, на целых — три. Я рассчитывал, что Хант вознамерится избавиться от жены гораздо раньше, но он оказался дьявольски терпелив, несмотря на все усилия Тэм и заложенную в голову Элинор программу «он пожалеет», срабатывающую не так часто, чтобы жизнь Кристофера Ханта превратилась в сущий кошмар.
Глава 6
«3. Олеандр.
Олеандр обыкновенный — кустарник, широко распространённый в субтропических регионах планеты
Все части растения ядовиты, что связано с содержанием в них олеандрина, корнерина и других сердечных гликозидов. Сок олеандра, употреблённый внутрь, вызывает сильные колики у людей и животных, рвоту и диарею, а затем приводит к серьёзным проблемам в деятельности сердца и центральной нервной системы. Содержащиеся в нём сердечные гликозиды могут вызвать остановку сердца…»
Энциклопедия ядовитых растений
Элинор. Наши дни
Мы никогда не должны были встретиться снова. Никогда. Эта мысль прочно засела в моей голове, и я повторяла ее как мантру снова и снова, пока Дональд гнал мой серебристый кроссовер вдоль береговой линии озера Эри, все дальше от Кливленда. В окно моросил дождь, монотонно стуча в стекло. Мимо мелькнул огонек самого древнего из ныне действующих маяков Великих Озер. Дождь усиливался, и дворники на лобовом стекле не справлялись, ухудшая видимость до минимума. Инфинити сбросил скорость, сворачивая на второстепенную дорогу, ведущую прямиком к особняку в пустынном, холмистом пригороде Кливленда. Находящийся на возвышении дом из стекла и бетона, с окнами во всю стену и обустроенной площадкой на крыше, уже появился в зоне моей видимости, всколыхнув в душе ненужные воспоминания.
«Это и есть абсолютное доверие, Эль. Когда идешь вслепую, не боясь упасть».
Он лгал мне… или нет? Сладковатый запах и дурман, и ленивые прикосновения мужчины… я словно наяву вновь почувствовала их. Мурашки побежали по рукам, а в груди что-то болезненно натянулось. Это неправильные эмоции. Я не должна оглядывать назад, но пока мне это сложно сделать… Тогда он впервые занимался со мной любовью, думая исключительно о моем удовольствии. После это случалось чаще, но я всегда ощущала его ожесточенную сдержанность, которая иногда трещала по швам, как в тот день, в кабинете.
Были и другие эпизоды, которые должны были меня заставить задуматься, прислушаться к ощущениям, но я слишком увлеклась. Мне нравилось все, что ОН делал… Особенно — его взгляд, пожирающий и яростный, поджигающий меня изнутри… я придавала ему неверное значение. Да, этот мужчина хотел меня, но ему было недостаточно того, что происходит в спальне между «обычными» мужем и женой. Теперь я это понимаю. Отчетливо и ясно. Он мог убить меня и, возможно, даже хотел этого. Черт знает что творится в его безумной голове.
«— Знаешь, что я поняла совсем недавно?
— Боюсь даже представить…
— Наш дом тебе очень подходит. Такой огромный и суровый, непреступный. Холодный внешне и горячий внутри. У вас одинаковая энергетика. Наверное, поэтому я влюбилась в него с первого взгляда».
Это была абсолютная правда, я влюбилась в этот дом еще до того, как узнала его настоящего хозяина, которого, вопреки всем законам логики, тоже…
— Мам, мы едем домой? — взволнованный голос сына вырывает меня из запретных мыслей. Я непроизвольно кусаю губы, разглядывая хрустальный замок, с крыши которого открывался фантастический вид на озеро. Когда-то он был моим домом, не совсем моим и очень недолго, но, все-таки, был.
— Да, малыш, но мы не задержимся там надолго, — поцеловав светловолосую макушку, я мягко обнимаю Джонаса, с улыбкой наблюдая, как он не менее крепко обнимает Барни. На пушистой морде мишки радостно поблёскивают оба глаза.
— Почему? — расстроено сопит Джонни.
— Это больше не наш дом, милый, — отвечаю с тяжелым сердцем, переключая внимание на дочку, мирно посапывающую в детском кресле и даже во сне крепко прижимающую к груди рыжего лисенка Вука. Мои ангелы снова со мной, а со всем остальным мы справимся. Втроем. Самое страшное я пережила.
— А мы увидим Терезу? — подняв голову, Джонни вопросительно заглядывает мне в лицо. Его сходство с отцом когда-нибудь перестанет причинять мне боль. Мой сын забрал лучшее у Кристофера Ханта.
— Тереза тоже с нетерпением ждет встречи с вами, — впервые за поездку подает голос Дональд.
Я демонстративно не смотрю на него и не отвечаю. Меня больше не обмануть напускной доброжелательностью и открытой улыбкой. Мой бывший псевдо-водитель — один из приспешников дьявола, вызвавшего меня на свой пир.