— Нет! — снова произносит Элинор. Теперь более уверенно. Сжимая пистолет в руке, она делает шаг вперед. — Ты меня не убедил, Дик.

— Что еще тебе нужно, чтобы признать, что ты жила с настоящим кретином. Хочешь остаться с ним?

— Хочу знать, как ты вошел в этот дом!

— Это мой дом, Элинор. Его подсунули твоему придурку мужу за бесценок, и его жадная натура не смогла пройти мимо выгодного предложения.

— Это не объясняет того, как ты обошел систему безопасности!

— Я не обходил, — лицо Дика перекашивает злобная гримаса. — Водитель Ханта не дал мне уйти, меня заперли в подвале. Избитого и еле живого от боли.

— Тогда объясни, как ты выбрался оттуда? — требует ответа Элинор. Несоответствие в деталях рушат всю версию психопата, это придает ей уверенности.

Как? Как, черт возьми, она могла вообразить, что этот дерганный шизофреник может быть ее мужем. Точнее, как она могла заимствовать его лицо для Криса? Хотя ничего удивительного. Кристофер немногим лучше психа из Святой Агаты. В памяти внезапно всплывает видеозапись, продемонстрированная мужем по дороге в ресторан, и Элинор начинает подташнивать от отвращения. К обоим.

— Прекрати, наконец, махать своей пушкой, — предусмотрительно отшатнувшись назад,прикрикивает Дик. — Не в меня ты должна целиться, Элинор. Не я превратил твою жизнь в ад.

— Как ты вышел из подвала? — четко произносит Лин, призывая все моральные и физические силы, чтобы не сорваться.

— Сегодня он забыл надеть на меня наручники. Я вылез через вентиляционную шахту, — в доказательство Дик показывает на свисающие из кармана джинсов стальные браслеты.

— Удачное совпадение, — саркастично оброняет Лин.

— Ни хрена подобного, — кривится Дик. — Сукин сын был уверен, что я никуда не денусь. Дверь заперта, ключ только у него. Он не учел, что этот дом построен по моему проекту, и я знаю его, как свои пять пальцев.

— Там еще кто-то есть? — дрогнувшим голосом спрашивает Элинор.

— Где? — на лице мужчины проскальзывает недоумение.

— В подвале, — с трудом выговаривает Элинор. Рука, удерживающая пистолет, предательски дрожит. Ей больно даже представить, что Крис способен…

— В подвале? — хмурится Дик. — Разве что мыши и пауки. Хочешь посмотреть? Пойдем прогуляемся, но пушку придется оставить здесь.

— Где мои дети, Дик? — срывая голос, кричит Элинор.

Ее всю колотит от одной только мысли, что … Боже! Кристофер же не мог запереть Джонаса и Милли там? Зачем? Он же их отец! Не зверь и не чудовище, а родной отец. Как бы Крис не относился к Лин, как бы не хотел избавиться от нее, присвоить деньги ее отца и сбежать с любовницей и дочерью, он бы никогда не причинил вред своим детям!

Значит, это сделал Дик. Он каким-то образом сбежал из клиники, а теперь шантажирует ее мужа, держа в заложниках Джо и Милли. Да, теперь все сходится. Дик помешался на идее «освободить» ее. Любой ценой. Он псих и правильно заметил, что любое преступление сойдет ему с рук. Максимум, что его ждет — это палата в более строгом заведении, чем Святая Агата. Боже, все по-настоящему, кошмар стал реальностью.

Дик действительно собирается убить Кристофера.

— Почему я? Почему ты выбрал меня? — севшим голосом интересуется Элинор.

— А почему не ты, Эль? — ухмыляется Дик. — Может быть, мне просто было чертовски скучно, и ты оказалась под моей дверью как раз в тот момент, когда я захотел поразвлечься?

— И как? Весело тебе? — глаза застилают слезы, грудную клетку опоясывает боль.

— Еще как, — со смешком отвечает Дик, внезапно делая рывок вперед. Лин не успевает среагировать и уклониться, инстинктивно жмет на курок, уши закладывает от звука выстрела, и в эту же секунду Дик быстрым ударом ноги вышибает пистолет из ее рук. Следующий удар попадет ей в живот, выбивая весь кислород из легких. Согнувшись и захрипев, Лин отлетает назад, неуклюже сносит мольберт и падает на него сверху.

От шока она ничего не чувствует, в глазах мельтешат пепельные мушки, постепенно обретая очертания кружащихся мотыльков. Взгляд застывает на покачивающихся на потолке дизайнерских светильниках, безжалостно и равнодушно взирающих на нее. А потом свозь пелену тумана она видит склонившееся над ней мужское лицо с болезненной гримасой.

— Добрых снов, художница, — обманчиво ласковым тоном шепчет Дик, почти касаясь ее губ своими, на долю секунды превратившись во все счастливые воспоминания разом.

Смеющийся взгляд, лукавая улыбка, ямочки на щеках…

«Малышка, тебе срочно требуется искусственное дыхание».

«Спасибо за то, что ты однажды вошла в мою жизнь. Я люблю тебя…»

«Мой отец был прав. Ты — жалкое ничтожество, Кристофер Хант».

«Ты будешь терпеть меня и молчать, пока мне не надоест».

— Ты ранила меня, больная сука, — взбешенно шипит ублюдок и, замахнувшись, бьет Элинор кулаком в лицо, отправляя прямиком в черный тоннель безнадежной агонии и звенящей пустоты.





Глава 6





Некоторое время назад

Она стала приходить в палату особого пациента F602299 почти каждую ночь. Целый день Элинор пребывала в предвкушении вечера, находясь в полной прострации, не замечая никого и ничего вокруг, нетерпеливо считая минуты до встречи. Лин сама не могла объяснить себе зудящую потребность находиться рядом с ним, на его территории, слушать глубокий монотонный голос, не колеблясь делать все, что он просит, и отчаянно нуждаясь отдать то, о чем ее никогда не просили.

Это было не сложно, а наоборот — естественно и правильно. Это приносило покой и облегчение. Это стало смыслом ее существования. Ее миром, сузившимся до размера четырех стен и застрявшего в них мужчины.

Их связала не исцеляющая дружба потерявшихся душ, не безумная страсть двух одиночеств, хотя, признаться, она не раз фантазировала на эту тему. Элинор и загадочного пациента F602299 объединила тайна. Секрет, способный связать двоих самыми крепкими, неразрывными узами лишь в одном случае — цена тайны должна включать в себя то, без чего оба не смогут жить. Самые нерушимые союзы создают не любовь и страсть, а нечто совершенно другое — единая цель, как единственный вариант выхода или способ выживания. Вот только нет никакой гарантии, что на этой бесплодной почве не взрастут тайком посаженные семена. Кто-то из двоих всегда более склонен к иллюзиям… И этот кто-то не он. Всегда не он.

Элинор чувствовала, как что-то внутри нее необратимо меняется, и как бы она не пыталась уберечь свое сердце от неминуемой боли, каждый раз переступая порог палаты пациента F602299, в душе зарождалась наивная надежда и отчаянно порхали пыльные мотыльки, точно зная, что в конце их тонкие крылышки обречены сгореть.

Но пока его двери остаются открытыми для нее, она не перестанет надеться на то, что однажды он захочет принять все, что она готова отдать.

— Кто приносит тебе цветы? — покосившись на букет пепельно-белых роз, Элинор задерживается возле стола.

В вечернем полумраке бутоны излучают завораживающее свечение, задевающее что-то пугающее, потаенное и глубоко забытое в подсознании Лин.

— Тебе это правда интересно? — глубокий мужской голос наполняет ее тело вибрирующей энергией, той самой, от которой танец мотыльков превращается в мучительную агонию.

— Стала бы я спрашивать? — иронизирует Лин, вставая за большим кожаным креслом, в котором расслабленно восседает особенный пациент.

Кисти его рук с длинными сильными пальцами быстро двигаются по тачпаду открытого ноутбука. Если бы он позволил, гостья вечность могла бы наблюдать за тем, как они порхают над клавиатурой, наверняка создавая нечто особенное, и часами грезя о том, как бы ощущались прикосновения его пальцев на ее теле. Она никогда не говорила ничего подобного вслух, не давала даже намека, но он знал. Конечно, знал.

— Ты создаешь какую-то программу? — забыв о вопросе про розы, любопытствует Лин. Наверное, Дик прав, и ей действительно не так уж интересен ответ. Элинор не единожды пыталась подсмотреть над чем ее загадочный союзник так усиленно работает, но не могла разобрать ничего, кроме бессмысленных символов и шифров.

— Нет, — коротко звучит в ответ.

Положив ладони на широкие мужские плечи, Лин инстинктивно наклоняется вперед, всматриваясь в мелькающие на экране множественные окна и непонятные формулы.

— А что ты делаешь? — не сдается она, взволнованно ощущая, как напрягаются его мышцы под черной футболкой.

— Зарабатываю, — следует еще один односложный ответ.

— Как? Точнее хотела спросить, почему разрешено пользоваться интернетом?

— Мне не разрешено, Элли. Я использую кодированный канал.

— Ты хакер?

— Нет, — мужчина качает головой и ведет плечами, давая понять, что навязанные женские прикосновения ему доставляют дискомфорт.

— Ты женат?

— Элинор! — недовольно отзывается Дик.

— Это простой вопрос, — настаивает она.

— Нет.

— И детей нет? — затяжное молчание говорит красноречивее слов. — А ты бы хотел?

— Люди много чего хотят, Эль. А получив желаемое, начинают хотеть совсем другого, — философски говорит Дик, но ей озвученная позиция не близка, а скорее, отвратительна.

— Мы говорим не о новой машине или брендовых часах, а о детях, — запальчиво произносит Элинор.

— И в чем разница, Эль?

— А ты не понимаешь? — пораженно спрашивает Лин.

— Это ты не понимаешь, — равнодушно парирует он. — Я знал людей, готовых броситься под колёса автомобиля, потому что не были способны накормить своих детей. По мне так лучше бы они хотели машину и часы, прежде чем захотеть детей. А ещё я знал людей, считающих своих детей препятствием для воплощения новых желаний.

— Ты живешь в ужасном мире, ­— приходит к горькому выводу Элинор.

— Ты даже не представляешь, насколько, — соглашается Дик, и теперь замолкает Лин.

— Ты кого-то потерял?

— Мы все кого-то потеряли, Эль, — снова закрывшись в своем непробиваемом коконе, стальным тоном отрезает собеседник. — Тебе еще есть, что терять, — смягчившись, добавляет он и, поймав ее ладонь, крепко сжимает, прежде чем вложить в трепещущие пальцы Элинор заточенный карандаш. — Одиннадцатый портрет. Приступай.

— У меня не выходит! Не получается!

— Ты слишком спешишь.

— Я боюсь не успеть.