— Это сложный вопрос, — после недолгой заминки задумчиво отзывается Кристофер. — Чтобы ответить на него, вы должны прослушать дальше и обратить внимание на один момент.
— Какой именно?
— Просто включите запись, — высокомерный ублюдок поворачивает голову и переводит взгляд на стекло, разделяющее комнаты для допроса. И миссис Хант в этот момент делает то же самое. Она улыбается мужу разбитыми губами, как единственному в мире мужчине, а в кабинете снова звучат стоны Элинор, пока ее трахает другой:
«…Так, да… Боже. Не останавливайся. Только не останавливайся, Крис…»
Глава 9
Некоторое время назад
— Подойди ко мне, Эль, — Кристофер жестом подзывает застывшую на пороге жену.
Она не двигается, напряженно сверля взглядом темноволосый затылок мужа. Сложно даже дышать, не то чтобы двигаться и отвечать. Ее мир перевернулся с ног на голову, а она заблудилась где-то между… Между вымыслом и реальностью. Вышла за рамки, спутала ориентиры, упала с небес, утонула в кипящем озере ртути, отравилась его парами, сошла с ума… Не доверяет ни себе, ни другим, и нет ни одного гребаного вопроса, на который она могла бы дать четкий ответ.
Мужчина стоит у окна их супружеской спальни. Высокий, элегантный и собранный, словно двадцать минут назад не было отвратительной сцены в гостиной. Широкие сильные плечи облачены в черную рубашку, облепившую крепкие мышцы. Его ладонь, перепачканная в крови курьера и своей собственной, сочащейся из разбитых костяшек, растопыренной пятерней лежит на стекле, за которым бушует непогода. Струи дождя снаружи сливаются с алыми каплями внутри.
Элинор кусает губы, испытывая странное чувство. Это смятение, страх и что-то еще, глубинное, низменное, отвратительное, мерзкое. Она напугана до жути, и в тоже время охвачена нездоровым возбуждением. Оно настойчиво пульсирует внизу живота, закручиваясь в спирали и требуя выхода.
— Это стандартная реакция самки на схватку двух самцов ради того, чтобы спариться с ней, — без труда забравшись в мысли жены, «успокаивает» Кристофер. — Я победил, а он проиграл. Твои желания естественны. Мы все животные, Эль. Поэтому расслабься и подойди ко мне.
— Мне нужно в душ, — запинаясь, бормочет Элинор, нерешительно перешагивая порог. Она чувствует себя пропитанной кровью Дика. Всем этим бесконечным ужасом, обрушившимся на нее в десятый юбилей свадьбы. Чем она заслужила эту кару?
— Не нужно, Эль, — жестко возражает Кристофер, нетерпеливо постукивая пальцами по стеклу.
Его самообладание достойно аплодисментов. Когда он научился этому качеству? Когда стал непробиваемой гранитной скалой?
— Ко мне, — приказ легко срывается с его губ, но тяжело бьет по ранимой психике Элинор.
Заворожённо глядя на стекающие по стеклу алые капли, она подчиняется, делая неуверенный шаг. Потом еще один. Бунт подавлен, раздавлен, превращен в пыль. Невыносимое напряжение усиливается с каждым пройденным метром. Грудь наливается под тонкой тканью вульгарного платья. Обласканные нежнейшим шелком соски твердеют и приподнимаются. Хочется прикрыться, но она продолжает идти, ощущая, как быстро намокают собственные трусики. Клитор все сильнее пульсирует между набухших половых губ. Она чувствует этот ноющий зуд внутри, ощущение пустоты и влагу, обильно покрывающую прозрачное кружево белья. Отчаянная похоть, дикий стыд и жадное предвкушение.
Мы все животные, Эль.
Неужели все так просто?
С каких пор для нее все стало настолько просто и примитивно?
Или ей только кажется, что просто, и в нем говорят уязвлённая гордость и боль? Крис всегда был ревнив, но никогда не был жесток. Теперь все наоборот… Или нет?
— Я же любила тебя, Крис, — беспомощная, растерянная разворачивающимся клубком противоречивых эмоций, тихо произносит Лин, вставая рядом с мужем. Он вздыхает, оставляя облако пара на стекле. Его вдруг изменившийся запах заполняет ее рецепторы, проникает в вены, циркулирует в крови. Аромат знакомого и любимого парфюма стерся с кожи Кристофера. Морская соль, ветер, холодный дождь и ледяная ярость — вот так ее муж пах сейчас.
— И ты тоже меня любил. Я точно знаю. Я не могла этого забыть, — отчаянно продолжает Элинор, глядя как ожесточённо барабанит ливень в закрытые окна. Так же бьется и она — в сердце хранящего молчание мужа.
— Всему должно быть объяснение! — так и не дождавшись ответной реплики, в сердцах бросает Лин. — Я бы никогда тебе не изменила, Крис, — повернув голову, она смотрит на его чеканный правильный профиль, закрытий от проявления каких-либо чувств. — Если только…
— Если только? — не шелохнувшись, перебивает ее Крис. — Ты только что сказала: «никогда бы не изменила тебе», а секунду спустя говоришь: «если только». Это лицемерие, Эль. Или да, или нет. Все что между приравнивается к «да.» Ты бы изменила мне. И ты это сделала.
— Я… — измученно выдыхает Элинор, застыв с открытым ртом и силясь произнести хоть что-то вразумительное.
— Я никогда не дрался, Эль, — резко меняет тему Крис. Она смотрит, как быстро пульсирует вена на крепкой шее мужа, ее снова пронзает дикое возбуждение, вынуждающее сжимать бедра. — И знаешь, это оказывается очень просто. И чертовски приятно.
— Крис…, — она шокировано смотрит, как мужские губы расплываются в блаженной улыбке. Он сгибает и разгибает пальцы, заворожённо глядя, как от каждого движения кровь начинает сочиться сильнее.
— Что, Эль? — спрашивает Крис, не отрываясь от любования своей разбитой кистью.
— Этого не может быть…
— Чего именно?
— Ну, что ты не дрался. Ты же вырос в гетто, — произносит она.
Жуткая улыбка исчезает с красивых губ Кристофера, лицо вновь сковывает отчужденное выражение. Медленно повернув голову, он смотрит на ее грудь, отчетливо выделяющуюся через тонкое платье. Его взгляд ощущается, как прикосновение, обжигает, жалит, превращая все напряженное тело в оголённый провод.
— Сними его, Эль, — дыхание Кристофера становится глубже, тяжелее, и она непроизвольно подстраивается под его ритм, догадываясь, что произойдет дальше, но не представляя, как именно это будет. Лин не помнила свои измены, для нее измена происходит сейчас, и судя по тому, как неистово, до умопомрачения хочется, чтобы этот незнакомый опасный мужчина трахнул ее, она действительно это делала... с другими.
— Крис, мне так жаль, — тихо говорит она, неловко прикасаясь к его плечу, а второй рукой нервно дергая замочек молнии на спине. Платье медленно соскальзывает вниз, к носкам лакированных туфель. Совсем, как… и в тоже время совсем не так.
— Прости меня, если я причиняла боль. — пальцы неуверенно поднимаются выше, гладят покрытую ключей щетиной щеку. — И продолжаю причинять сейчас. — оторвав алчный голодный взгляд от ее торчащих сосков, мужчина смотрит в позеленевшие от слез глаза. В глубинах широких зрачков плавится сталь, взрываются далекие звезды. Холодные и обжигающие.
— Мне безумно жаль, Крис, — искренне шепчет Лин, испытывая дикую жажду прижаться к нему, почувствовать кожей, вспомнить... — Не знаю, что со мной произошло. Что произошло с нами, — облизав пересохшие губы, Лин смотрит в его неприступное лицо, мысленно умоляя услышать, понять и, может быть, простить.
— Правда, не знаешь? — его пепельные глаза сужаются, в глубине зрачков плавится ядовитый металл. Пары ртути смертельны, она знает это с уроков химии. «Ты отравил меня, Крис? Или это сделала я с нами обоими?» — И ничего не помнишь? — второй вопрос заставляет ее вздрогнуть.
Лин отрицательно качает головой, и внезапной вспышкой в сознании мелькает яркое воспоминание. Вряд ли настоящее, потому что увиденное случилось, когда Джонасу было около года или чуть больше.
Даже в идеальной вымышленной версии их брака в какой-то момент начались проблемы в сексе. Крис много работал, маленький ребёнок, бытовые заботы, времени в обрез. Физическая сторона отношений между супругами стала рутинной, однотипной, не будоражащей, как раньше. Кристофер предложил ей обновить отношения, добавить экстрима. Ролевые игры…
— Что-то вспомнила, Эль? — вкрадчивый голос мужа возвращает ее в реальность.
— Это же было? — ошарашено выдыхает Элинор.
— Только не начинай сначала, — раздраженно бросает Крис.
— Ты сам этого хотел?
— Чтобы ты трахалась с курьером? Ты издеваешься?
— Я думала, что это ты! — отчаянно кричит Лин. — Я называл его твоим именем. Возможно, в моей голове что-то перемешалось, и я не осознавала до конца, что делаю, но я думала, что это ты.
— Просто заткнись, Элинор, — больно сжав окровавленными пальцами ее скулы, яростно бросает Крис, наклоняясь к лицу супруги. — У тебя не выйдет сделать виноватым меня. Просто признай, что ты обыкновенная шлюха, и получай удовольствие от любимого процесса, — хрипло шипит он в ее открывшиеся в болезненном стоне губы, прежде чем накрыть их грубым поцелуем.
Его горячий язык бесцеремонно врывается в рот, алчно поглощает, берет без спроса, отнимая, стирая, обесценивая все светлое, что хранило их прошлое, все то, что она помнила. Первые взгляды, первое знакомство, неумелый флирт, улыбки, робкие объятия, первый секс, пунцовые щеки и первый оргазм месяц спустя, первая брачная ночь в Парижском дешевом отеле, первый крик их первенца, первый осознанный взгляд малышки Мили… Из всего перечисленного больнее расставаться с мыслями о детях, все равно что вырезать с кожей, с нервами и поливать открытую незаживающую рану солевым раствором каждый раз, когда в памяти всплывают лица Джонни и Милли.
Что из этого было настоящим?
Если ничего, то какой смысл продолжать?
Если их никогда не было, то для чего жить дальше, бороться, искать ответы?
Что может ей дать это настоящее, пока она оплакивает свое несуществующее прошлое? Смывает горько льющимися слезами из-под плотно сомкнутых век, ощущая проницательный мужской взгляд и не смея открыть свои глаза.
Во что она превратила свою жизнь, во что превратилась сама?
Боль вперемешку с похотью горят в каждом нерве звенящего как натянутая струна тела, и не существует щита, способного остановить надвигающуюся стихию. Ураган не спрашивает у листка, хочет ли он взлететь, а одним мощным ударом отрывает от родной ветки и несет ввысь, а потом смешивает с грязью.
— Прекрати стоить из себя жертву, Эль, — кусая ее саднящую губу, злится Кристофер. — Я слышу, как ты думаешь. Слишком громко. Убавь звук.
— Ты сумасшедший.
— Не больше, чем ты, Эль, — отвечает с ухмылкой, снова поглощая истерзанные губы.
Все неправильно. Все не так, кричит разум, но жар между ног требует поддаться грубой мужской силе, принять его волю, открыться для него и получить все, что он обещает, не говоря ни слова.
Кристофер бесконечно и жестко терзает ее рот, пока в легких Элинор не заканчивается запас кислорода, голова кружится, перед глазами расплываются мерцающие точки. Словно маленькие светлячки. Они порхают под ее кожей, устремляясь туда, где все горит и пульсирует. Она бессильно стонет в его губы, упругие, пряные, соленые, позволяя умелому языку вести свои дикие игры. Ей не нужно отвечать или целовать в ответ. Он не спрашивает. Он забирает, не обещая вернуть.
И эта бескомпромиссная власть сводит с ума, кружит голову, затягивает мысли туманом, оставляя только оголенную потребность. В его вкусе, запахе, абсолютном контроле.
Ее ноги дрожат и подкашиваются, когда Крис наконец отпускает измученный рот. Сильные пальцы освобождают занывшие скулы. Она сама не поняла в какой момент вцепилась в его стальные плечи, и этот порыв снова спас женщину от позорного падения. Открыв глаза, Элинор видит только его твердый подбородок и сжатые челюсти, и руки с бугрящимися венами, жадно сминающие ее грудь. Длинные пальцы искушенно дразнят сжавшиеся чувствительные соски, каждым выверенным движением посылая горячий импульс в сокращающееся лоно. Закусив щеки изнутри, она подавляет пошлый стон, предательски выгибаясь навстречу расчетливым ласкам. Лин болезненно вскрикивает, когда он поочередно щипает твердые узелки.
— Красивые сиськи, — удовлетворённо вибрирует низкий голос. Никто так давно ее не хвалил, что даже такие грубые слова кружат голову, заставляя себя чувствовать распущенной и прекрасной одновременно.
Крис полностью одет, замечает Элинор краем поплывшего сознания. Ни одной складки на застегнутой на все пуговицы рубашке, в то время, как она стоит перед ним распаленная, дрожащая, в одних мокрых трусиках, болезненно натирающих возбужденную промежность.
— Готова освежить память, Эль? — хриплым шепотом спрашивает Крис, скользнув тыльной стороной ладони по ее втянувшемуся животу. Его взгляд повсюду, исследует беззащитное тело, трахает одними глазами, пожирает, не касаясь губами.
— Давай, Эль, очнись. Все только начинается, — обещание в его голосе мгновение спустя обретает физическую форму.
Сдвинув в сторону влажную ткань белья, он несильно хлопает кончиками пальцев по воспаленной плоти. Лин дергает как от разряда тока, в горле клокочет стон. Она непроизвольно сминает ткань его рубашки, утягивая за собой.
— Тебе нравится, Эль? — порочный мужской голос обволакивает, завлекая в омут разврата и распущенности. Она кивает, раздвигает ноги, позволяя настойчивым пальцам войти внутрь. Невнятно мычит, вставая на носочки и прогибаясь в пояснице. Затылок вжимается в холодное стекло, за которым серой стеной поливает дождь. Жар внутри пожирает, она не замечает ничего вокруг, кроме растягивающих ее лоно жестких пальцев, хаотично дергает бедрами, заполняя ноющую пустоту. Лин захлёбывается стоном в ответ на резкие проникающие толчки. Наслаждение, острое, пряное ударяет в голову, пульсируя где-то глубоко внутри, обильно омывая влагой непрерывно двигающиеся фаланги, с каждой секундой приближая сокрушительную волну оргазма.
— Нееет, — ее глаза распахиваются одновременно с тем, как мужские пальцы выскальзывают из горячей промежности, снова шлепают, размазывая влагу по набухшему клитору. Она беспомощно всхлипывает, одними губами умоляюще выдыхая его имя.
— Не спеши, Эль, — жесткий голос вырывает безропотную жертву из чувственного тумана.
«Все только начинается» стучит в ее голове. Почему он так сказал? Что именно начинается? — судорожно старается соображать ослеплённый разум.
— Повернись, — приказывает Кристофер. Нервная улыбка дергает уголки ее губ. Да она свалится, как тряпичная кукла, если только попытается шевельнуться.
— Не могу, — беспомощно бормочет Лин.