* * *
Посвящается ТК
18
Третья неделя июня 2017 года
Кабо-Сан-Лукас, Мексика[1]
Отель был чертовски хорош.
Мини-бар в номере Джул был забит пакетиками картофельных чипсов и шоколадными батончиками четырех видов. В ванной комнате стояла джакузи, а запаса пушистых полотенец и жидкого мыла с ароматом гардении хватило бы, наверное, лет на сто. В холле ежедневно в четыре часа пожилой пианист исполнял на рояле мелодии Гершвина. Спа-центр предлагал процедуры по уходу за телом с использованием горячей глины, если, конечно, вас не коробило от прикосновения чужих рук. После этого Джул целый день преследовал навязчивый запах хлорки, словно въевшийся в кожу.
В интерьере отеля «Плайя Гранде Резорт» в Бахе[2] доминировал белый цвет: белые шторы, белая плитка, белые ковры, пышные букеты белоснежных цветов. Сотрудники носили белую униформу из хлопка, что придавало им сходство с медиками. Вот уже почти четыре недели восемнадцатилетняя Джул жила в этом отеле одна.
В то утро она потела на беговой дорожке в тренажерном зале «Плайя Гранде», отмеряя километры дизайнерскими кроссовками цвета морской волны с темно-синими шнурками. В этот раз она даже не слушала музыку. Интервальный бег продолжался уже около часа, когда соседнюю дорожку заняла женщина.
На вид – моложе тридцати. Черные волосы собраны в тугой хвост и залиты лаком. Крупные руки, крепкое тело, на смуглых щеках виднелись следы сухих румян. Кроссовки, стоптанные на пятках, были испачканы старой засохшей грязью.
В тренажерном зале они были одни.
Джул перешла на ходьбу, еще минута, и она уходит. Во-первых, Джул предпочитала уединение, а во-вторых – в любом случае сегодня она потрудилась на славу.
– Тренируешься? – спросила женщина и кивнула на дисплей тренажера Джул. – Готовишься к марафону или так просто? – В ее американском произношении слышался мексиканский акцент. Наверное, выросла в Нью-Йорке, но в испаноязычной общине.
– Я занималась бегом в средней школе. Вот и все. – Джул говорила отрывисто и четко, такую манеру речи британцы называют «Би-би-си инглиш»[3].
Женщина устремила на нее проницательный взгляд.
– Мне нравится твой акцент, – сказала она. – Откуда ты родом?
– Лондон. Сент-Джонс-Вуд[4].
– Нью-Йорк. – Женщина ткнула себя пальцем в грудь.
Джул сошла с беговой дорожки и занялась растяжкой квадрицепсов[5].
– Я здесь одна, – заговорила снова женщина. – Приехала вчера вечером. Забронировала этот отель в последнюю минуту. А ты давно здесь?
– В таких местах, как это, всегда будет мало, – сказала Джул.
– И что бы ты порекомендовала? В «Плайя Гранде»?
Джул нечасто общалась с другими постояльцами, но не видела ничего плохого в том, чтобы ответить.
– Можно съездить на снорклинг[6], – посоветовала она. – Я видела гигантскую кровожадную мурену.
– Не шутишь? Что, правда мурену?
– Наш гид приманил ее рыбьими потрохами, которые притащил в пластиковом бидоне. Мурена выползла из расселины в скалах. Метра два с половиной в длину, не меньше. Ярко-зеленая.
Женщина поежилась.
– Не люблю мурен.
– Ну, тогда забей на снорклинг. Если тебя так легко напугать.
Женщина рассмеялась.
– А как тут с едой? Я здесь еще ничего не ела.
– Попробуй шоколадный торт.
– На завтрак?
– О, да. Если попросить, принесут как спецзаказ.
– Спасибо за наводку. Ты путешествуешь одна?
– Послушай, мне пора в душ, – сказала Джул, чувствуя, что разговор становится очень личным. – Пока!
И девушка направилась к двери.
– У меня отец тяжело болен, – бросила женщина. – Я давно ухаживаю за ним.
Укол сочувствия. Остановившись, Джул обернулась.
– Каждое утро и каждый вечер после работы я провожу с ним, – продолжала женщина. – Сейчас он наконец-то стабилен, и мне так захотелось куда-нибудь сбежать, что я уже не задумывалась о ценах. Я здесь проматываю кучу денег, что для меня непозволительная роскошь.
– А чем болен твой отец?
– РС, – ответила женщина. – Рассеянный склероз. И старческое слабоумие. Он всегда был главой нашей семьи. Настоящий мачо. Такой сильный. А теперь это овощ, да еще лежачий. Он даже не знает, где находится. Иногда принимает меня за официантку.
– Черт.
– Я боюсь его потерять и в то же время находиться рядом с ним невыносимо. Но, когда он умрет и я останусь совсем одна, мне будет бесконечно стыдно за эту поездку, за то, что я его бросила, понимаешь? – Женщина остановилась и, поставив ноги на рейки по бокам беговой дорожки, вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Извини. Слишком много информации.
– Все нормально.
– Ладно, иди. В душ или куда там еще. Может, потом увидимся.
Женщина закатала рукава рубашки и повернулась к дисплею тренажера. Вдоль ее правого предплечья тянулся шрам – рваный, как от ножа, а не ровный, как после операции. За ним явно скрывалась какая-то история.
– Слушай, а ты любишь викторины? – неожиданно для самой себя спросила Джул.
Улыбка. Белые, но кривые зубы.
– На самом деле я дока в этом деле.
– Их устраивают через день, по вечерам, в лаунж-баре внизу, – уточнила Джул. – Правда, хрень полная. Хочешь пойти?
– И что за хрень?
– Да ничего так. Глупая и шумная.
– Ладно. Я согласна.
– Хорошо, – сказала Джул. – Мы всех там сделаем. Ты не пожалеешь, что взяла отпуск. Я сильна в супергероях, фильмах про шпионов, ютуберах, фитнесе, финансах, макияже и викторианских писателях. А ты?
– Викторианские писатели? Вроде Диккенса?
– Да. Впрочем, неважно. – Джул почувствовала, как вспыхнули щеки. Ей вдруг показался странным такой набор увлечений.
– Я люблю Диккенса.
– Иди ты.
– Серьезно. – Женщина снова улыбнулась. – Я рублю в Диккенсе, кулинарии, текущих событиях, политике… ну, что там еще… да, и в кошках.
– Тогда заметано, – сказала Джул. – Начало в восемь вечера, в лаунже рядом с главным холлом. Увидишь там, бар с диванами.
– В восемь. Идет. – Женщина подошла к ней и протянула руку. – Напомни, как тебя зовут? Я – Ноа.
Джул пожала ей руку.
– Я не называла тебе свое имя, – сказала она. – Но меня зовут Имоджен.
Джул Уэст Уильямс обладала довольно миловидной внешностью. Никто и никогда не называл ее уродкой, но и в красотках она не числилась. Ростом не вышла – всего-то метр пятьдесят пять, – да и держалась дерзко. Рваная стрижка делала ее похожей на девчонку-сорванца, и в мелированных прядях темнели отросшие корни. Зеленые глаза выделялись на белой, усыпанной светлыми веснушками коже. Одежда обычно скрывала ее крепкое телосложение. Природа наградила Джул рельефными мышцами, которые выпирали дугами, особенно на ногах, делая ее похожей на персонажа комиксов. Твердая стена брюшных мышц скрывалась под слоем жира. Джул не отказывала себе в мясе, соли, шоколаде и жирной пище.
Она верила: чем больше потеешь в спортзале, тем меньше крови теряешь в бою.
Она верила: лучший способ избежать разбитого сердца – это притвориться, будто у тебя его нет.
Она верила: то, как ты говоришь, зачастую важнее, чем все, что ты пытаешься сказать.
А еще она верила в боевики, силовые упражнения, эффект макияжа, заучивание наизусть, равноправие и в то, что видеоролики на YouTube могут научить тому, чему не научат и в колледже.
Посвящается ТК
18
Третья неделя июня 2017 года
Кабо-Сан-Лукас, Мексика[1]
Отель был чертовски хорош.
Мини-бар в номере Джул был забит пакетиками картофельных чипсов и шоколадными батончиками четырех видов. В ванной комнате стояла джакузи, а запаса пушистых полотенец и жидкого мыла с ароматом гардении хватило бы, наверное, лет на сто. В холле ежедневно в четыре часа пожилой пианист исполнял на рояле мелодии Гершвина. Спа-центр предлагал процедуры по уходу за телом с использованием горячей глины, если, конечно, вас не коробило от прикосновения чужих рук. После этого Джул целый день преследовал навязчивый запах хлорки, словно въевшийся в кожу.
В интерьере отеля «Плайя Гранде Резорт» в Бахе[2] доминировал белый цвет: белые шторы, белая плитка, белые ковры, пышные букеты белоснежных цветов. Сотрудники носили белую униформу из хлопка, что придавало им сходство с медиками. Вот уже почти четыре недели восемнадцатилетняя Джул жила в этом отеле одна.
В то утро она потела на беговой дорожке в тренажерном зале «Плайя Гранде», отмеряя километры дизайнерскими кроссовками цвета морской волны с темно-синими шнурками. В этот раз она даже не слушала музыку. Интервальный бег продолжался уже около часа, когда соседнюю дорожку заняла женщина.
На вид – моложе тридцати. Черные волосы собраны в тугой хвост и залиты лаком. Крупные руки, крепкое тело, на смуглых щеках виднелись следы сухих румян. Кроссовки, стоптанные на пятках, были испачканы старой засохшей грязью.
В тренажерном зале они были одни.
Джул перешла на ходьбу, еще минута, и она уходит. Во-первых, Джул предпочитала уединение, а во-вторых – в любом случае сегодня она потрудилась на славу.
– Тренируешься? – спросила женщина и кивнула на дисплей тренажера Джул. – Готовишься к марафону или так просто? – В ее американском произношении слышался мексиканский акцент. Наверное, выросла в Нью-Йорке, но в испаноязычной общине.
– Я занималась бегом в средней школе. Вот и все. – Джул говорила отрывисто и четко, такую манеру речи британцы называют «Би-би-си инглиш»[3].
Женщина устремила на нее проницательный взгляд.
– Мне нравится твой акцент, – сказала она. – Откуда ты родом?
– Лондон. Сент-Джонс-Вуд[4].
– Нью-Йорк. – Женщина ткнула себя пальцем в грудь.
Джул сошла с беговой дорожки и занялась растяжкой квадрицепсов[5].
– Я здесь одна, – заговорила снова женщина. – Приехала вчера вечером. Забронировала этот отель в последнюю минуту. А ты давно здесь?
– В таких местах, как это, всегда будет мало, – сказала Джул.
– И что бы ты порекомендовала? В «Плайя Гранде»?
Джул нечасто общалась с другими постояльцами, но не видела ничего плохого в том, чтобы ответить.
– Можно съездить на снорклинг[6], – посоветовала она. – Я видела гигантскую кровожадную мурену.
– Не шутишь? Что, правда мурену?
– Наш гид приманил ее рыбьими потрохами, которые притащил в пластиковом бидоне. Мурена выползла из расселины в скалах. Метра два с половиной в длину, не меньше. Ярко-зеленая.
Женщина поежилась.
– Не люблю мурен.
– Ну, тогда забей на снорклинг. Если тебя так легко напугать.
Женщина рассмеялась.
– А как тут с едой? Я здесь еще ничего не ела.
– Попробуй шоколадный торт.
– На завтрак?
– О, да. Если попросить, принесут как спецзаказ.
– Спасибо за наводку. Ты путешествуешь одна?
– Послушай, мне пора в душ, – сказала Джул, чувствуя, что разговор становится очень личным. – Пока!
И девушка направилась к двери.
– У меня отец тяжело болен, – бросила женщина. – Я давно ухаживаю за ним.
Укол сочувствия. Остановившись, Джул обернулась.
– Каждое утро и каждый вечер после работы я провожу с ним, – продолжала женщина. – Сейчас он наконец-то стабилен, и мне так захотелось куда-нибудь сбежать, что я уже не задумывалась о ценах. Я здесь проматываю кучу денег, что для меня непозволительная роскошь.
– А чем болен твой отец?
– РС, – ответила женщина. – Рассеянный склероз. И старческое слабоумие. Он всегда был главой нашей семьи. Настоящий мачо. Такой сильный. А теперь это овощ, да еще лежачий. Он даже не знает, где находится. Иногда принимает меня за официантку.
– Черт.
– Я боюсь его потерять и в то же время находиться рядом с ним невыносимо. Но, когда он умрет и я останусь совсем одна, мне будет бесконечно стыдно за эту поездку, за то, что я его бросила, понимаешь? – Женщина остановилась и, поставив ноги на рейки по бокам беговой дорожки, вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Извини. Слишком много информации.
– Все нормально.
– Ладно, иди. В душ или куда там еще. Может, потом увидимся.
Женщина закатала рукава рубашки и повернулась к дисплею тренажера. Вдоль ее правого предплечья тянулся шрам – рваный, как от ножа, а не ровный, как после операции. За ним явно скрывалась какая-то история.
– Слушай, а ты любишь викторины? – неожиданно для самой себя спросила Джул.
Улыбка. Белые, но кривые зубы.
– На самом деле я дока в этом деле.
– Их устраивают через день, по вечерам, в лаунж-баре внизу, – уточнила Джул. – Правда, хрень полная. Хочешь пойти?
– И что за хрень?
– Да ничего так. Глупая и шумная.
– Ладно. Я согласна.
– Хорошо, – сказала Джул. – Мы всех там сделаем. Ты не пожалеешь, что взяла отпуск. Я сильна в супергероях, фильмах про шпионов, ютуберах, фитнесе, финансах, макияже и викторианских писателях. А ты?
– Викторианские писатели? Вроде Диккенса?
– Да. Впрочем, неважно. – Джул почувствовала, как вспыхнули щеки. Ей вдруг показался странным такой набор увлечений.
– Я люблю Диккенса.
– Иди ты.
– Серьезно. – Женщина снова улыбнулась. – Я рублю в Диккенсе, кулинарии, текущих событиях, политике… ну, что там еще… да, и в кошках.
– Тогда заметано, – сказала Джул. – Начало в восемь вечера, в лаунже рядом с главным холлом. Увидишь там, бар с диванами.
– В восемь. Идет. – Женщина подошла к ней и протянула руку. – Напомни, как тебя зовут? Я – Ноа.
Джул пожала ей руку.
– Я не называла тебе свое имя, – сказала она. – Но меня зовут Имоджен.
Джул Уэст Уильямс обладала довольно миловидной внешностью. Никто и никогда не называл ее уродкой, но и в красотках она не числилась. Ростом не вышла – всего-то метр пятьдесят пять, – да и держалась дерзко. Рваная стрижка делала ее похожей на девчонку-сорванца, и в мелированных прядях темнели отросшие корни. Зеленые глаза выделялись на белой, усыпанной светлыми веснушками коже. Одежда обычно скрывала ее крепкое телосложение. Природа наградила Джул рельефными мышцами, которые выпирали дугами, особенно на ногах, делая ее похожей на персонажа комиксов. Твердая стена брюшных мышц скрывалась под слоем жира. Джул не отказывала себе в мясе, соли, шоколаде и жирной пище.
Она верила: чем больше потеешь в спортзале, тем меньше крови теряешь в бою.
Она верила: лучший способ избежать разбитого сердца – это притвориться, будто у тебя его нет.
Она верила: то, как ты говоришь, зачастую важнее, чем все, что ты пытаешься сказать.
А еще она верила в боевики, силовые упражнения, эффект макияжа, заучивание наизусть, равноправие и в то, что видеоролики на YouTube могут научить тому, чему не научат и в колледже.
Перейти к странице: