— Я представила его так отчетливо, будто познакомилась лично. — В жизни Гейл никогда не было места для дружбы, теперь она жалела об этом. — Вы сделали хороший выбор, Мэри.
— Да, мне повезло.
— Нет, это не везение. Встретив мужчину, вы смогли разглядеть в нем достойного человека, знали, какие качества для вас важны, а какие не очень. Это осознанное решение. — Она аккуратно сложила полотенце и положила на стол. — Не думаю, что у меня получится воссоздать нашу семью.
— Нет ничего невозможного. Вы ведь здесь, хотя оказаться вновь в Шотландии было непросто, и у вас сложились отношения с внучкой.
— Я думала только о дочерях, потому и приехала. Но опять все испортила.
— Думаете, дочери не смогут простить вас?
Гейл задумалась о том, как Рождество важно для Эллы.
— Боюсь, что нет. Мой поступок возмутителен.
Мэри расправила плечи.
— А раньше вы не совершали ничего подобного? Не говорили того, о чем сожалели?
— Говорила, разумеется, и не единожды.
— И вы опускали руки и сдавались?
Гейл внимательно посмотрела на Мэри.
— Никогда. На работе я всегда брала ответственность на себя: приносила извинения, старалась усвоить урок, заставляла себя идти дальше. Но в семье все иначе. Намного сложнее.
— Подождите. Никуда не уходите. — Мэри поспешно вышла из кухни, а вернувшись, положила на стол перед ней две книги. — Прочтите их, вам поможет.
«Труд, а не удача» и «Новая сильная ты».
Гейл не знала, смеяться ей или плакать.
— Откуда они у вас?
— Заказала. Броди сказал, что вы известная дама в деловых кругах, мне стало немного страшно.
Впервые за все годы ей стало стыдно за то, что она считала успехом и достижением.
— Мэри…
— Все верно, вы необыкновенная женщина, Гейл. Потому я уверена, вы найдете выход из положения. Что бы вы сказала мне, окажись я на вашем месте?
— Не знаю. Я теперь вообще ничего не знаю.
— Это приступ жалости к себе. Прочтите шестую главу. — Мэри открыла книгу и подвинула ближе к Гейл. — Вы писали, что решения нельзя принимать при усталости, слабости и подавленности, только в приподнятом настроении, будучи полным сил.
Гейл провела рукой по обложке книги «Новая сильная ты».
— Даже неловко открывать. Теперь кажусь себе такой самодовольной и надменной. Написала целую книгу о том, как принять перемены и справиться с собой, а сама не могу сделать ни того ни другого.
— Но вы не пишете о том, что это просто. Более того, не раз утверждаете, что это весьма сложно.
— Видимо, вы не прочитали книгу целиком.
— Я прочитала дважды, Гейл, и могу сказать, что она мне очень помогла. Утром следующего дня я чувствовала себя уверенной, впервые за долгое время. С тех пор как умер Камерон. Я проснулась с надеждой, я вдруг почувствовала радость, размышляя о будущем. И помогли мне вы. Знаете, сколько книг я открыла и швырнула в стену за последний год?
— Вы читали и другие?
— Да. Цеплялась за все подряд. Как утопающий хватается за проплывающее бревно в надежде, что оно поможет спастись. Я искала способ вернуться к жизни, но взгляд мой всегда был обращен назад и никогда — вперед. В интернете я нашла отзывы людей, посещавших ваши выступления, женщин, изменившихся благодаря вам. Вы можете гордиться собой. Знаете, скольким вы помогли, скольких спасли? Вы помогли людям выжить, Гейл.
На глаза вновь навернулись слезы, а ведь они еще были припухшими, а лицо покрыто красными пятнами.
— Знаете, думаю, мне сейчас нужен лук. Помните, вы говорили?
— Ваши дочери и внучка в лесу и в ближайшее время не вернутся. Мы услышим, когда они придут. Не забывайте мой совет: читайте свои книги. — Мэри погладила ее по плечу. — Вы много говорили о дочерях, карьере и ничего о личной жизни, о себе, своих желаниях.
— Моя жизнь — мои дочери.
— И вы никогда не влюблялись?
— Никогда себе не позволяла. — Гейл взяла салфетку и с шумом высморкалась. — Мужчины, конечно, были. Несколько. Но отношения не длились долго. Таков был мой личный выбор. Мне приходилось отдавать всю себя без остатка на создание собственного мира и на то, чтобы не дать ему разрушиться. И я не могла рисковать всем, что имела. — Она помолчала, размышляя. — Я сама себе так объясняла. Скорее всего, причина в страхе перед новыми отношениями.
— Неудивительно, учитывая, через что вам довелось пройти.
— Я привыкла считать себя бесстрашной, а оказалось, что просто не переступала границы мыльного пузыря, который сама и создала.
— Довольно самобичевания и сожалений, Гейл. Вам, наверное, плохо после стольких пролитых слез. Надо поесть. Например, это песочное печенье. Меня научила его печь бабушка, я была тогда приблизительно ровесницей Таб. Она уверяла, что оно способно помочь пережить любые трудности. Когда я приходила из школы с разбитыми коленками, она усаживала меня за стол и наливала стакан молока. Прошло много-много лет, прежде чем я поняла, что печенье вовсе не было волшебным.
— Любопытная история.
Мэри положила несколько штук на тарелку и протянула Гейл.
— И помните, никогда не бывает поздно.
— Для чего?
— Для новых отношений, для любви. Для исполнения желаемого.
— Мне повезло в жизни: я сделала неплохую карьеру. — Гейл отломила кусочек печенья. Аппетита не было, но не хотелось обижать Мэри. Сейчас и не вспомнить, когда к ней относились с таким участием и теплом. В ее мире люди не были добрыми, в нем приходилось бороться за место, а потом за то, чтобы его сохранить. В ее стране нельзя демонстрировать слабость, особенно женщине — это немедленно будет использовано против нее.
— Но ведь не ваша карьера помогает смеяться, страстно хотеть чего-то, держаться, когда устала или напугана.
— Я научилась обходиться без того, что не могу сделать сама.
Гейл положила в рот кусочек еще теплого песочного печенья, оно было таким мягким и нежным, что мгновенно распалось на крупинки, позволяя ярче ощутить аромат и сладость. Перед глазами замелькали картинки: они с мамой в кухне что-то пекут, закатанные рукава, руки в муке. Она приходила из школы и сразу направлялась в кухню перекусить. Гейл не знала, что сейчас давало ей успокоение — вкусное печенье или приятные воспоминания, растекающиеся, словно сахарная глазурь. Возможно, мы с удовольствием едим приготовленное для нас, потому что это выражение любви?
— Очень вкусно. Никогда не ела ничего лучше. Соперничать с ним может только вам овсянка. И суп, который подавали вчера на ужин. И, конечно, мясо ягненка. Ах, пожалуй все, что вы готовили, — великолепно. — Гейл поняла, как сильно проголодалась, и отломила еще кусочек. — Наверное, ваша бабушка была права, утверждая, что оно обладает целебными свойствами. Вы не думали написать кулинарную книгу?
В ответ Мэри рассмеялась:
— Учить людей печь песочное печенье? Да его готовят здесь на каждой кухне, никому не нужны мои советы.
— Не соглашусь. — Гейл оглядела остывающие кексы и пироги. — Вы создаете настоящие шедевры.
— Это самая обычная еда, и в наши дни она никому не интересна.
— И с этим я не согласна. Книгу можно назвать «Вкусы шотландского нагорья». Нет, лучше… — Гейл задумалась. Как приятно вновь ощутить интерес и азарт. — Лучше «Предания о шотландской кухне». Вы можете включить и рецепты, и увлекательные истории, подобные той, которую рассказали мне. Нелишними будут и фотографии поместья.
— Кому это интересно?
— Старые семейные рецепты и легенды, передаваемые из поколения в поколение, интересны всем. Советую подумать об этом. Если решитесь, могу поговорить со своим издателем.
— Вы… серьезно? — Мэри плюхнулась на стул.
— Вполне. Я, разумеется, не обещаю, что они ухватятся за идею, но надеюсь, я еще не разучилась видеть потенциал в людях, а у вас он огромен. Может, позже обсудим все подробно, после того как я избавлюсь от головной боли и приду в себя? Я бы с удовольствием отведала ваших замечательных кушаний и послушала истории о вашем детстве и замечательной бабушке. И еще, я думаю… — Гейл воспряла духом, вялость исчезла, а ум активно заработал. — Вы не хотели бы учить людей готовить?
— Учить готовить?
— Лучше, конечно, поговорить с моей дочерью, это скорее ее область компетенции. Например, небольшие группы будут приезжать сюда на несколько дней, чтобы освоить некоторые блюда местной кухни. Мне кажется, такое предложение будет пользоваться спросом.
— Кулинарная неделя, да?
— Возможно, неделя. Или выходные. Например, постояльцы могут сами себе готовить под вашим руководством. Это снизит нагрузку. Можно предложить короткий курс на несколько часов для тех, кто будет приезжать сюда на вечеринку. «Готовим с Мэри». Что скажете?
Мэри опять рассмеялась:
— Я начинаю понимать, как вам удалось многого добиться в жизни.
— Но в самых важных вещах я так и не преуспела.
— Думайте о том, сколь многому вы научили дочерей, а не о том, чего им недодали.
— Пожалуй, вы правы. — Гейл было стыдно признаться себе, как важно слышать слова одобрения и поддержки, заверения в том, что не совершила так много ошибок, как думала. Она еще никак не могла отделаться от неуверенности, смятения и сожаления. Похоже, Мэри это поняла.
— И не забывайте, Гейл, — она положила на тарелку еще печенье, — никогда не поздно начать лепить снеговиков, танцевать и веселиться, печь пироги и встречаться с мужчиной. Никогда не поздно, Гейл.
Саманта
— Не представляю, куда она могла подеваться. Может, вызвала такси и уехала в аэропорт? — Элла перевела дыхание. — И все потому, что я не позволила ей сделать выбор за меня. Видимо, я очень ее огорчила.
Саманта сцепила руки за спиной, чтобы скрыть, как сильно они дрожат. Она была невероятно зла на мать. Зачем изъявлять желание встречать с ними Рождество, если не беспокоишься о счастье и покое детей и внучки? Как можно намеренно расстроить ребенка? Дрожь раздражения накатила с новой силой, и, чтобы отвлечься, Саманта переключилась на сестру.
— Да, мне повезло.
— Нет, это не везение. Встретив мужчину, вы смогли разглядеть в нем достойного человека, знали, какие качества для вас важны, а какие не очень. Это осознанное решение. — Она аккуратно сложила полотенце и положила на стол. — Не думаю, что у меня получится воссоздать нашу семью.
— Нет ничего невозможного. Вы ведь здесь, хотя оказаться вновь в Шотландии было непросто, и у вас сложились отношения с внучкой.
— Я думала только о дочерях, потому и приехала. Но опять все испортила.
— Думаете, дочери не смогут простить вас?
Гейл задумалась о том, как Рождество важно для Эллы.
— Боюсь, что нет. Мой поступок возмутителен.
Мэри расправила плечи.
— А раньше вы не совершали ничего подобного? Не говорили того, о чем сожалели?
— Говорила, разумеется, и не единожды.
— И вы опускали руки и сдавались?
Гейл внимательно посмотрела на Мэри.
— Никогда. На работе я всегда брала ответственность на себя: приносила извинения, старалась усвоить урок, заставляла себя идти дальше. Но в семье все иначе. Намного сложнее.
— Подождите. Никуда не уходите. — Мэри поспешно вышла из кухни, а вернувшись, положила на стол перед ней две книги. — Прочтите их, вам поможет.
«Труд, а не удача» и «Новая сильная ты».
Гейл не знала, смеяться ей или плакать.
— Откуда они у вас?
— Заказала. Броди сказал, что вы известная дама в деловых кругах, мне стало немного страшно.
Впервые за все годы ей стало стыдно за то, что она считала успехом и достижением.
— Мэри…
— Все верно, вы необыкновенная женщина, Гейл. Потому я уверена, вы найдете выход из положения. Что бы вы сказала мне, окажись я на вашем месте?
— Не знаю. Я теперь вообще ничего не знаю.
— Это приступ жалости к себе. Прочтите шестую главу. — Мэри открыла книгу и подвинула ближе к Гейл. — Вы писали, что решения нельзя принимать при усталости, слабости и подавленности, только в приподнятом настроении, будучи полным сил.
Гейл провела рукой по обложке книги «Новая сильная ты».
— Даже неловко открывать. Теперь кажусь себе такой самодовольной и надменной. Написала целую книгу о том, как принять перемены и справиться с собой, а сама не могу сделать ни того ни другого.
— Но вы не пишете о том, что это просто. Более того, не раз утверждаете, что это весьма сложно.
— Видимо, вы не прочитали книгу целиком.
— Я прочитала дважды, Гейл, и могу сказать, что она мне очень помогла. Утром следующего дня я чувствовала себя уверенной, впервые за долгое время. С тех пор как умер Камерон. Я проснулась с надеждой, я вдруг почувствовала радость, размышляя о будущем. И помогли мне вы. Знаете, сколько книг я открыла и швырнула в стену за последний год?
— Вы читали и другие?
— Да. Цеплялась за все подряд. Как утопающий хватается за проплывающее бревно в надежде, что оно поможет спастись. Я искала способ вернуться к жизни, но взгляд мой всегда был обращен назад и никогда — вперед. В интернете я нашла отзывы людей, посещавших ваши выступления, женщин, изменившихся благодаря вам. Вы можете гордиться собой. Знаете, скольким вы помогли, скольких спасли? Вы помогли людям выжить, Гейл.
На глаза вновь навернулись слезы, а ведь они еще были припухшими, а лицо покрыто красными пятнами.
— Знаете, думаю, мне сейчас нужен лук. Помните, вы говорили?
— Ваши дочери и внучка в лесу и в ближайшее время не вернутся. Мы услышим, когда они придут. Не забывайте мой совет: читайте свои книги. — Мэри погладила ее по плечу. — Вы много говорили о дочерях, карьере и ничего о личной жизни, о себе, своих желаниях.
— Моя жизнь — мои дочери.
— И вы никогда не влюблялись?
— Никогда себе не позволяла. — Гейл взяла салфетку и с шумом высморкалась. — Мужчины, конечно, были. Несколько. Но отношения не длились долго. Таков был мой личный выбор. Мне приходилось отдавать всю себя без остатка на создание собственного мира и на то, чтобы не дать ему разрушиться. И я не могла рисковать всем, что имела. — Она помолчала, размышляя. — Я сама себе так объясняла. Скорее всего, причина в страхе перед новыми отношениями.
— Неудивительно, учитывая, через что вам довелось пройти.
— Я привыкла считать себя бесстрашной, а оказалось, что просто не переступала границы мыльного пузыря, который сама и создала.
— Довольно самобичевания и сожалений, Гейл. Вам, наверное, плохо после стольких пролитых слез. Надо поесть. Например, это песочное печенье. Меня научила его печь бабушка, я была тогда приблизительно ровесницей Таб. Она уверяла, что оно способно помочь пережить любые трудности. Когда я приходила из школы с разбитыми коленками, она усаживала меня за стол и наливала стакан молока. Прошло много-много лет, прежде чем я поняла, что печенье вовсе не было волшебным.
— Любопытная история.
Мэри положила несколько штук на тарелку и протянула Гейл.
— И помните, никогда не бывает поздно.
— Для чего?
— Для новых отношений, для любви. Для исполнения желаемого.
— Мне повезло в жизни: я сделала неплохую карьеру. — Гейл отломила кусочек печенья. Аппетита не было, но не хотелось обижать Мэри. Сейчас и не вспомнить, когда к ней относились с таким участием и теплом. В ее мире люди не были добрыми, в нем приходилось бороться за место, а потом за то, чтобы его сохранить. В ее стране нельзя демонстрировать слабость, особенно женщине — это немедленно будет использовано против нее.
— Но ведь не ваша карьера помогает смеяться, страстно хотеть чего-то, держаться, когда устала или напугана.
— Я научилась обходиться без того, что не могу сделать сама.
Гейл положила в рот кусочек еще теплого песочного печенья, оно было таким мягким и нежным, что мгновенно распалось на крупинки, позволяя ярче ощутить аромат и сладость. Перед глазами замелькали картинки: они с мамой в кухне что-то пекут, закатанные рукава, руки в муке. Она приходила из школы и сразу направлялась в кухню перекусить. Гейл не знала, что сейчас давало ей успокоение — вкусное печенье или приятные воспоминания, растекающиеся, словно сахарная глазурь. Возможно, мы с удовольствием едим приготовленное для нас, потому что это выражение любви?
— Очень вкусно. Никогда не ела ничего лучше. Соперничать с ним может только вам овсянка. И суп, который подавали вчера на ужин. И, конечно, мясо ягненка. Ах, пожалуй все, что вы готовили, — великолепно. — Гейл поняла, как сильно проголодалась, и отломила еще кусочек. — Наверное, ваша бабушка была права, утверждая, что оно обладает целебными свойствами. Вы не думали написать кулинарную книгу?
В ответ Мэри рассмеялась:
— Учить людей печь песочное печенье? Да его готовят здесь на каждой кухне, никому не нужны мои советы.
— Не соглашусь. — Гейл оглядела остывающие кексы и пироги. — Вы создаете настоящие шедевры.
— Это самая обычная еда, и в наши дни она никому не интересна.
— И с этим я не согласна. Книгу можно назвать «Вкусы шотландского нагорья». Нет, лучше… — Гейл задумалась. Как приятно вновь ощутить интерес и азарт. — Лучше «Предания о шотландской кухне». Вы можете включить и рецепты, и увлекательные истории, подобные той, которую рассказали мне. Нелишними будут и фотографии поместья.
— Кому это интересно?
— Старые семейные рецепты и легенды, передаваемые из поколения в поколение, интересны всем. Советую подумать об этом. Если решитесь, могу поговорить со своим издателем.
— Вы… серьезно? — Мэри плюхнулась на стул.
— Вполне. Я, разумеется, не обещаю, что они ухватятся за идею, но надеюсь, я еще не разучилась видеть потенциал в людях, а у вас он огромен. Может, позже обсудим все подробно, после того как я избавлюсь от головной боли и приду в себя? Я бы с удовольствием отведала ваших замечательных кушаний и послушала истории о вашем детстве и замечательной бабушке. И еще, я думаю… — Гейл воспряла духом, вялость исчезла, а ум активно заработал. — Вы не хотели бы учить людей готовить?
— Учить готовить?
— Лучше, конечно, поговорить с моей дочерью, это скорее ее область компетенции. Например, небольшие группы будут приезжать сюда на несколько дней, чтобы освоить некоторые блюда местной кухни. Мне кажется, такое предложение будет пользоваться спросом.
— Кулинарная неделя, да?
— Возможно, неделя. Или выходные. Например, постояльцы могут сами себе готовить под вашим руководством. Это снизит нагрузку. Можно предложить короткий курс на несколько часов для тех, кто будет приезжать сюда на вечеринку. «Готовим с Мэри». Что скажете?
Мэри опять рассмеялась:
— Я начинаю понимать, как вам удалось многого добиться в жизни.
— Но в самых важных вещах я так и не преуспела.
— Думайте о том, сколь многому вы научили дочерей, а не о том, чего им недодали.
— Пожалуй, вы правы. — Гейл было стыдно признаться себе, как важно слышать слова одобрения и поддержки, заверения в том, что не совершила так много ошибок, как думала. Она еще никак не могла отделаться от неуверенности, смятения и сожаления. Похоже, Мэри это поняла.
— И не забывайте, Гейл, — она положила на тарелку еще печенье, — никогда не поздно начать лепить снеговиков, танцевать и веселиться, печь пироги и встречаться с мужчиной. Никогда не поздно, Гейл.
Саманта
— Не представляю, куда она могла подеваться. Может, вызвала такси и уехала в аэропорт? — Элла перевела дыхание. — И все потому, что я не позволила ей сделать выбор за меня. Видимо, я очень ее огорчила.
Саманта сцепила руки за спиной, чтобы скрыть, как сильно они дрожат. Она была невероятно зла на мать. Зачем изъявлять желание встречать с ними Рождество, если не беспокоишься о счастье и покое детей и внучки? Как можно намеренно расстроить ребенка? Дрожь раздражения накатила с новой силой, и, чтобы отвлечься, Саманта переключилась на сестру.